Ангелина велела крепко завязать себе глаза, оставив лучистый глаз во лбу. Трофим бережно вёл её под руку. Она только отрывисто распоряжалась:
– Налево. Направо. Сейчас вперёд. – Свистящим шёпотом: – Осторожно, болван: ступенька.
Вышли за город. Окружённая почтительной свитой, Ангелина остановилась на берегу речки. Сорвала повязку, бросила в осеннюю воду: "Тут". Повязка покружилась и тихо поплыла по течению.
Старичка вынули прекрасно сохранившимся и даже порозовевшим – водичка-то студёная, молодильная! Тут же на дне лежала завязанная тряпицей корзинка с грибами – разбухли только маленько, а так хоть суп вари.
Про женщину, которая как сквозь землю провалилась, Ангелина снова сказала:
– Почему "как"? В земле и ищите.
И снова её слова повторяли благоговейным шёпотом.
Несчастную нашли в овражке, свернувшуюся калачиком. Видать, заблудилась, хотела погреться – а там переохладилась, с сердцем плохо стало или ещё что…
– Чудо! Чудо!
Над арендованным в центре города особнячком день и ночь горела неоновая вывеска "Ангелина amp;Трофим". Вновь, как в забытые годы, к дверям толсто змеилась очередь. Когда Ангелина в волочащейся по земле шиншилловой шубе являлась на крыльце – падали ниц, тянули руки, иконки, костыли, гипсовые культи, фотокарточки родственников, узелки с их вещами:
– Матушка провидица, снизойди! Ручку дай облобызать! Удостой, глянь своим светлым глазиком! Ясновидящая наша! Кудесница, милая! Куда укажешь, где ступишь светлой ножкой?
С телевидения Ангелине amp;Трофиму пришло приглашение на участие в "Битве экстрасенсов" (Ангелина сжала и выбросила кулачок: "Йес!")
Столичные шишки перебивали Ясновидящую друг у друга, закидывали умоляющими письмами и звонками, заманивали бешеными гонорарами. В интернете висела на первых страницах. Телешоу зазывали наперебой.
Ангелина медлила с отъездом. Всё не могла определиться: купить ли дачу в Удельной или самой построить домик на крутом берегу Оки.
Ещё через некоторое время в том же лесу, который окрестили Бермудским треугольником, исчез мальчик. Про него Ясновидящая сразу сказала:
– Нет в живых. И виной тому – обувь. Слишком большие кроссовки, купленные навырост.
Мать мальчика зарыдала и покаялась: купила на два размера больше, из экономии. Дело шло к зиме, чтобы надевать на шерстяной носок.
– Вижу мальчика… – комментировала Ангелина, глядя в зеркало. – Лихого человека вижу. Бежит по лесной тропке от лихого человека… Кроссовки хлоп-хлоп на детских ножках, шнурок развязался, волочится. Вижу на пути старый камень, валун – полтысячи лет на этом месте лежит. Наступил на шнурок мальчонка, споткнулся, ударился о валун височком. Лежит в глухом месте, беленький как простынка. Поспешать надо – лисы погрызут…
Женская часть родни плакала, с надеждой засматривала на Ангелину:
– Может, живой? Сознание потерял, может?
– Не может, – сурово пресекла Ясновидящая неуместные вопросы.
От старого валуна шли санитары с носилками: на них едва заметно возвышался бугорок, крытый простынёй. Суетился маленький плешивый, в пуху, следователь, при виде которого Ангелину прямо перекосило. Ведь всем известно, что в присутствии блюстителей правопорядка у людей с паранормальными способностями моментально замыкаются чакры, прана сворачивается как прокисшее молоко, а энергетические каналы забиваются такой дрянью – хоть нос зажимай.
– Господа ясновидящие, – следователь воробышком подпрыгнул к Ангелине amp;Трофиму. – Присядем в машинку – у меня машинка рядом – побеседуем.
Пришлось лезть на обтёрханное заднее сиденье полицейского "жигулёнка".
– Так, говорите, упал мальчонка и ударился о старый, вросший в землю валун? Да вот незадача: валун-то, полтысячи лет пролежавший, вдруг взял да чудесным образом сам кверху перевернулся! В земле лежит гладкой, ветром обкатанной сторонкой. А нутряной стороной – влажной, тёмной, поросшей корнями, – даже червяковые ходы видны – наружу. Это как прикажете понимать: валун-шалун сам собой кверху-то перевернулся?!
Ангелина прошипела что-то в адрес мужа, очень похожее на "болван".
– Ошибочка вышла, – бормотал Трофим, растерянно чесал в кудлатой бороде.
– А хотите, я обрисую картину, как оно было на самом деле? Валун одному человеку поднять не под силу. Действовали двое: мужчина и женщина. Подняли камень и опустили камень – ребёночку много не надо. Ручку попрошу (Ангелина с отвращением подала руку). У гражданочки Ясновидящей – даже под свежим маникюром видно – ноготки сильно побиты и посечены, имеются и сломанные.
Да и пропажа и чудесное обнаружение старичка и женщины вызывают массу вопросов. На них, надеюсь, граждане экстрасенсы ответят в моём кабинете.
Трофим выслушал. Обернулся к Ангелине:
– Ну ты и коза! Связался на свою голову.
