Потом с заметным усилием шевельнул кистями рук и выпрямил на правой средний палец, как будто, предчувствуя общение с жителем двадцать первого века, решил вы. разить к нему отношение известным американским жестом.
На среднем пальце его левой руки электрической искрой блеснул сапфировый перстень.
* * *
— А теперь послушайте меня, гражданин Беляш! — говорил Андрей Теменев, упершись спиной в замшелый обелиск. Ему уже изрядно надоело отбиваться от непрекращающихся наскоков Алексея Илюхина.
— Почему я должен тебя слушать, а не ты меня? — подозрительно проворчал Белый. — И не Беляш, а Белаш!
— Потому что у меня есть вот это, — сунул патриоту под нос железного «Макарова» Теменев, — а еще потому, что ты треплешься уже больше часа. Теперь вот что. Я не знаю, где мы, и ты не знаешь. Этот твой историк утверждает, будто в Древнем Риме. Да хоть в Туркмении. Главная сейчас задача — не окочуриться тут поодиночке, это ты можешь понять? Нам надо держаться вместе, потому что твой историк может разобрать, что здесь творится, а этот мой взяточник несчастный со своей бабой шпарит по-местному как по писаному.
— Это не его баба. Это моя жертва.
— Я тебе дам «жертва»! — угрожающе потряс пистолетом сотрудник ФСБ. — Нас тут семеро, из которых трое несовершеннолетних. И если тут хоть одна сука начнет жертвы приносить… Это у тебя укладывается в твоей дурной башке, или повторить?
— Мне нужно в Чудь, — мрачно пробурчал Белаш.
— Заколебал ты меня со своей Чудью! Мало ли куда тебе нужно? Я тебе говорю, что нам всем нужно. Сейчас организованно идем допрашивать пленных. Не бьем их и ушей не отрезаем. Пойми ты, что если к местным властям мы вломимся по одному, то нас упрячут в психушку, а если все вместе…
— Властям… — презрительно зацепился Белаш. — Мент, он мент и есть.
— Товарищи!
С холма, почти уже невидного на фоне быстро темнеющего небесного ультрамарина, быстрыми шагами спускался Хромин-младший. Его борода восторженно торчала в разные стороны.
— Товарищи, я могу, конечно, ошибаться, но, судя по всему, мы с вами на легендарной Аппиевой дороге.
— Просто на ушах висит, — согласился Андрей.
— Ну как же! — изумился историк. — А где же, по-вашему, Спартака распяли?
— Это не Спартака распяли, — привычно возразил Белаш, — это римская католическая церковь пыталась мифологизировать деяния православного Христа.
— Все! — скрипнул зубами Андрей Теменев. — По-хорошему вы не хотите, а я уже не могу» Я пошел допрашивать. Хотите — идите со мной, не хотите — идите в задницу. Но если кто-нибудь тронет хоть одного переводчика, я эту сволочь самолично пристрелю. Dixi [8] !
Он двинулся между известняковыми плитами, и навстречу ему из кустов бузины выбрался Алексей Илюхин, на ходу застегивая черные, подвернутые у ботинок джинсы. Лик юноши свидетельствовал, что все враждебные поползновения забыты.
— Что, понос? — злорадно осведомился Андрей, оглядываясь через плечо. Белаш и историк шли следом. — Вы меня слушайте, слушайте, здоровее будете!
Вопреки ожиданиям, у памятника с изображением солнца ни Хромина-старшего, ни его названой супруги не оказалось. Все огляделись. Кругом были все те же покой и тишина, только небо над головой стремительно становилось ультрамариновым. На западе слоями томатного сока в любимом и Теменевым и Белашом коктейле «Кровавая Мэри» горели полосатые облака.
— Дмитрий Васильевич! — вкрадчиво позвал Андрей. — Эй, Дмитрий Васильевич! Идите к нам, Дмитрий Васильевич, нам нужен ваш язык.
Тишина. Только где-то завел свою ночную песню чибис.
— Еще не хватало, чтобы этот придурок сбежал, — мрачно сказал Теменев. — Вроде интеллигентный человек, должен бы понимать.
— В жизни Димка не был интеллигентом, — сурово, словно вернувшись мыслями в старую квартиру на втором этаже, сообщил Святослав Хромин.