Тамара
Мне хотелось поговорить с Тамарой. Но я долго не решалась набрать ее номер.
Она позвонила сама. Приходи, сказала она, поболтаем.
Сначала мы обе были напряжены. Но потом, когда Тамара сварила кофе и мы сели друг против друга - как это бывало прежде, - нас отпустило.
- Как ты? - спросила она.
- Прости меня, если сможешь, - сказала я.
- За что, глупая? Ты тут ни при чем.
- Это правда?
- Правда. Конечно правда.
И она рассказала мне то, чего я не знала.
Что все было хорошо вначале, а потом, месяца через два, она почувствовала, что в тягость Кириллу. Это было для нее невыносимо, она устраивала сцены, чем только усугубляла его неприязнь. Потом, опомнившись, сменила тактику: стала тихой, покорной, почти рабыней. Это тоже не было ему по нраву. Она придумывала разные поводы, чтобы увести его из дому, оторвать от работы. Если они где-нибудь выпивали, она снова была ему нужна. И ее уже не волновало, что нужна она ему только как женщина в постели, а не как друг, спутник на всю жизнь - она хотела привязать его хотя бы к своему телу. Но не получилось - подвернулось более молодое тело.
- Ты уж прости, что я так говорю. Я достаточно узнала его. Боюсь, он и с тобой обойдется так же. - Она усмехнулась. - Хотя у тебя времени побольше, чем у меня.
- Ты уверена, что он такой примитивный, как тебе показалось?
- А у тебя есть аргументы против?
- Я не думала об этом. Я просто чувствую, что он…
- Девочка моя, не доверяй женским чувствам. Тем более когда они под таким мощным прессом, как этот мужчина.
Я не стала ничего отвечать. Мне хотелось одного: удостовериться, что Тамара не держит на меня зла, а еще лучше - что она вовсе освободилась от своей страсти к Кириллу.
Вот он, эгоизм, поймала я себя на мысли, и мне стало стыдно, что мотивом моих переживаний было шкурное чувство, а не сострадание к ближнему…
Мы замолчали и потягивали кофе.
- Ты бросила курить? - заметила я.
- Бросила. Я все бросила. Я хочу уйти в монастырь.
- Не говори глупостей.
- Я серьезно. Но я пойду не в монастырь, а в хоспис. Я уже договорилась. Буду про искусство рассказывать, про Бога, про любовь… Про Божью любовь, конечно.
- Ты - про Бога? - Я не могла сдержать удивления.
- Да, я. Да, про Бога! А ты думала, я конченая безбожница?.. Хотя я и сама так думала. - Она помолчала. - Когда это случилось… у вас с Кириллом, я решила, что убью его… за себя отомщу и тебя спасу. Да-да, не смотри на меня так. Потом подумала, лучше сама сдохну - и возни меньше, и ответственности. Собрала таблеточки… разные-всякие… там были и те, что надо, но маловато… Написала письмецо… и встала почему-то на колени перед этими таблеточками. И почему-то вдруг сказала: Господи, прости. - Тамарин голос задрожал. Она снова помолчала. - И как пошли из меня все мои грехи… связи с мужчинами, аборты… даже то, что я и грехом-то никогда не считала. Вот так. И поднялась я с колен новым человеком. Словно излеченный дальтоник: мир вдруг цветным показался, каким-то невообразимо чистым, контрастным… Не знаю даже, как объяснить. Сестрица говорит, это рождением свыше называется.
Я ушла с легкой душой, благодаря Бога за все, что случилось с Тамарой, и прося прощения за свое малодушие.
На пороге Тамара сказала:
- Если у вас сложится, вы сможете быть счастливы. По-настоящему счастливы. Я желаю вам этого. От всей души.
* * *
- Где была? - спросил Кирилл, целуя меня в прихожей.
И я рассказала ему все.
Кирилл
Ночью он вдруг сказал:
- Я плохой. Я очень плохой. Но я буду стараться стать лучше. Только ты не бросай меня.
- Ты хороший, ты замечательный. И я не брошу тебя. Не говори глупости. - Я крепко прижала его к себе и погладила по волосам. - Я не смогу тебя никому доверить, кто же еще сможет любить тебя так, как я? - Я целовала его лицо. - Ты мой маленький…
Он передернулся.
- Ты что? - испугалась я.
- Никогда не называй меня так. - У него изменился голос.
- Почему?