И, с весёлой и злой решимостью, протянул следователю руки:
– Цепляйте браслетики, гражданин начальничек, ключик-чайничек! Шейте чистосердечное! Тага-анка, я твой бессменный арестант, па-агибли юность и талант…
ЦЕЛУЙ МЕНЯ, КРОШКА
Андрейка сказал спасибо, вылез из-за стола и пошёл гулять.
– Далеко не ходи! – дежурно крикнула вслед мама.
Смешная мама. Если даже захочешь, отсюда далеко не уйдёшь. Маленький коттеджный посёлок окружает двухметровая бетонная ограда с толстыми железными воротами. Её поставили во время стройки, чтоб не растащили дорогие стройматериалы.
За стеной течёт речка. За речкой находится барак, которого не видно в бурьяне, выросшем выше крыши. Это очень интересное место. Каждую ночь оттуда доносятся страшные крики: "Убив-а-ают!" Потом, как ни в чём не бывало, заливисто хохочут и кричат песни. Потом снова: "Убива-ают!" По Андрейкиным расчётам, к утру там должна образоваться гора трупов. Он спрашивает об этом маму.
– Господи. Хоть бы перерезали друг друга. Так ведь не дождёшься. Не снесли в своё время. Теперь их дустом не выведешь. Привёл Бог жить под боком с гадюшником.
– А что это – гадюшник?
– Ну, вот зэка отсидел в колонии. Жить негде – идёт в барак, – объяснила Татьяна. – Или алкаш пропил квартиру. Риелтеры его куда вывезли? В барак. И все размножаются в геометрической прогрессии. Получается гадюшник.
Недавно она возвращалась с прогулки, шла мимо колонки. Там барачная молодуха Верка стирала в цинковом корыте исподнее бельё. Не жалея сыпала соду, обильно разливала вокруг пенные моря. Посёлок лежал ниже колонки, вся мыльная вода – на огороды.
Татьяна сделала замечание: для кого вбита табличка "Стирать на колонке строго запрещено"? Верка моментально матерком её отбрила. Мол, захочет – под носом у Татьяны организует постирушку. Или пускай Татьяна засучит рукава и поморозит холёные ручки в ледяной воде, потому что у Верки индезитов и занусси нету.
– Давно пора снести эту колонку, – бросила Татьяна уходя.
– Давно пора вас подпалить, – проворчала вслед Верка. – Жирдяи проклятые.
Андрейка подружился с одним обитателем гадюшника, но об этом благоразумно помалкивал. В коттеджной ограде, между бетонными плитами, образовался зазор, его в высокой траве не видно. Через эту щель может пролезть только очень маленький человек. Однажды Андрейка вылез – а на берегу сидит дядька и ловит рыбу. На травинку нанизано штук десять рыбёшек.
– А рыбкам больно?
– С чего вдруг. Спят они.
Андрейка успокоился за рыбок. Дядька угостил Андрейку пластилиновым чёрным хлебом и разрешил подержать удочку. От него разило чесноком.
– Не нравится? – удивился балагур дядька (он велел называть себя дядя Спиря). – Для мужика батюшка чеснок – первое дело. Самый калорийный овощ – раз. Витаминный – два. Заразу убивает – три. Вкусный – четыре. Мужицкую силу даёт – пять. Вот какая полезная штука.
Выяснилось, что для дяди Спири чеснок не приправа, а основная пища. А суп, хлеб – так, пустяки, чтобы было чем заесть чеснок. Андрейка всё смотрел, как это дядя Спиря странно подогнул под себя ноги. С любопытством ждал, как он будет вставать.
– А вот так! – он будто читал Андрейкины мысли. Вытянул грязные, с кожаными ладошками, суконные перчатки, на которых сидел. Сунул травинку с рыбой в зубы. Надел суконки и весело, играючи поскакал по тропинке к бараку. Забавно, в такт скачкам, подпевал:
– Бон, бон, бон! Бессама… Бессама му-уча!.. Знаешь, как по-нашему? Целуй меня, крошка! Целуй сладко!
Андрейка зачарованно бежал рядом.
– Дядя, что у вас с ножками?
– А электричкой переехало, – дядя Спиря остановился отдохнуть. Ловко выплюнул травинку с рыбой на колени. – Вот такое счастье привалило. Жил себе, стрелял у бабок пенсию. И вона: сразу в дамки. Инвалид первой группы. Пенсион шесть тыщ: пей не хочу. Все соседи завидуют. Мои кормильцы, – любовно похлопал по культям, обвёрнутым в штанины. – Я теперь в бараке самый уважаемый человек, со стабильным доходом. То был Спирька, а нынче: Спиридон Григорич. То-то.
… В посёлке отключилось электричество. Ждали, что дадут к вечеру. Не дали и к утру, и к вечеру следующего дня. Пытались дозвониться к коммунальщикам. И раньше связь была плохая, а тут вообще глухо погрузились в зону вне доступа.
Стояла жара, и это была катастрофа. Поливать огороды нечем – насосы умерли. Для питья цедили воду из родника. У всех дружно потекли морозильники. Татьяна отыскала на веранде примус. Бросилась варить из раскисшей ягоды – варенье, из размороженных овощей – икру. Мясо – в тушёнку.