Отличная получилась бы скульптура для Сортира Изящных Искусств.
Я назвал бы ее "Неприкосновенность личной жизни".
* * *
Я стоял перед судьей Бентоном Кайе в судебном зале Тартлвилля. Судья Кайе был единственным чернокожим в округе, если не считать Энтони из службы UPS. Коренастый и невысокий, с лицом, которому не пошло на пользу близкое знакомство с пехотной миной во Вьетнаме, с телосложением, которое намекало на профессиональные занятия боксом во время учебы в университете, судья казался тем, кто с симпатией отнесется к лишенному гражданских прав аутсайдеру вроде меня. Тем более что я играл с ним в покер по воскресеньям, сделал эскиз и построил беседку для его жены, Долорес, которая увлекалась теплицами.
Но вместо этого судья Кайе тыкал в мою сторону рукояткой молотка, выставляя ее, как ледоруб, и с четким акцентом Корлеоне вещал:
- Эти фотографы вернутся туда, откуда приехали, и расскажут людям, что все мы здесь дикие жестокие выродки. Все, включая меня. И я не вижу тут ничего смешного.
- Я понимаю, ваша честь. И обещаю, что этого не повторится. Они не вернутся. На самом деле я сильно сомневаюсь, что их еще хоть раз заманят в Северную Калифорнию.
- Ты ведешь себя как сторожевой пес, исходя из собственных интересов, так ведь? Все знают, что ты хочешь выкупить дом Нэтти для себя.
- Да, я хочу купить дом Нэтти. И всегда хотел. Если Кэти Дин согласится его продать, я куплю. Но дело не только в этом. В ее личную жизнь и так слишком часто лезут. И я не позволю фотографам пролезть еще и на ферму.
- Благие намерения не заменят тебе соблюдения закона. Насколько я вижу, ты ничуть не жалеешь о том, что запугал до смерти трех социальных паразитов и уничтожил все их оборудование.
- Это неправда, ваша честь. Я сожалею. Я очень хотел бы еще раз врезать лопатой по четырехсотмиллиметровому объективу. Потому что разбил только кофр.
Бентон отложил молоток. Взглянул на стенографистку поверх очков для чтения.
- Миссис Халфакр, дайте пальцам отдохнуть. Это не для протокола.
Миссис Халфакр улыбнулась и положила руки на колени, обтянутые лимонно-желтым платьем с вышивкой из розовых пасхальных цыплят по подолу. Бентон мрачно на меня уставился.
- Я уже четыре года хочу задать тебе один вопрос. Сейчас ты под присягой, так что я рассчитываю на искренний ответ.
- Есть правда, а есть факты. Но я постараюсь.
- После событий одиннадцатого сентября ты не пытался пойти в армию?
- Пытался. Несколько раз. Но мне отказали. Им не понравились мой возраст за тридцать и слишком сильное желание убивать всех по имени Мохаммед.
- А ты не думал о терапии, которая поможет тебе справиться с гневом? Твои сеансы с доктором "Смирнофф" и "Абсолют" не в счет.
- Терапия существует для тех, кто страдает от немотивированных припадков ярости и вины. Мои гнев и вина полностью мотивированы фактами.
- Я читал о том, что ты сделал одиннадцатого сентября. Никаких фактов, доказывающих твою вину, я не вижу.
- Я должен был заниматься сыном в то утро. Мы с женой, как обычно, спорили, чей график работы важнее, ее или мой, и это я настоял, чтобы она забрала ребенка. В итоге они оба погибли. Этого факта ничто не изменит.
- Понимаю. Ты считаешь, что должен был предвидеть будущее и все решения принимать в зависимости от итогов. И предусмотреть даже действия террористов. То, в чем ты винишь себя, Томас, всего лишь злая воля неподвластной нам судьбы. То, чего ни ты, ни я, ни кто-либо другой не могли предвидеть.
- Но это не значит, что я не мог попытаться.
- Ты ищешь, кого наказать. Если бы я сейчас поставил перед тобой Усаму бен Ладена, дал тебе пистолет и позволил его пристрелить, это принесло бы тебе утешение?