- По кочану. Не называй, и все. - Он не слишком вежливо вырвался из моих объятий и отвернулся.
- Хорошо. Прости, пожалуйста.
Я подумала, что, возможно, это связано с какой-то его прежней любовью и ранит его. Но тут же вспомнила эпизод, которому не придала большого значения.
Несколько дней назад, вечером, когда Кирилл работал за своим столом, я подошла, обняла его сзади за шею и стала целовать в лысеющую макушку. Я почувствовала, как он сжался и тут же постарался высвободиться.
Тогда я решила, что за рабочим столом он не любит нежностей. Но теперь мне в голову пришла другая мысль.
Случай убедиться в правоте моих подозрений не заставил себя долго ждать.
Как-то в субботу мы пришли из театра и решили перекусить, не устраивая плотного ужина. На десерт Кирилл налил бренди, и мы сидели, потягивая его и обсуждая спектакль. В пьесе упоминался новогодний карнавал, и я спросила:
- Как ты обычно встречаешь Новый год?
- Я ненавижу этот праздник. - Он передернулся. В его голосе зазвучал металл.
- Этого… не может быть! - сказала я удивленно.
- Может, - отрезал Кирилл, и атмосфера напряглась.
Я чувствовала себя виноватой в том, что невольно испортила вечер. Я взяла его ладонь и прижала к щеке. Поначалу напряженная, его рука начала расслабляться. Нет чтобы мне остановиться на этом… Но я сказала:
- Обещаю, я устрою моему мальчику такой праздник, что… - Я не успела договорить.
Кирилл вырвал руку, вскочил и запустил бокалом в стену. Он сделал это с такой силой, что хрусталь разлетелся в пыль.
- Я просил тебя! - Он побледнел, а мне показалось, что он сейчас с размаху ударит меня, и я невольно съежилась.
Кирилл опомнился, бросил мне "прости" - и вышел из комнаты.
"Я просил тебя!" О чем он просил меня? Я не могла сообразить от неожиданности, что произошло, и сидела в оцепенении.
Через какое-то время он вернулся успокоившийся. Присел на корточки передо мной, взял мои руки в свои и сказал, не глядя на меня:
- Пожалуйста, постарайся не обращаться со мной, как с маленьким, мне это неприятно. Это очень сложно объяснить… Просто прошу - запомни это и постарайся.
Я извинилась и пообещала. "Теперь уж я не допущу оплошности", - подумала я - теперь я знала совершенно точно то, что прежде было лишь смутной догадкой. Как с этим быть, я пока не знала. Знала только, что любовь подскажет.
* * *
Прошло полгода. Заканчивался октябрь, приближался день рождения Кирилла. О нем я узнала от Тамары - именно в этот день они и познакомились.
Как-то Тамара ужинала в ресторане с компанией друзей.
Возвращаясь из дамской комнаты, она встретилась глазами с мужчиной, сидевшим за соседним столиком как раз за ее спиной. Она села на свое место, но ей уже было не по себе: затылком она ощущала присутствие человека, чей взгляд словно оставлял физический след на коже - да что я тебе рассказываю! - опомнилась Тамара. Недолго думая, она повернулась к нему с сигаретой, зажатой в пальцах, и сказала: "Вы не дадите мне прикурить?" Он улыбнулся - за ее столиком курили все, - но щелкнул зажигалкой и жестом пригласил пересесть. Он был почти пьян - иначе, сказала Тамара, он ни за что не проговорился бы.
Он налил ей вина и сказал: вот в народе говорят - "в сорок пять баба ягодка опять", а что говорят про мужика?
Тамара спросила: "Это вам сорок пять?"
Он сказал: "Да, вот прямо сейчас".
Она сказала: "Я вас поздравляю".
"Спасибо", - сказал он, и они выпили. "А дальше?" - сказал он.
"А дальше, - сказала Тамара, - не знаю, что говорит народ, а я считаю, что у настоящего мужчины нет возраста, настоящий мужчина и в девяносто - ягодка.
"А я похож на настоящего мужчину?"
"О да! Вы - просто воплощенный образ настоящего мужчины".
Ему понравились слова Тамары, понравилась сама Тамара, а Тамаре понравился он. Почему он сидел в свой день рождения в одиночестве, он объяснил ей позже и сказал: никогда не вспоминай эту дату, я ненавижу дни рождения.
"И Новый год он ненавидит", - добавила Тамара.
"Я знаю", - сказала я.