Одинокая мужская фигура мелькнула в поле бокового зрения. Диана повернулась. Высокий мужчина в длинном кашемировом пальто, без головного убора и с черным зонтом-тростью в руке, кажется, направлялся к ней. Она остановилась в ожидании, все продолжая пристально вглядываться в его силуэт и никак не узнавая в нем никого из родителей своих девчонок. Да и ни к чему родителю какой-нибудь ее воспитанницы поджидать ее здесь, у выхода, стоять неизвестно сколько времени на мокром и холодном ветру - можно просто подняться наверх и пообщаться в спортивном зале или в раздевалке. Обычно родители так всегда и делают.
Значит, этот - не родитель.
Налетевший порыв колючего ветра бросил на лицо прядь волос. Диана, пожалев о том, что не собрала волосы в хвост, попыталась закрепить пряди за ухом. Незнакомец между тем приблизился, остановился и уставился на нее, не говоря ни слова.
Ветер раскачивал ветки деревьев, и на лице его мелькали отсветы фонарей. Лицо казалось бледным и… знакомым.
Вот только где? Где она его встречала раньше? Упрямый мужской подбородок с неожиданной девичьей впадиной в середине, жесткие губы, лишенные контура, и глаза - серые, в обрамлении коротких, но ужасно черных ресниц, точно обведенные контурным карандашом. Знакомое лицо. И немодно подстриженные русые волосы, небрежно зачесанные назад - тоже знакомые.
Значит, все-таки родитель?
Она попыталась представить себе его голос - часто это помогало, когда она не могла вспомнить человека, очень помогало воспоминание о его голосе, человек быстро и послушно идентифицировался.
Помогло и в этом случае. Диана попыталась вспомнить его голос, тут же вспомнила - только этот голос почему-то разговаривал по-французски.
"Bon soir, madame! Ou vous depechez-vous?"
И она сразу поняла: конечно же тот самый француз! Тот самый пьяный француз, который три месяца назад сидел на ступеньках в турецкой гостинице, который не давал ей пройти и приставал с разными глупостями. А у нее тогда ужасно болела нога, она натерла мозоль до крови и танцевала с этой мозолью, едва не теряя сознание от боли. Она держала туфли в руках и шла по лестнице босиком, ей было не до француза. Вообще ни до чего было, потому что ужасно болела нога, а еще какой-то русский мужик возле лифта стал к ней безбожно приставать, а Лоры не оказалось рядом, и ей пришлось идти пешком по лестнице, а на лестнице ее поджидал этот пьяный француз… А потом она услышала его шаги и быстренько спряталась, присев за кресло в холле на пятом этаже. Сидела за креслом, скрючившись в три погибели, и боялась, а пьяный француз очень долго туда-сюда по этажам бегал. Искал ее, но все-таки не нашел.
Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове. Пьяного француза она все-таки вспомнила, только непонятно было, что делает этот пьяный француз здесь, возле спортивного комплекса в мало кому во Франции известном городе Саратове. Да и не пьяный он сейчас, кажется. Или все-таки пьяный? Непонятно.
Вообще ничего не понятно.
- C'est vous? - спросила она на плохом французском, чтобы понять хоть что-нибудь.
- C'est moi, - подтвердил француз на хорошем французском и снова замолчал.
Диана с трудом извлекла из глубин памяти еще несколько слов и сконструировала из них нехитрую фразу:
- Que-est ce que vous faites ici?
- Moi… Je vous attends, - ответил француз.
- Понятно. Сумасшедший, - пробубнила Диана себе под нос на непонятном для француза русском языке и немножко испугалась: неужели француз маньяк и специально приехал из Франции для того, чтобы воплотить в жизнь какую-нибудь свою маньяческую идею? Вот ведь… Напрасно она отказалась, чтобы Тереитьев ее проводил. Напрасно отговорила Мура встречать ее по вечерам с работы. Хотя кто знал, что прямо на пороге спорткомплекса она встретит маньяка? Причем французского?
- Да нет, я нормальный, - произнес француз на неожиданно безупречном русском языке. - И вообще, что это мы с вами по-французски разговариваем?
- Что?! - Диана опешила.
- Я говорю… Я говорю, что можно и по-русски. Я вполне хорошо по-русски понимаю.
- Ах вот оно что… - пробормотала Диана.
Сумасшедший, точно сумасшедший. Теперь у нее почти не оставалось в этом сомнений.
Француз, оказавшийся, по всей видимости, вовсе не французом, робко улыбнулся. Эта улыбка окончательно вывела Диану из себя.
- Вам что вообще надо? Вы как здесь оказались?
- Я… Я на машине приехал. Вон. - Он мотнул головой в сторону дороги, на обочине которой была припаркована какая-то большая и темная машина. - Вон моя машина стоит. Я на ней приехал.
