Впрочем, никто из подростков явной такую победу не называл, все понимали, что Клыч просто нашел способ преодолевать сокрушительные удары Рыбьей Крови, и только. Тем не менее Дарник чувствовал себя крайне неловко и на какое-то время перестал мериться со столь неудобным противником силами.
К середине лета, однако, значение всех единоборств резко упало. Парней постарше гораздо больше стали занимать игры вместе с девушками, где можно было участвовать в догонялках, прыгать через костры и иметь повод прикоснуться друг к другу. Дарник не видел в таком веселье особого смысла и предпочитал не участвовать. Клыч тоже держался в стороне, но уже в силу своего легкого заикания, которого он перед девушками стеснялся. И вот, часто оставаясь вне игр, они как-то с Дарником случайно разговорились. Выяснилось, что Клыч тоже умеет читать и мечтает вырваться за пределы непролазных лесов в другую жизнь. Вдвоем подготовиться к ней, то есть стать умелыми бойниками, казалось гораздо сподручней, и из постоянных противников они очень быстро превратились в закадычных напарников.
Несмотря на юный возраст, им уже было чем поделиться друг с другом: Клыч обучал товарища, как владеть левой рукой наравне с правой, а Дарник – своим приемам кулачного боя. Вскоре у них появилось излюбленное место, где они могли в уединении сколько угодно упражняться во владении любым оружием. Как-то Дарник рассказал приятелю о ловких воинах Востока, которые могут ловить пущенные в них из лука стрелы. Насчет перехвата пущенных стрел ничего так и не вышло, но вот ловить брошенную с десяти шагов сулицу они оба спустя какой-то месяц научились.
Иногда Клыч тайком приносил зазубренный отцовский меч в потертых ножнах. Наверное, истинный гридь постыдился бы такого оружия, но для подростков оно представляло собой целое сокровище. Руки сами тянулись к рукоятке, приучаясь не столько даже к тяжести меча, сколько к перетеканию его тяжести в собственной руке в разных положениях и ударах, чего никогда не бывало с деревянными мечами. Порой Дарник привязывал меч к двухаршинному древку, и тогда у них получалось настоящее лепестковое копье, постигать возможности которого было особенно здорово.
В обмен на убитого оленя Вочила выковал Дарнику малую секиру и снабдил ее древко, а также древко клевца своими излюбленными ребрами жесткости. И они с Клычем долго пытались выяснить, какое из двух оружий сильней. Кузнец оказался прав – сильней получалось то оружие, которым искусней владеешь. Уразумев это, оба приятеля уже не столько мерились силами, сколько придумывали и осваивали новые приемы ударов и защиты.
Когда приходила усталость, они валились на траву под деревом и без конца говорили о ратном деле. Если Дарник много знал от Вочилы и из своих свитков, то Клыч помнил все рассказы о военных походах каменецких стариков. Стрелы с привязанными свистульками перемежались у них с пиками, снабженными флажками (будучи брошены в большом количестве, они издавали устрашающий гул), напитки, вызывающие нечувствительность к боли, сменялись сигналами, посредством которых можно на поле боя управлять целыми ватагами и сотнями. И всегда они оказывались бравыми воеводами и с легкостью громили противника в любом количестве.
Однажды Дарник поведал другу о своем заветном желании: возродить древние двуколки-колесницы, которые, ощетинившись острыми косами, врезались бы в ряды неприятеля. Клыч пришел от его идеи в совершенный восторг, и они даже приступили к ее осуществлению, чтобы отправиться наниматься в княжеское войско на своем особом средстве передвижения. Остановило их лишь внезапное открытие, что дальше пастбищ Каменки они на нем никуда не двинутся.