Она вспыхнула где-то внутри черепа огненным цветком, обжигая измученный мозг прозрачными лепестками. Еще боль, еще, еще сильнее… И прокуренный ноготь навис над браслетом, а стоит далеко, никак не достать, сука, спокойно, не фокусировать взгляд, не смотреть ему в лицо — Женька и бровью не повел в сторону ублюдка, стал медленно заваливаться на бок, как будто снова хотел лечь, и, запрокинув руки, стиснул в ладонях голову. Высокий поддержал его под мышки, грубо встряхнул и посмотрел в бессмысленные, пустые Женькины глаза.
— Ну что, манекенчик? Больше драться не будешь? Нет? Ты у нас теперь работать будешь. Пока не сдохнешь. Пошли, животное.
— Ты его не обижай. Он мне два литра чистого дохода принес.
Высокий с маху, но не особенно сильно, хряпнул Женьку по щеке.
— А мне убытки. Пить хоть вместе будем?
— Нет, милый. Что это за выигрыш, если пить вместе. Это совсем чепуха, это наперегонки получится.
Они расслабились. Они оба расслабились, и ничего уже не ждут. Это Женька понял совершенно точно, хотя напал бы в любом случае, так как чувствовал: эти несколько минут — все, что у него осталось.
Его почти что волокли, подхватив под локти. Лязгнула, закрываясь, тяжелая дверь. Поднялась и опустилась мощной конструкции решетка. Белобрысый аккуратно запер ее на ключ. Коридор с одним окошком в дальнем конце и длинным рядом неоновых лампочек под потолком, светлый, чистый коридор— и множество дверей с глазками. Ноги у Женьки старательно заплетались, белобрысый его поддерживал. Ничего похожего на наручники, и это очень хорошо — Женька только в фильмах видел, как их запросто открывают иголками и скрепками, на практике это могло оказаться намного сложнее. Теперь бы еще чуть-чуть удачи…
Что это? Навстречу им катилась тележка, с нее свисала рука; тело закрыто окровавленной простыней. Тонкая рука, женская, длинные пальцы. Правая рука. Юлька, его Юлька в детстве обварила руку кипятком, так что следы остались; вот только какую. Господи, правую или левую?
— Эй, ты что уставился?
Палец офицера впился в кнопку на запястье одновременно с точным ударом ноги скалолаза. Голова Мержева мотнулась в сторону, тело обмякло, и весь он, как тряпичная кукла, осел, обвалился на пол. Женька скорчился, болевой шок скрутил его в дугу, но длилось это всего одно мгновение; в следующую долю секунды он уже разогнулся, уходя от страшного свинга в висок, и подсечкой, одновременно с рубящим ударом ладони свалил белобрысого на пол. Жесткий удар ноги в лицо отключил и второго санитара, но уже набегал третий, тот, что вез тележку— опережая Женьку, он брызнул в него из баллончика… Женька даже уклоняться не стал, «гусеница» работала великолепно— в солнечное сплетение, в печень и локтем с разворота в спину. Удар в затылок был уже лишним.
Прошло около четырех секунд. Женька оглянулся в оба конца коридора. Тихо. Похоже, что внимания они не привлекли. Это несколько минут. Так. На всякий случай надеть на голову их округлый обруч-гребешок. Маловат, но сгодится. Не помешает. Теперь тележка. Он сдернул простыню. Марта. С трудом, но ее можно было узнать. Тело в кровоподтеках, лицо изуродовано страшным ударом, проломлены височные кости. Уже остыла. Под ногтями запеклась кровь; она пыталась драться. Одежды на ней не было. Это даже не опыты. Скоты.
Женька снял браслет с руки офицера. Тот застонал.
Женька аккуратно взял его за плечи и ударил головой о стену.
Так, спокойно. Оружия нет. Черт. Ни у кого оружия нет, одни баллончики. Хотя… Что это у нас в рукаве… Ага, ножичек. Пижон. Ничего себе, ножичек… Ладно. Давай его сюда вместе с застежкой. Удобная штука. Та-ак… А для чего эти щипчики на поясе? Очень кстати. Не придется вам носы отрывать. Судя по всему, инструмент именно для этого и предназначался.