Биант с другими горожанами уходил из взятой неприятелем Приены. Каждый тащил с собою все, что мог, один Биант шел налегке. "Где твое добро?" – спросили его. "Все мое – во мне", – отвечал Биант.
Питтак справедливо правил Митиленами десять лет, потом сложил власть. Народ наградил его большим земельным наделом. Питтак принял только половину и сказал: "Половина больше целого".
Клеобул и его дочь Клеобулина первыми в Греции стали сочинять загадки. Вот одна из них, ее разгадает всякий:
Есть на свете отец, двенадцать сынов ему служат;
Каждый из них родил дочерей два раза по тридцать;
Черные сестры и белые сестры, друг с другом несхожи;
Все умирают одна за другой, и все же бессмертны.
Хилон говорил: "Лучше решать спор двух врагов, чем двух друзей: здесь сделаешь одного из врагов другом, там – одного из друзей врагом". Кто-то похвалился: "У меня нет врагов". – "Значит, нет и друзей", – сказал Хилон.
Солона спросили, почему он не установил для афинян закона против отцеубийства. "Чтобы он не был нужен", – ответил Солон.
Кроме того, семерым мудрецам, вместе и порознь, приписывали и другие уроки жизненной мудрости. Вот некоторые их советы:
Не делай того, за что бранишь других.
О мертвых говори или хорошо, или ничего.
Чем ты сильнее, тем будь добрее.
Пусть язык не опережает мысли.
Не спеши решать, спеши выполнять решенное.
У друзей все общее.
Кто выходит из дома, спроси: зачем?
Кто возвращается, спроси: с чем?
Не чванься в счастье, не унижайся в несчастье.
Суди о словах по делам, а не о делах по словам.
Вы скажете, что это и так все знают? Да, но все ли так и поступают?
Впрочем, ведь и сами мудрецы, когда их спросили, что на свете труднее всего и что легче всего, ответили: "Труднее всего – познать самого себя, а легче всего – давать советы другим".
Мудрецы отвечают на вопросы
У писателя Плутарха есть сочинение под заглавием "Пир семи мудрецов". Там описывается, как однажды Периандр, управлявший Коринфом, созвал у себя всех мудрецов и других ученых мужей, как они угощались и вели между собою умные речи.
Среди гостей были двое, с которыми мы скоро познакомимся поближе: скиф Анахарсис и фригиец Эзоп – дикарь-мудрец и раб-мудрец. Грекам приятно было оттенять высокую мудрость своих знатных законодателей
простым здравым смыслом пришельца из варваров и выходца из народа.
Повод для беседы был такой. Эфиопский царь и египетский царь спорили за одну пограничную область; и вот, чтобы не воевать, они решили состязаться, задавая друг другу загадки. Египтянин задал девять вопросов: что всего старше, что всего прекрасней, что всего больше, что всего разумней, что всего неотъемлемей, что всего полезнее, что всего вреднее, что всего сильнее и что всего легче? Эфиоп ответил: "Старше всего время; прекраснее всего свет; больше всего мироздание; разумнее всего истина; неотъемлемей всего смерть; полезнее всего бог; вреднее всего демон; сильнее всего удача; легче всего сладость". Периандр спросил гостей: "Удачные это ответы или нет?"
Мудрецы порассуждали и решили – не очень удачные. Нельзя сказать, что время всего старше: ведь время есть и прошедшее, и настоящее, и будущее, причем будущее, несомненно, моложе настоящего. Нельзя сказать, что удача всего сильнее: ведь то, что крепко и сильно, не бывает так изменчиво. Нельзя далее сказать, что смерть всего неотъемлемей: в тех, кто жив, смерти нет.
"А как же ответить лучше?" И Фалес Милетский ответил так: "Старше всего – бог, ибо он вечен. Прекраснее всего – мир, ибо в нем все согласованно и стройно. Больше всего – пространство, ибо в нем мир, а в мире все остальное. Разумнее всего – время, ибо оно всему учит. Неотъемлемей всего – надежда, ибо она есть и у тех, у кого больше ничего нет. Полезнее всего – добродетель: с нею все на свете хорошо. Вреднее всего – порок: с ним все на свете плохо. Сильнее всего – неизбежность: она всем властвует. Легче всего – мера: без меры даже наслаждение бывает в тягость".
Ответы понравились; тогда Периандр попросил каждого ответить на три вопроса: каким должен быть дом, каким должен быть город и каким должен быть правитель?
На вопрос, какой дом – лучший, Солон ответил: "Тот, где добро приобретается без несправедливости, сохраняется без недоверчивости и тратится без раскаянья". Питтак ответил: "Где нет ни потребности в излишнем, ни нехватки в необходимом". Хилон ответил: "Где хозяин – как мудрый царь". Биант ответил: "Где хозяин ведет себя по доброй воле точно так же, как вне дома – по воле закона". Клеобул ответил: "Где хозяина больше любят, чем боятся". А Фалес ответил: "Где хозяину не о чем заботиться". Что сказал скиф Анахарсис, вы узнаете на следующей странице.
И Периандр, послушав, сказал: "Видно, недаром говорят: кто-то Ликургу посоветовал устроить в Спарте народовластие, а Ликург ответил: "Сперва сумей устроить народовластие в собственном доме!"
