В Вилегодском районе Архангельской области, судя по записи писателя и краеведа Л. А. Полушина, о подобных запретах судили так: "Не провожай гостя с сором, не выметай сор, когда человек идёт из избы, – накличешь ссору". Это поверье, помимо прочего, связано с созвучием слов "сор" и "ссора" (можно даже предположить, что эти слова однокоренные). Похоже, что и нынешнее обыкновение по возможности не трогать домашние вещи умершего человека ("оставить всё, как было при нём") может корениться как в побуждении особо выделить вещи покойного (и, если можно, избавиться от них), так и в подспудном ощущении, что эти вещи – нечто вроде знаков его присутствия, при сохранении которых остаётся и надежда на общение с ним. С другой стороны, например, во Владимирской губернии в конце XIX в. в первый же день после похорон было принято мыть пол, чтобы "не пахло покойником". Г. И. Кабакова, изучавшая славянские народные представления об обонятельных впечатлениях и образах умирания и смерти, писала: "Запаху смерти приписывается разрушительная сила, которая опасна не только для ближайшего окружения покойника, но и для всего сообщества. Запах смерти заразителен". Она так комментировала свидетельство о скором мытье пола после похорон: "По возвращении с кладбища семья занимается очищением дома от следов пребывания покойника. Если запах первым оповестил о приближении смерти, то он же последним покидает дом". Однако, кроме такого, очистительного, аспекта, мытьё пола может рассматриваться и в контексте "выпроваживания". Когда кто-то из семьи был в пути, то, чтобы его путешествие совершилось благополучно и он мог вернуться в свой дом, нельзя было "заметать" или "замывать" ему дорогу. А чтобы покойник, которого перевезли на кладбище, упокоился там и больше не приходил, требовалось поскорее сделать уборку. Тем более что для такой уборки во Владимирской губернии не просто мели пол, а мыли его, тоесть использовали воду. Вода же играла важнейшую роль в погребальном обряде. М. Менцей, которая специально изучала этот вопрос, не соглашалась с распространённым убеждением учёных, будто вода в таких обрядах являлась лишь средством магического разграничения иотгораживания мира мёртвых от мира живых. По её мнению, всё сложнее: вода могла быть и местопребыванием души покойника, и связующим звеном между двумя мирами. Но и она не отрицала, что, кроме этих двух уровней восприятия водной стихии, был и третий: а именно такой, когда вода являлась разделителем мира живых и мира мёртвых, знаком размежевания двух этих состояний.
По словам Т. Б. Щепанской, изучавшей домашние запреты при провожании, "после отъезда кого-либо из обитателей весь его дом оказывался в символической зоне отчуждения: из него в день отъезда ничего никому не давали и не одалживали, старались ничего не выносить и даже не выметать сор. Соприкоснувшись с дорогой, дом временно утрачивал некоторые свои качества: обычные домашние действия – уборка, стирка и проч. – оказывались под запретом". Она ставила эти запреты в контекст, так сказать, "соприкосновения с дорогой", а "дорога", в противоположность "дому", была, согласно её концепции, сферой внешней, опасной, смертоносной.
А. А. Потебня отмечал, что "в Малороссии есть обычай, выпроводивши кого-нибудь из близких, пить за его счастье в дороге, что называется "гладить дорогу"". Он объяснял это так: "У всех славян распространено сближение пути со смертью. ‹…› Связь между умершими и отправившимися в путь, с одной стороны, и живыми, оставшимися дома, с другой, не прерывается, и чувства последних отзываются в тех. Отсюда "гладить дорогу" может значить веселить себя и тем облегчать разлуку тому, кто уехал".
Этот обычай известен не только при отправлении в далёкий путь. Например, в центральной Украине в середине XIX в. при начале июньских сенокосных работ хозяйка, отправив косарей на луг с большим количеством угощения и выпивки, тут же вместе с соседками начинала варить им обед, чтобы затем, как было принято, самой прийти с едой к работникам. При этом женщины не только готовили работникам обед, они собирались ещё и для того, чтобы "погладить косарям дорогу". Интересно, что украинский этнограф М. А. Максимович (1804–1873), рассказывая об этом, даже не пояснял это выражение, хотя он писал по-русски и имел в виду, прежде всего, русского читателя. Понятно, что путь косарям был недалёк. И привычка "гладить дорогу" отправлявшимся на покос означает, что этот обычай приурочивался также к выходу из дома для какого-либо важного, ритуально значимого дела.
Но и с ситуацией смерти это также бывало связано. Так, в разных местах Русского Севера при похоронах впереди процессии шла женщина, которая не являлась родственницей умершему. Первому попавшемуся навстречу человеку она передавала отрез ткани или деньги, говоря: "Помяни новопреставленного раба Божия (имярек)". Считалось, что эта милостыня "чистит, гладит покойнику путь-дорожку".