А в простом народе было принято перед отправлением в путь прощаться, низко, "в ноги", кланяясь, – то есть просить прощения за вольные или невольные грехи, чтоб оставшиеся дома близкие "не поминали лихом". Распространённое обязательное выражение "не поминайте лихом" укоренилось настолько, что повсеместно бытует и ныне. Сходным образом прощения просила у близких и женщина, чувствовавшая приближение родов. Если роды были трудными и затягивались, то и она сама, и её мужобращались к пришедшим односельчанам: "Простите меня!" В общем, дальняя дорога, подобно трудным родам, воспринималась как тяжёлое и опасное для жизни испытание (да и сами роды представлялись чем-то вроде тяжкого и опасного пути – и для младенца, и для роженицы).
У русских Вятского края в XX в. получение напутствия, благословения на дорогу или на какое-либо иное предприятие выражалось словами "бласловить(ся)", "басловить(ся)", "бласловенье", "басловленье", "бласловление". Говорили: "Басловился ли ты у матери в дорогу? – Дала крестик на басловление"; "Этот крестик тебе даю на бласловенье от матери"; "Без родительского басловенья не будёт тебе пути"; "Ну, давайтё, бласловесь, поехали потихонькю".
А нищая братия, благодаря за полученную милостыню, непременно призывала Божье благословение доброму человеку на случай путешествия "по путям по дорожкам / и по чужим дальним сторонам…". Или так:
Сохрани и помилуй
При пути, при дороге,
При тёмной при ночи!
От бегучего от зверя,
От ползучего от змея.
Закрой его, Господь Бог,
Своею пеленою!
От летучего от змея,
При пути его, при дороге,
Сохрани его, Господь Бог!
Примечательно, кстати, что в перечень опасностей попадал и "летучий змей" – явный образ мифологически понимаемого зла.
Вообще же в исполнявшихся нищими странниками и каликами перехожими духовных стихах тема дороги, осмыслявшаяся с точки зрения человеческой судьбы и суда Божьего, весьма выразительна. "Вы", то есть грешные души, обрекаемые на вечные муки, – это, в частности, те, которые при земной своей жизни ходили неверными путями:
И вы в Божию церковь не хаживали,
Заблудящим дороги не показывали
И вы мёртвых в гробах не проваживали.
Нетрудное, но зачастую спасительное побуждение – показать дорогу "заблудящему" – осмысляется здесь в переносном, в религиозном смысле как возможность "направить на путь истинный", "открыть глаза", привести к свету истины. Такая метафора, очевидно, подкреплялась и распространёнными легендами о том, как Бог (Христос, Богородица, святой Николай и т. п.) в виде простого человека, нищего, странника ходил по земле и как по-разному на него реагировали встречные. Например, в Полесье, в д. Присно Ветковского района Гомельской обл. в 1982 г. была записана легенда о том, как женщина не показала дорогу странствующему Господу: "И шоў гасподь па дарозе, а жэншчына жыта жала. А ён спрасиў: "Пакажы мне дарогу". А ана яму рукой махнула: "Мяне врэмэни нема". И ён казаў: "Дак нехай тебе век не буде врэмэни!""
Указать путь страннику – действие обыденное, но при этом и символическое, религиозно значимое, ставшее частью народно-православного этикета.
Знаток удмуртских обычаев Г. Е. Верещагин подробно описал, как в ночь на Великий четверг – на 6 апреля 1889 г. – в удмуртской д. Ляльшур Шарканского прихода Сарапульского уезда Вятской губернии он, будучи священником, в качестве наблюдателя принимал участие в "слушании" (то есть гадании по доносящимся звукам о том, что может случиться в течение года). Одним из мужиков среди собравшейся идти за околицу "слушать" компании был С. И. – человек зажиточный и опытный.
"…С. И. начал давать нам "наставления" относительно того, что мы ничуть не должны нарушать правил гадания, т. е. чтобы ни идя, ни выслушивая, не издавали бы никаких звуков, а в случае надобности объяснялись бы мимикой. Наконец, когда он кончил свои наставления и предупреждения, взял кочергу, а Е. отдал косу, чтобы провести ей вокруг себя черту на месте выслушивания. Потом он сел на лавку, давая тем пример нам, чтобы сели и мы. Я не хотел сесть, думая, что это по отношению ко мне, как стороннему, не имеет важного значения. Но когда он сказал, что без этого нельзя идти выслушивать, я поневоле должен был покориться.
– Ну, ребята, идём, – сказал он. – Да смотрите, ничуть не издавайте никаких звуков, – повторил он свои наставления. – Говорить можно после, а теперь нельзя, – добавил ещё он.
С этими словами он встал и, сказав: "Остэ, Инмарэ" (благослови, Господи), пошёл к дверям.
– Зачем говоришь "Остэ"? Ведь выйти надо не благословясь, – заметил кто-то.
– Нельзя, брат, без этого! – сказал он. Пускай кто как хочет, так и делает. Но я теперь без этого на улицу не выйду. Как знать? Неровен час – встретишься с колдуном или с самим шайтаном; а благословясь безопасно. Хотя прежде старики и выходили не благословясь, но те времена прошли".
Для уважаемого, знающего местные традиции крестьянина благословение при выходе из дома – всё равно как словесный оберег от колдуна или шайтана. Хотя, действительно, выходить на гадание, по народным представлениям, лучше бы без призыва к высшим силам. В заговорных текстах путь за желаемым так и изображается: "Выйду не благословясь…" Быть может, он принимал в расчёт, что с ними в компании священник (пусть даже интересующийся всякими нехристианскими обрядами). Отметим в этом рассказе и указание на обычай присесть перед выходом на серьёзное дело, который касался всех присутствующих.
А у менее христианизированных по сравнению с удмуртами марийцев имелись специальные, оберегающие путников "божества дороги" – Корнымбал Юмо, Корно Юмо. К ним и им подобным мифологическим персонажам обращались при выходе из дома с просьбами о благополучном и безопасном пути.