На вопрос, какой город – лучший, Солон ответил: "Тот, где обидчика требует к ответу не только обиженный, но и необиженный". Фалес ответил: "Где нет ни слишком бедных, ни слишком богатых". Анахарсис ответил: "Где лучшее воздается добродетели, худшее – пороку, а все остальное – поровну". Питтак ответил: "Где дурным людям нельзя править, а хорошим нельзя не править". Биант ответил: "Где закона боятся больше, чем правителя". Клеобул ответил: "Где порицания боятся больше, чем закона". А Хилон ответил: "Где больше слушают законы, чем ораторов".
И Периандр, послушав, сказал: "Видимо, значит это, что народовластие тем лучше, чем больше похоже оно на единовластие!"
Наконец, на вопрос, какой правитель – лучший, Фалес ответил: "Тот, который сможет дожить до старости и умереть своей смертью". Хилон ответил: "Тот, который думает не о смертном, а о бессмертном". Питтак ответил: "Тот, кто приучит подданных бояться не его, а за него". Анахарсис ответил: "Кто всех более разумен". Клеобул ответил: "Кто всех менее легковерен". Биант ответил: "Кто дает пример покорности законам". А Солон ответил: "Кто сам отречется от своего единовластия".
И Периандр, послушав, сказал: "Видимо, значит это, что и единовластие тем лучше, чем больше похоже на народовластие?"
"Мера – важнее всего!" – ответили ему мудрецы.
Анахарсис, мудрец-дикарь
Анахарсис, восьмой при семи мудрецах, был скиф. Скифы жили в причерноморских степях: одни кочевали, другие сеяли хлеб и продавали в греческие города. Ана-харсис был сын скифского царя, он часто бывал в греческих городах на Черном море. Ему нравилось, как живут греки; он построил себе в их городе дом, подолгу там жил, носил греческое платье и молился греческим богам. Скифы, узнав про это, возроптали, и однажды, когда Анахарсис устроил праздник греческим богам не дома, а в степи, они убили его стрелой из лука.
Этот Анахарсис, говорят, ездил в Грецию, был учеником Солона и своею мудростью вызывал всеобщее удивление. Он явился к дому Солона и велел рабу сказать хозяину, что скиф Анахарсис хочет видеть Солона и стать ему другом. Солон ответил: "Друзей обычно заводят у себя на родине". Анахарсис сказал: "Ты как раз у себя на родине – так почему бы тебе не завести друга". Солону это понравилось, и они стали друзьями.
Грекам казалось смешно, что скиф занимается греческой мудростью. Какой-то афинянин попрекал его варварской родиной; Анахарсис ответил: "Мне позор моя родина, а ты позор твоей родине". Смеялись, что он нечисто говорит по-гречески; он ответил: "А греки нечисто говорят по-скифски". Смеялись, что он, варвар, вздумал учить мудрости греков; он сказал: "Привозным скифским хлебом вы довольны; чем же хуже скифская мудрость?" Смеялись: "У вас нет даже домов, одни кибитки; как же можешь ты судить о порядке в доме, а тем более – в государстве?" Анахарсис отвечал: "Разве дом – это стены? Дом – это люди; а где они живут лучше, можно и поспорить".
Скифы живут лучше, говорил Анахарсис, потому что у них все общее, ничего нет лишнего, каждый довольствуется малым, никто никому не завидует. "А у вас, греков, – продолжал он, – даже боги начали с того, что поделили весь мир: одному небо, другому море, третьему подземное царство. Но землю даже они не стали делить: ее поделили вы сами и вечно из-за нее ссоритесь".
Его спрашивали: "Правду ли говорят, что вы, скифы, умеете ходить по морозу голыми?" Анахарсис отвечал: "Ты ведь ходишь по морозу с открытым лицом? Ну вот, а у меня все тело – как лицо".
В греческой жизни он больше всего удивлялся мореходству и вину. Узнав, что корабельные доски делаются толщиной в четыре пальца, он сказал: "Корабельщики плывут на четыре пальца от смерти". На вопрос, кого на свете больше, живых или мертвых, он переспросил: "А кем считать плывущих?" На вопрос, какие корабли безопаснее – длинные военные или широкие торговые, он ответил: "Вытащенные на сушу".
О вине он говорил: "Первые три чаши на пиру – это чаша наслаждения, чаша опьянения и чаша омерзения". А на вопрос, как не стать пьяницей, он сказал: "Почаще смотреть на пьяниц".
Его спросили, что ему показалось в Греции самым удивительным. "Многое, – ответил он. – То, что греки осуждают драки, а сами рукоплещут борцам на состязаниях; осуждают обман, а сами устраивают рынки нарочно, чтобы обманывать друг друга; и что в народных собраниях у них вносят предложения люди умные, а обсуждают и утверждают люди глупые".
И когда Солон гордился своими законами, Анахарсис говорил: "А по-моему, всякий закон похож на паутину: слабый в нем запутается, а сильный его прорвет; или на канат поперек дороги: маленький под него пролезет, а большой его перешагнет".
Так, чтобы не зазнаваться в своей мудрости, семеро мудрецов оглядывались на скифа Анахарсиса.