- Для этого пришлось бы набить стадион людьми, которые заслуживают смерти не меньше, чем он.
- Не назовешь мне их имен?
- Давайте начнем с тех, кто начал политические и экономические спекуляции на произошедшем и с тех пор наживается на трагедии.
- А я и не знал, что ты у нас тайный террорист.
- Войны развязывают правители ради богатства. История мира не знает иных сценариев.
- Как парень из Джерси, который в тысяча девятьсот шестьдесят шестом пошел в морскую пехоту, я совершенно не в восторге от того, что ты считаешь патриотизм всего лишь фасадом для циничных действий ради выгоды.
- Есть патриоты, а есть политики. Истинный патриотизм - в заботе о доме, семье, обществе, а не в том, чтобы убивать невинных людей в другой стране ради выгоды больших корпораций.
- "Обществом" является вся страна. Такова жизнь.
- Когда на побережье Северной Каролины высадятся чужие армии, я лично оторву им головы и нассу в рот. Но не раньше. - Я обернулся к миссис Халфакр. - Простите мой французский.
Бентон оперся подбородком на сплетенные пальцы.
- Что случилось с человеком, который хотел убить всех по имени Мохаммед?
- Увидел слишком много фотографий женщин и детей, убитых нами в Ираке.
- Нами?
- Если мы правда верим в то, что "мы - народ, который правит", то да.
- Если бы Эйзенхауэр беспокоился об убитых гражданских во время вторжения в Нормандию, мы сейчас говорили бы по-немецки.
- Если бы Эйзенхауэр сейчас был здесь, он повторил бы слова, которые сказал, уходя из Белого дома: "Не позволяйте корпорациям и военным получить слишком много власти".
- Давай-ка посмотрим, правильно ли я тебя понял, Томас. Кто-то убил твоих жену и сына. Ты не знаешь, кто именно в ответе за их смерть, веришь в собственную версию фактов, хочешь наказать легионы безликих злодеев, а потому… винишь себя и нападаешь на съемочное оборудование.
- Я виню себя в том, что послал жену и сына умирать ради того, чтоб мой рабочий график не сбился. А что до нападения на оборудование, так это только начало.
- Тогда давай будем честными. Личное пространство Кэтрин Дин не является для тебя личным мотивом.
- Ваша честь, вы выбрали долгий путь к неверному выводу.
- Тогда просвети меня, какой же вывод верен.
- Если я смогу спасти ей жизнь, если рай действительно существует, а мой сын находится в раю, у меня появится шанс попасть к нему, когда я покончу с собой.
Тишина. И только аханье миссис Халфакр.
Бентон медленно опустил руку на молоток.
- Ты… видишь в Кэтрин Дин возможность заработать призовые очки у Бога?
Ну и что он ожидал услышать в ответ? Правду? Что я не верю в рай, не надеюсь когда-нибудь снова увидеть Этана и считаю Бога глюком обкурившегося человечества? Что я люблю Кэти? Люблю чистой и простой любовью. Женщину, которую никогда не видел. Нет, если я скажу об этом в суде, миссис Халфакр и ее знакомые сплетницы обгадятся. Я пожал плечами.
- У меня большой кармический кредит, расплачиваюсь, как могу. И мне очень хотелось бы вернуться к протоколу.
Бентон вздохнул.
- Миссис Халфакр, прекратите хвататься за сердце и начинайте печатать.
- Господи Иисусе, - сказала миссис Халфакр. - Мне не важно, что о вас говорят, мистер Меттенич. Если вы и сумасшедший, вы хороший сумасшедший.
- О, благодарю, - я галантно поклонился.
Бентон поднял молоток.
- Томас, ты оплатишь этим фотографам полную сумму ущерба, и я не могу отпустить тебя без общественных работ.
- Вы будете скучать по мне во время покера. Кто еще позволит вам выиграть?
- Ты только что подписал свой приговор. - Он поднял молоток. - Компенсация убытков, шесть месяцев условно, две недели исправительных работ на ферме.
Бум.