Я прикончила голубиную грудку с конфитюром из красной смородины и почувствовала легкое опьянение. Кевин умел превращать развлечения в тяжелую работу. Правда, после трех- или четырехминутного молчания он меня явно пожалел. Позже в Клавераке он мог бесконечно сидеть не мигая, но ведь тогда, в "Хадсон-Хаус", ему было всего четырнадцать.
- Ладно, у меня есть тема, - лукаво провозгласил он, выбирая красный карандаш из стакана. Ресторан предлагал бесплатно набор цветных карандашей, что стало таким же повсеместным, как самокаты.
- Ты вечно ворчишь на эту страну и хочешь оказаться в Малайзии или где-то еще. Что тебе не нравится? На самом деле. Американский материализм?
Как и Кевин в тот момент, когда он услышал мое приглашение, я заподозрила ловушку, но мне еще предстояло съесть горячее и выпить две трети бутылки и не хотелось все это время смотреть, как он чертит каракули на бумажной скатерти.
- Нет, я не думаю, что дело в этом, - искренне ответила я. - В конце концов, как говорит твой дедушка...
- Материалы - все. Так чем ты недовольна?
Ты поразишься, но в тот момент я не смогла вспомнить ни одного недостатка Соединенных Штатов. Часто в самолете, когда я откладывала книжку, сосед, чтобы завязать разговор, мог спросить, какие еще романы мне нравятся. Я с наслаждением озадачивала его таким бессмысленным взглядом, как будто книжка в бумажной обложке, запихнутая мною в карман для журналов на спинке кресла, - первая художественная книга в моей жизни. Я дорожила своим недоверием к Соединенным Штатам, хотя, благодаря тебе, научилась, пусть неохотно, ценить эту страну по меньшей мере за ее энергию и талант импровизации и за то, что, вопреки видимости конформизма, она взрастила впечатляющее изобилие настоящих безумцев. Не в силах с ходу привести хотя бы один изъян, сводящий меня с ума, я на секунду почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног, и встревожилась, что, может, я держала США на почтительном расстоянии не из-за утонченного космополитизма, а из-за мелочных предрассудков.
Тем не менее, обычно в полете, я понимаю, что меня восхищает "Под покровом небес" Пола Боулза. Затем я вспоминаю "Излучину реки" B.C. Найпола, что всегда уносит меня к восхитительным "Девичьим играм" Пола Теру, и я снова возвращаюсь к "цензу грамотности".
- Она безобразна, - покорно ответила я.
- Что именно? Бесконечные янтарные поля?
- Така-така в фастфуде. Пластик, распространившийся по стране, как гниль по картофелю.
- Ты говорила, что тебе нравится небоскреб "Крайслер".
- Он старый. Самая современная американская архитектура устрашает.
- Значит, эта страна - мусорная свалка. Поэтому в других местах лучше.
- Ты практически не был в других местах.
- Вьетнам - сортир. То озеро в Ханое воняло.
- Но разве народ не великолепен? Даже просто физически великолепен.
- Ты возила меня в Азию показать смазливых бабенок? Я могу найти все это в Интернете.
- Развлекаешься? - холодно спросила я.
- Видывал и получше. - Он стрельнул хлебным шариком в корзинку. - К тому же, на мой взгляд, там парни как девчонки.
- Но я думала о новых впечатлениях, - не уступала я. - И то озеро, пусть оно и воняет. И то, как вьетнамцы платят несколько донгов, чтобы взвеситься, надеясь убедиться, что они набрали несколько фунтов. Все это биологически разумно.
- Посади этих деревенщин вокруг бездонной бочки с жареной картошкой, и очень скоро они станут поперек себя шире, как бабы, слоняющиеся по магазинам в Нью-Джерси. Ты думаешь, что только американцы жадные? Я не слишком силен в европейской истории, но я так не думаю.
Мне принесли лосося, который меня уже не прельщал. Я забарабанила пальцами по столешнице. На фоне нарисованного на стене морского пейзажа, в шикарной белой рубашке с пышными рукавами, с поднятым воротником и V-образным вырезом до середины груди, Кевин был похож на Эррола Флина в "Капитане Бладе".
- Акцент, - сказала я. - Я его ненавижу.
- Это и твой акцент. Даже когда ты произносишь томааты.
- По-твоему, это претенциозно?
- А по-твоему?
Я посмеялась. Немного.
- Ладно, претенциозно.
