Когда начался художественный фильм, Эрна почувствовала, как горячая ладонь сжала ее руку. Хорошо, что в зале было темно и никто не видел
румянца, залившего ее щеки. Если бы их попросили на другой день написать изложение об увиденной ленте, как это иногда практиковалось после
коллективного посещения кино или театра, то их листы остались бы чистыми. Романтическая любовь некой пастушки к испанскому гранду была
ничтожна в сравнении с их дружбой Они ничего не запомнили, но это был лучший фильм из всех, что они видели!
Потом они медленно шли к Брудерштрассе. Возле подъезда ее дома долго стояли молча, нисколько не тяготясь своим молчанием. Кто-то верно
заметил: «Настоящий друг не тот, с кем всегда есть о чем поговорить, а тот, в обществе которого ты можешь молчать, не испытывая
неловкости».
Он пожал ее руку и провел ладонью по локонам спадающих на плечи волос.
– Сегодняшний день стал самым счастливым в моей жизни, – сказал он очень просто, без пафоса и волнения. – К сожалению, на каникулы я должен
уехать, и мы увидимся только после Рождества.
Эрна молчала.
– Ты будешь скучать?
Она встрепенулась.
– Значит, завтра мы не увидимся? Когда ты приедешь?
– На Новый год.
– Когда мы встретимся, – сказала она, – я хочу, чтобы вечером снова шел снег. Давай опять пойдем в «Каир». Там, наверное, все еще будет
идти этот фильм, и мы снова сядем на последний ряд. Ты будешь ждать?
… – Ты знаешь, кто отец этого твоего Петера? – спросила как-то ее мать.
– Какой-то большой начальник
– Вот именно, что начальник. Он что, тебе не рассказывал?
– О чем, мама?
Эрна слегка недоумевала А ведь и правда, они совсем не говорили о родителях.
– Элли, может, не надо? – вступил в разговор отец.
– А что тут такого? Пусть знает.
– И что я должна знать?
В голосе Эрны прозвучали нотки раздражения. «Тоже мне, тайны мадридского двора, – думала она. – В конце концов, плохих людей не возят на
служебных „Мерседесах“. Да и какое мне дело до отца, если я люблю… Петера». Она вдруг поймала себя на том, что мысленно произнесла это
слово.
– Он начальник одного из отделений лагеря Дахау, – продолжила мать, штопая шерстяной носок. – У нас в Красном Кресте о нем ходит дурная
слава.
– Какого еще лагеря? – не поняла дочь.
Она почти ничего не знала о концентрационных лагерях. В школе о них не рассказывали, поэтому еще недавно, когда она слышала слова: «его
отправили в Дахау», ей казалось странным, почему постоянно кого-то отправляют непременно в этот расположенный по соседству с Мюнхеном
городок. Что в нем такого особенного, в этом Дахау? Постепенно до ее сознания дошло второе смысловое значение слова «Дахау», хотя и в очень
туманном виде.
– Что значит «дурная слава»?
– Ладно, хватит об этом, – прервал их разговор профессор, – нечего разводить сплетни. В конце концов, у каждого своя работа.
Ни один школьник, если он, конечно, в своем уме, не станет торопить каникулы, ожидая с нетерпением их окончания. Но Эрна была именно таким
исключением.