И ежели он птица, то не простая – орел!
– Так ты служишь у графа Кантабрийского?!
– Да, сударь. У его высочества, – ответил крестьянин, особо подчеркнув титул своего господина.
Вельможа обрадовался: вот так удача!
– Прекрасно! – с явным облегчением произнес он. – Нам, оказывается, по пути. Я, видишь ли, тоже еду к дону Фелипе.
– Вот как, – вежливо сказал крестьянин. – Сеньор дон Фелипе будет рад такому гостю, как ваша милость.
– Да уж, надеюсь, – сказал вельможа и спешился. – Если хочешь, можешь повесить сумку на луку седла, – предложил он крестьянину. – Вижу, ты славно поохотился.
– Так, стало быть, ваша милость собираетесь идти пешком? – спросил крестьянин.
– Да, – кивнул вельможа, – мы пойдем вместе. – Он немного помедлил, затем добавил: – И вообще, зря ты бродишь по лесу один. Не ровен час, нарвешься на разбойников.
Крестьянин украдкой ухмыльнулся: нетрудно было раскусить наивную хитрость этого спесивого господина.
– Однако же, ваша милость, дорога к замку неблизкая. Лучше бы вам поехать вперед, а то пока мы доберемся...
– Сам знаю, что далеко, – раздраженно оборвал его вельможа. – Но я весь день провел в седле и хочу малость поразмять ноги.
– Воля ваша, сударь, – сказал слуга Филиппа. – Мне-то что.
И они пошли.
– А как тебя зовут, человече? – спросил вельможа.
– Гоше, к сведению вашей милости.
– Гоше? Странное имя. Ты откуда?
– Да здешний я, сударь, здешний. Это их высочество дали мне такое имя. Сказали, что прежнее им трудно выговаривать.
– Ага. Судя по произношению, ты баск.
– Ваша милость угадали.
– И ты согласился переменить имя?
– Согласился, ваша милость, с радостию согласился. Ведь сеньор дон Фелипе освободил меня, и теперь я служу ему как свободный человек, а не как раб.
– Да, да, что-то такое я слышал. За выкуп.
– Сеньор дон Фелипе всех освободил. Сперва за откупную, а у кого не было чем платить, тех их высочество позже освободили задаром. И меня в том числе...
Они шли не спеша, наслаждаясь приятным вечером и непринужденно беседуя. Против ожидания, молодой вельможа обнаружил, что ему доставляет удовольствие общение со слугой-крестьянином, в котором за внешним простодушием, несколько нарочитой грубостью и неуклюжестью речи скрывался незаурядный, живой и хитрый ум. Со своей стороны, крестьянин заключил, что его знатный спутник не так уж надменен и спесив, как пытался показать это в начале их знакомства. Скорее всего, к такому поведению его принуждало занимаемое им высокое положение, а по природе своей он был довольно мягок, добр и сердечен. В общем, оба остались довольны друг другом и даже не заметили, как оказались у ворот новенького опрятного замка на берегу реки Эбро.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и вокруг начали сгущаться сумерки. Крестьянин провел вельможу в дом сеньора, где поручил его заботам юного пажа с необычайно серьезной миной на лице. Молчаливый паж препроводил гостя в просторную гостиную на первом этаже и вежливо попросил его немного подождать, пока он доложит о его прибытии.
Когда паж ушел, вельможа снял с себя дорожный плащ и шляпу, аккуратно положил их вместе со шпагой в ближайшее кресло и неторопливо осмотрел комнату. Затем он подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене между окнами, пригладил всклокоченные темно-каштановые волосы и подкрутил свои пышные черные усы.
Вскоре в дверях гостиной появился плотный, преклонного возраста мужчина в сутане священника.
– Мир вам, сын мой.
Гость резко повернулся на голос и ответил, перекрестившись:
– И вам мир, отче преподобный.
– Прошу прощения, сударь, – сказал священник, жестом приглашая молодого вельможу садиться. – Сеньор дон Фелипе сейчас в отлучке, так что боюсь, что весь сегодняшний вечер вам придется довольствоваться моим скромным обществом.