Сделав несколько шагов и едва не наступив на чьи-то светлые замшевые мокасины, остановилась, подняла голову и оказалась лицом к лицу с высоким, худощавым, очень загорелым мужчиной.
Он стоял слегка ссутулившись, одна рука в заднем кармане узких вельветовых джинсов, другая придерживает перекинутый через плечо такой же пиджак.
Похоже, он здесь не одну минуту и тоже небось насочинял кучу всякой белиберды про огненный кисель и серебряных птиц…
- Простите… - сказала она и прикусила губу в попытке сохранить на лице подобающее женщине ее лет благопристойное выражение.
- Понимаю, - улыбнулся мужчина. У него был низкий глубокий голос.
- Простите… жара… - Она все еще не вполне справилась с собой и потирала пальцем то лоб, то переносицу.
Он улыбнулся одними глазами.
Она продолжала стоять перед незнакомцем, словно прикидывая, с какой стороны его лучше обойти.
- Похоже, мы ждем с вами один и тот же рейс, - сказал он.
- И похоже, не дождемся.
- Вы очень огорчены?
- Я?.. Да, - сказала она, прислушалась к себе и, не обнаружив и тени огорчения, засмеялась. - Неужели не заметно?
- Еще как заметно, - улыбнулся мужчина. - Вас не утешит стаканчик чего-нибудь холодного?
- Можно попробовать. Только… - Она повернулась и посмотрела на часы. - Не опоздать бы на следующий экспресс.
- Положитесь на меня.
И она, не задумываясь, положилась.
Они направились к стойке бара.
- Шампанское? - спросил он.
- Боюсь, для шампанского я слишком голодна.
- А как насчет обеда?
- Не люблю вокзальные рестораны.
- А невокзальные?
- М-м-м… - задумалась она. - Давайте выпьем фанты и обсудим варианты… Ой, простите, не хотела… само выскочило… - Она снова стала потирать виски в борьбе с лицевыми судорогами, которые начинали уже озадачивать.
Незнакомец посмотрел на нее понимающе.
Они сидели друг против друга и потягивали пузырящийся ярко-желтый напиток.
Его ставшая совсем темной в сумраке бара рука играла высоким стаканом в испарине, размазывая по пластику стола влажное пятно.
Красивая мужская рука: костистое запястье, покрытое выгоревшей растительностью, набухшие вены, большая ладонь, крупные длинные пальцы. Надежная рука… И наверняка нежная.
От этой мысли внутри словно покачнулось - да так, что боль, возникшая одновременно с догадкой, осталась почти незамеченной.
- Так что насчет обеда?..
Ей нравился его голос. И манера после каждой фразы поджимать губы, словно он боялся произнести что-то лишнее или незначительное.
- Я не слишком назойлив?
- Нет, не слишком… - сказала она, но, осознав двусмысленность своего ответа, прикрыла лицо и безнадежно замотала головой.
- Это поощрение к дальнейшим домогательствам? - улыбнулся он. - Тогда приглашаю вас пообедать. В невокзальный ресторан.
- Дайте мне немного времени на раздумья. - Она глянула на него, словно ища пощады.
- Ну что ж, прекрасно. - И он отпил из стакана, чуть дольше задержав взгляд на ее лице.
Он заметил, как дрогнули ее веки. Он мог предположить все, что угодно.
А она подумала, что так не бывает.
Она опустила взгляд, скользнув по гладко выбритому подбородку, шее… Распахнутый ворот легкой рубашки, глубокая впадина между ключиц. Темная кожа цвета крепкого кофе со сливками… - и с сахаром, добавила бы она - покрыта густо, как и запястья, золотистой шерстью.
Зрелище бередило, вызывая непонятные ощущения: нечто среднее между удивлением и испугом, растерянностью и виной. Ощущения, меньше всего похожие на волнение, возникающее в душе женщины при взгляде на мужчину, всеми своими качествами отвечающего тому единственному образу-эталону, который запечатлен по воле Творца на тайных страницах каждой души - в глубинах подсознания, сказал бы понимающий в таких делах.
Ощущения и вправду были странными. Даже если не говорить о том, что мир для нее уже давно перестал делиться на мужчин и женщин. Для нее мир уже давно просто перестал. Перестал быть. Перестал быть замечаемым.
Вот только жара…
Конечно, он тоже разглядывает ее. Пусть.
Да, не красавица. Разве что волосы - густые и рыжие, до сих пор ни разу не крашенные, да фигура - все еще стройная, спортивная… В свое время интуиция формирующейся женщины подсказала, что красота формы - вещь весьма относительная и, не будучи наполнена содержанием, ничем не примечательней пустоты. Жизненный опыт перевел эту мысль в разряд непреложных истин. Она выбирала содержание.
Да, немолода. Хотя… что такое - молода, не молода? Вчера ей было сто двадцать восемь…
Стоп! Это было еще полчаса назад. А сейчас… сейчас ей не больше двадцати пяти. Что же это все-таки происходит?..
