Можно я выпью?
– Никто тебе не мешает, пей! – огрызнулся актер.
– И никто никогда не помешает, дорогой. Она нетвердым шагом подошла к столу, на котором лежал квадратный китайский поднос, и налила себе виски.
– На сегодня, кажется, все, – со вздохом сказал Видаури. – Уже были из «Бюллетеня», из «Пресс-Хроникл», из трех радиопрограмм, из «Ньюс»... Не так уж плохо.
– Я бы сказала – великолепно, – вмешалась девица. Актер посмотрел на нее исподлобья.
– Но так никого и не поймали, только невинного прохожего. А может, тебе что-нибудь известно на эту тему, Ирма?
Ее ленивая усмешка была ледяной.
– Ты думаешь, я стану из тебя вытягивать какую-то паршивую тысячу? Не будь ребенком, Джонни. Мне нужно все.
Видаури встал и подошел к столу резного дерева. Он вытянул ящик, вынул оттуда большую хрустальную пулю. Сел в кресло, с пулей в руке, глядя на нее пустым взглядом.
Девушка наблюдала за ним широко открытыми глазами.
– Черт возьми, он спятил, – наконец пробормотала она. Потом с громким стуком отставила рюмку, подошла к актеру и наклонилась. – Ты знаешь, Джонни, с тобой случилось то, что бывает с развратниками после сорока лет. У них появляется бзик на почве цветов и игрушек. Они вырезают кукол из бумаги, играют со стеклянными пулями. Господи Боже, Джонни, кончай. С тобой ведь дело еще не так худо.
Актер не отрывал глаз от хрустальной пули. Он дышал глубоко, ровно.
Девушка еще больше наклонилась к нему:
– Поедем куда-нибудь, Джонни. Я люблю гулять ночью.
– Мне не хочется никуда ездить, – отказался он. – У меня... у меня предчувствие. Что-то висит в воздухе.
Девушка внезапно ударила его по руке. Пуля тяжело упала на пол и заскользила по пушистому ковру.
Видаури вскочил на ноги, лицо его исказилось от бешенства.
– Я хочу прошвырнуться, красавчик, – холодно сказала девица. – Ночь теплая, хорошая, машина у тебя тоже хорошая, вот и прогуляемся.
Актер смотрел на нее взглядом, полным ненависти. Вдруг он улыбнулся, ненависть исчезла из его глаз. Он вытянул руку и приложил палец к губам девушки.
– Поедем, дорогая, конечно, поедем, – шепнул он.
Он поднял пулю, закрыл в столе и вышел в соседнюю комнату. Девица в красной шляпке открыла сумочку, подмазала губы и состроила себе гримасу в зеркальце пудреницы. Потом набросила бежевое шерстяное пальто, обшитое красной тесьмой, и забросила за плечи капюшон.
Видаури вернулся в пальто и шляпе.
Оба направились к дверям.
– Давай выйдем через черный ход, – предложил актер. – На случай, если здесь еще крутятся журналисты.
– Ну знаешь, Джонни! – Девушка капризно подняла брови. – Меня видели, как я входила, видели внутри. Неужели ты хочешь, чтобы подумали, будто я осталась у тебя на ночь?
– Черт возьми! – ругнулся актер и рывком распахнул дверь.
В эту самую минуту зазвонил телефон. Актер снова выругался и остановился в ожидании, пока маленький японец возьмет трубку.
Тот послушал, отложил трубку и презрительно развел руками:
– Может быть, вы возьмете, мистер? Я ничего не понимаю.
Видаури подошел к телефону.
– Да! Джон Видаури слушает. – Некоторое время он молча слушал. Потом его пальцы сжали трубку. Лицо побледнело.
– Минутку, – сказал он хрипло.
Он положил трубку и облокотился на стол. Девица в красной шляпке подошла к нему со спины.
– Плохая новость, красавчик? Ты бледный как мел. Актер медленно повернул голову и измерил ее взглядом.
– Убирайся отсюда, – сказал он невыразительно. Девушка рассмеялась. Видаури сделал шаг вперед и влепил ей пощечину.
– Я же сказал, убирайся, – повторил он деревянным голосом.
Она перестала смеяться, сделала круглые глаза, хотя и не была слишком испугана.
– В чем дело? Ты чуть не сбил меня с ног, Джонни, – сказала она. – Конечно, я сейчас уйду.