Я расслабилась и подумала: господи, может, это "свидание" не такая уж плохая идея. Может, мы куда-то продвигаемся. Я с энтузиазмом окунулась в беседу:
- Знаешь, есть кое-что в этой стране, просто невыносимое для меня. Это недостаток ответственности. Во всем плохом в жизни американца виноват кто-то другой. Все эти курильщики, вымогающие миллионы долларов у табачных компаний за ущерб здоровью, хотя они сорок лет знали, какому риску себя подвергают. Не можешь бросить? Обвини в этом "Филип Моррис". Скоро толстяки будут предъявлять иски компаниям фастфуда из-за того, что обжирались бигмаками! - Я перевела дух. - Наверное, ты все это уже слышал.
Конечно, Кевин заводил меня, как игрушку. Он сидел все с тем же напряженным, озорным выражением лица, которое я недавно видела у мальчика, сбросившего - с помощью пульта дистанционного управления - свою модель гоночного автомобиля со скал в Толман-парке.
Кевин подавил улыбку:
- Раз или два.
- Тренажеры-беговые дорожки.
- А с ними что?
- Они сводят меня с ума. - Конечно, он и это слышал. Но не прислушивался, поскольку до этого момента я не выражала свою мысль полностью. - Люди больше не в силах просто пойти на прогулку, им необходима какая-нибудь программа. И знаешь, в этом, вероятно, причина моего недовольства. Все нематериальности жизни, все по-настоящему хорошее, но неуловимое, то, ради чего стоит жить... похоже, американцы верят, что достичь этого можно только в группе, или расписавшись в подписном листе, или сев на особую диету, или занявшись ароматерапией. Это вовсе не значит, будто американцы считают, что могут все купить; они думают, что, если следовать инструкциям на ярлыке, товар должен работать. А когда он не работает и они несчастны, хотя право на счастье записано в Конституции, они выпускают друг из друга кишки.
- Что значит нематериальность?
- Что угодно, как сказали бы твои друзья. Любовь, радость, интуиция. (Для Кевина все эти понятия были равносильны маленьким зеленым человечкам на Луне). Но их невозможно заказать в Интернете, или выучить на курсах Новой школы, или найти в инструкции. Это нелегко или, может, легко... так легко, что, прилагая усилия, следуя инструкции, ты в конце концов достигаешь цели... Я не знаю.
Кевин яростно чиркал по скатерти карандашом.
- Что-нибудь еще?
- Конечно, - сказала я, чувствуя, как разговор стремится к той точке, когда я наконец получаю доступ к своей мысленной библиотеке... "Мадам Бовари", и "Джуд незаметный", и "Путешествие в Индию". - Американцы толстые, косноязычные и невежественные. Они требовательные, властные и капризные. Они самодовольны и кичатся своей драгоценной демократией и смотрят свысока на другие народы, поскольку считают, что все понимают... и не важно, что половина взрослого населения не голосует. И еще они хвастливы. Веришь или нет, но в Европе считается неприличным изливать на новых знакомых, что ты учился в Гарварде и владеешь большим домом, и сколько он стоит, и какие знаменитости приходят к тебе на ужин. И американцам даже в голову не приходит, что где-то считается совершенно неприемлемым сообщать о своем пристрастии к анальному сексу человеку, с которым ты пять минут назад познакомился на вечеринке... поскольку вся концепция личной жизни здесь перевернута с ног на голову. Вот почему доверчивость американцев превращается в недостаток, а наивность доходит до глупости. И самое худшее, они понятия не имеют, что весь остальной мир их терпеть не может.
Я говорила слишком громко для такого маленького заведения и высказывалась слишком резко, но меня охватило странное приятное возбуждение. Впервые я смогла по-настоящему поговорить со своим сыном и надеялась, что мы перешли Рубикон. Наконец-то я смогла поверить ему то, во что искренне верила, и не в виде лекции, мол, пожалуйста, не хватай предназначенные Корли розы.
Принимая во внимание то, что я с детской неумелостью начала с вопроса об учебе, тогда как именно он перевел наш разговор во взрослое русло, заставил собеседника высказаться, я гордилась им. Я уже формулировала реплику в этом духе, когда Кевин, напряженно царапавший карандашом по скатерти, закончил то, что рисовал там, поднял глаза и кивнул на каракули:
- Блеск! Сколько прилагательных.
Синдром дефицита внимания. Ничего подобного. Кевин, когда хотел, мог нормально учиться, и он вовсе не чиркал по скатерти, он делал заметки.