Как бы то ни было, хороший вкус и чувство стиля - категории вневозрастные, и в свои тридцать девять она в полном порядке - от ногтей и до духов.
Ее визави тоже не лыком шит. В смысле вкуса и стиля.
Возможно, эта заслуга принадлежит не ему: ведь мужчина - лицо его женщины. В таком случае его женщине - пять. Можно даже пять с плюсом: так тонко подобрать цвет костюма и рубашки к цвету волос и кожи… и даже глаз!..
Вероятность наличия женщины в жизни данного конкретного мужчины легкой тенью скользнула по ее душе, и та дрогнула.
Тень… Душа…
Для наличия тени необходим свет.
Чтобы дрогнула душа, она должна быть…
Непонятное состояние никак не удавалось ухватить - оно вспархивало, словно бабочка из-под пальцев, вот-вот готовых сомкнуться на чутких крыльях.
Улучи она минутку для раздумий - можно было бы разобраться: и откуда этот беспричинный смех, и почему она, против своего обыкновения, так легко вступила в отношения с незнакомым мужчиной, почему так жадно ловит его скупые слова - только бы услышать этот голос, вглядывается в глаза с легким прищуром, словно укрывающим то, чего не должны видеть другие…
Нет, у нее не хватит терпения дождаться, когда эта мимолетность потеряет, наконец, бдительность.
- Я отлучусь, - сказала она, оставив недопитый стакан.
В большом зеркале она увидела отражение и не сразу поняла, что это она.
Это - она. Такая, какой была когда-то: со смешинкой в глазах, готовая проказничать и дурачиться, только дай волю, обожающая джинсы с майками и развевающиеся волосы…
И тут же почувствовала боль… Нет, скорее эхо ее - отдаленное и глухое. Так болит зашитая врачом и давно зажившая рана, если на нее надавить посильнее: какой-нибудь нерв да остался нарушенным - она помнит, как принималась теребить шрам на разбитом в детстве подбородке, чтобы сосредоточиться.
Отзвук далекой муки поставил все на свои места, чуть затуманив блеск глаз.
Отстегнув заколки, она провела расческой по волосам и вернулась за столик.
Из-под густых бровей улыбались продолговатые зеленые глаза, и ей показалось, что они обрадовались ее возвращению. И еще ей показалось, что она тоже обрадовалась им.
Она допила свою фанту.
- Повторим? - спросил он.
- Боюсь, нам пора - вдруг там очередь.
- Вы про автобус?
- Да.
- Могу я предложить вам место в своей машине?
Она улыбнулась:
- Спасибо.
- Спасибо - да, или спасибо - нет?
Ее веки снова дрогнули, и он снова заметил это.
- Спасибо - да, - сказала она.
И подумала: не слишком ли много совпадений?
- Тогда тронемся? - сказал он.
- Кое-кто, кажется, уже тронулся…
Он улыбнулся:
- Затаримся в дорогу?
- Затаримся.
- Ну что ж, прекрасно. Вам снова лимонную?
- Да… спасибо… то есть - пожалуйста… в смысле, спасибо - да. - Она засмеялась, как смеялась раньше, когда-то давно-давно…
Но ей больше не казалось неприличным быть собой с этим незнакомым мужчиной.
На первом этаже было людно, шумно и совсем жарко.
Они пробирались сквозь толпу и кучи багажа - большая группа растерянно улыбающихся людей, похожих на скандинавов, заполнила пространство у выхода.
Она шла сзади. Он порой оглядывался и подавал ей свободную руку, балансируя другой - с двумя стеклянными бутылками и перекинутым через нее пиджаком.
Приятно было касаться его ладони - большой и крепкой.
В дверях он неожиданно привлек ее к себе. Лицо оказалось прижатым к его шее - она только успела заметить квадратного верзилу с двумя чемоданами на плечах, пролетевшего мимо, не разбирая дороги, и едва не снесшего ей голову.
- Простите, - сказал ее спутник и опустил руку. - Я не слишком напугал вас?
- М-м-м… - Она хотела пошутить: что-нибудь по поводу спасенной им прически, но побоялась, что не совладает с голосом.
Порывистое движение отпечаталось на ней, как на куске сырой глины: рука, обхватившая плечо, ладонь на щеке, напряженные мышцы торса. А запах его парфюма, разогретый теплом кожи, невидимой кисеей пристал к ее лицу и волосам.
Дойдя до стоянки, она вполне оправилась от смятения, а увидев машину, дожидавшуюся их, и вовсе развеселилась:
- Вы подбираете попутчиков в тон своего автомобиля?
Светлая серо-зеленая "семерка" была почти одного цвета с ее легким шелковым костюмом.
- Думаю, отпираться глупо, - сказал он.
Его губы сжались в прямую черту с легким изломом посередине, а за ними, где-то в глубине, прокатился мягкий тихий гром.