- И зачем? Зачем вы на ней приехали-то?
- Я… Я увидеть вас хотел. Поговорить с вами.
- Ну вот - увидели. Поговорили. А теперь всего вам доброго. Адью, или как там будет по-французски…
Откинув со лба растрепанную ветром челку, Диана, не собираясь оглядываться, зашагала прочь.
Но оглянуться все же пришлось. Он окликнул ее:
- Диана!
Она остановилась. Снова все стало непонятно и немного страшно: откуда он знает ее имя? Ах да, танцевальный дуэт, Диана и Лора, как же она могла забыть… Но как он-то мог об этом помнить? Три месяца прошло, шутка ли… И, черт возьми, как же он все-таки здесь оказался?
- Диана, постойте…
- Я уже стою.
Он не приближался к ней ни на шаг. Как будто застыл под фонарем возле козырька над входом. Все так же прыгали тени на лице, и лицо казалось слишком бледным, даже неестественно бледным… Странный, в самом деле. Слишком навязчивый - и в то же время какой-то нерешительный. Такие вообще бывают? Или он ей снится, этот Марлон Брандо на заре туманной юности? Вот ведь привязался, а главное, зачем? С какой целью? Непонятно…
- Я спросить хотел.
- Спрашивайте.
В ответ - молчание.
- Ну спрашивайте же!
- Вы плаванием занимались? Вот вопрос так вопрос!
- В смысле?
- Ну, в детстве… В спортивной школе - занимались плаванием?
- Нет, не занималась. Вы за этим сюда пришли? Чтобы про плавание спросить?
Он улыбнулся - растерянно и пробормотал - смущенно:
- Кажется, да.
- Тогда наша беседа благополучно завершилась. Всего вам доброго…
- Иван.
- Что?
- Я сказал - Иван. Меня так зовут, Иван.
Диана с трудом сдержала смех: вот ведь, в самом деле, настоящий чудак, а она его за маньяка приняла. Чудак, маньяк… Бред какой-то… Домой давно пора, Танюшка заждалась ее уже, наверное…
- Иван, я за вас искренне рада.
Не дав ему возможности снова что-нибудь сказать, снова улыбнуться или смутиться, Диана быстрыми шагами направилась к остановке. Завидев выползающий из-за угла автобус, она прибавила шагу и успела-таки в последний момент вспорхнуть на подножку.
Теперь, три месяца спустя, в окружении ноября, в короткой джинсовой куртке с отворотами из бежевого искусственного меха, в джинсах-шароварах, в кепке, с прямыми волосами до плеч и появившейся откуда-то челкой, она уже не была похожа ни на дельфина, ни на русалку, ни на сексапильную стриптизершу.
Она была совершенно обыкновенной. И даже цвет глаз в вечернем свете фонарей тоже казался обыкновенным. Темно-синим. Или темно-зеленым, не важно.
Интересно, подумал Иван, зачем он все это затеял? Может быть, и в самом деле ему все эти три месяца не давал покоя вопрос о детской спортивной школе? Теперь он получил па него ответ. Теперь он знает, что она не занималась плаванием в детской спортивной школе. Теперь-Теперь она едет в автобусе.
А он уже прогревает остывший двигатель и безмолвно матерится, что приходится прогревать его так долго. Куда он, интересно, собирается сейчас ехать? Очень, очень даже интересно…
Стрелка - указатель температурного режима двигателя - наконец добралась до необходимой отметки. Иван нажал на педаль газа и быстро помчался вслед за желтым "Икарусом", не вполне понимая, какова его конечная цель. Над этим он и раздумывал по дороге, тормозя возле каждой остановки и напряженно вглядываясь в силуэты пассажиров, покидающих салон. И еще над тем, что бы все это значило.
Это не значило ровным счетом ничего. Он просто обманывает сам себя, потому что ему надоело жить в пустоте, поэтому и приходится придумывать для этой пустоты декорации. Потому что, если бы "это" и в самом деле для него что-то значило, он бы не стал ждать целых три месяца, прежде чем признаться себе в этом. Три месяца, с ума сойти…
Но, с другой стороны, если все "это" для него вообще ничего не значит - тогда какого черта?! Спустя три месяца?! Какого черта он прется за этим автобусом? Чтобы успеть выучить наизусть его номера, большие белые цифры на желтом фоне, прежде чем автобус скроется в автобусном парке? Может быть, в этих цифрах заключен какой-то магический код?
Иван успел еще порассуждать на тему, что бы "это" значило, добрых минут пятнадцать. Рассуждал бы и дальше, но "это" внезапно вышло из автобуса, отелилось от толпы пассажиров и зашагало прочь от остановки в глубь квартала. Легкой, почти невесомой походкой, несмотря на то что на ногах у "этого" были не модельные туфли, а тяжелые ботинки на рифленой подошве.