Та, которой принадлежит резкий голос, - дама лет тридцати пяти, очень худощавая, с длинным, сильно накрашенным лицом и с горой локонов на лбу. На ней пестрый японский киримон, и ее желтая шея торчит из ворота, как ручка контрабаса, на ее груди блестит брошка с фальшивыми камнями.
Другая особа - светлая блондинка, полная, небольшого роста, с бледным и одутловатым лицом, маленьким круглым носиком и красноватыми пятнами вместо бровей.
Она оглядывает комнату с брезгливым любопытством и некоторым страхом. Заметив лампадку перед образом, она еще выше поднимает пятна, заменяющие ей брови.
- Мы к вам, душечка! Вот позвольте вас познакомить: моя подруга по драматическим курсам, дочь генерала, Надежда Ивановна Кир…
- Pas de nous, pas de nons… - со страхом восклицает барышня.
- Bon, bon, ma chère… - успокоительно говорит дама в киримоне. - Надежда Ивановна готовится в оперу: у нее прелестный голос, она учится у нас сценическому искусству!.. А, у вас самовар… Ну, угощайте же нас, душечка.
- Ах, пожалуйста, пожалуйста, - заторопилась Женя, - сейчас, сию минуту налью.
Она захлопотала у самовара и, желая быть любезной хозяйкой, поспешила завести разговор.
- У меня тоже была одна подруга, - обратилась она к блондинке, - на шансонетку училась, так, говорит, очень трудно.
- Да, приходится много упражняться, но я готовлюсь в оперу, это еще труднее, - с некоторым страхом смотрит блондинка на Женю.
- Я очень люблю оперу, только билеты достать трудно.
- У нас с папой абонемент.
- Вы при родителях живете?
- С отцом, моя мать умерла.
- Да? - с сожалением протягивает Женя. - Очень это грустно потерять мамашу. А сестрицы и братцы у вас есть?
- Ну что это за разговор, mesdames! - восклицает дама в киримоне. - Точно мы в гостиной сидим. Я, Евгения Ивановна, pardon, Кузьминишна, я затащила к вам Nadine… я так много рассказывала ей о вас… расскажите нам, душечка, что-нибудь из вашей жизни, из ваших приключений.
- Что же я буду рассказывать? - слегка краснеет Женя. - Какой же интерес вам в моей жизни?
- Дорогая, ваша жизнь полна приключений, случайностей, нам бы хотелось послушать вашу историю, знать ваши чувства, мысли, - это так интересно!
Женя как-то сжимается и довольно сухо произносит:
- Ничего даже нет интересного в моей жизни, да и вон они - барышня, и совсем им этого нечего слушать.
- Душечка, я вас понимаю. Ах, как я вас понимаю, вам приходится выносить столько презрения от этих так называемых "порядочных" женщин, что вы, конечно, не доверяете нам. Женя, позвольте мне называть вас Женей, я столько страдала в жизни, я столько видела гнета, тупости, узкости в женщинах вообще, что я глубоко презираю их. Вы сбросили с себя ярмо женщины, и я протягиваю вам руку! Я широко смотрю на вещи. Я сама ненавижу всякие цепи! Да, я имела достаточно храбрости, чтобы вырваться из провинциального болота, смело сказав: "Я не хочу здесь жить вашей тупой, однообразной жизнью! Мне нет дела до ваших глупых приличий! Я презираю вас!"
Мой муж, родственники - все пришли в ужас!.. Вы думаете, у нас в Загонске меня не считают погибшей женщиной только потому, что я не хочу штопать чулки и стряпать, что я рвусь к жизни и свету, что я ушла на сцену? О, сцена - моя жизнь! Я, как Нора, бросила даже детей! Я всем сказала: "Бросайте в меня грязью, мелкие глупые людишки, но я не изменю своему призванию, я сознаю свой талант…" Вы знаете, когда я играла Нору, мужчины рыдали. Да, я сказала, что не хочу гнета, я бросила мужа - и пошла на сцену!
- Да, мужья плохие попадаются: вот дядя покойник, бывало, выпьет, так уже тетка бежит и у соседей прячется… мой папаша тоже пил, - со вздохом прибавляет Женя.
- Ах, душечка, лучше бы пил! Пьянство - это тоже протест своего рода! Я знала одного актера… мы ему поднесли портсигар - и он тоже сказал мне: "Благословляю вас, вторая Комиссаржевская, идите - Ибсен ждет вас". Да, так вот этот артист - пил, но его запой был протестом. "Я протестую! - говорил он. - И вы, чуткая, должны понять это!" Нет, муж на протест неспособен - где ему: ходит в свою гимназию, дает уроки, а дома тетрадки поправляет… Да, душечка, вы тоже протестуете! Чем все наши дамы лучше вас? Ну скажите, что такое брак? Узаконенный разврат! Жены - это законные содержанки своих мужей! Вы, вы - выше их! Вы - свободны в своем выборе!
Женя с удивлением взглядывает на даму в киримоне, но возразить не решается, а дама почти истерически взвизгивает:
- Мужчины - подлецы!
- Вот это - правда, - соглашается Женя.
- Мы, женщины, должны быть мстительницами за наше порабощение! За наше унижение… Вы, Женя, должны понять, что такая женщина, как я, не может не сочувствовать вам. Я - не тупоумная самка; я - страстная, тонкая натура, и вы должны видеть во мне сестру и друга! Я понимаю, через какую вы драму прошли… вас соблазнил негодяй…
- Конечно, человек порядочный девушку не собьет… - говорит Женя, нахмурив брови.
- И вы, опозоренная, брошенная… Ну расскажите же нам все, милочка, не скрывайте: мы ваши сестры, мы все поймем и будем плакать с вами! - и дама схватила руку Жени.
- Право, какая вы. Ну что там рассказывать… кому охота… глупа была…
- Нет, нет, расскажите, расскажите… вы не поверите, как все это интересно… все… все…
- Ах, Боже мой! - с некоторой досадой говорит Женя, - да что же я буду рассказывать?
- Ну, первый ужас, первый трепет, когда вы вышли на улицу… типы мужчин… Что они любят?.. Как себя ведут с вами?.. Вы не стесняйтесь, душечка… я все, все пойму… О, я понимаю вас. Скажите, сначала вы искали смерти?
- Конечно, другой раз думала, что помереть лучше… да греха боялась, - неохотно произносит Женя.
- Nadine, обратите внимание на эту детскую веру в Бога, среди всего этого… c’est touchant, n’est ce pas? Душечка, отчего вы стесняетесь? Вы думаете, что мы - глупые буржуазки? О нет, нет… я проклинаю свою судьбу, которая загнала меня в тесные рамки, - я рождена быть Фриной, Аспазией!.. Один чистый юноша лежал у моих ног и молил о любви! "Дитя, - сказала я ему, - я не могу любить: я презираю мужчин! Вы еще ребенок, и я не хочу разбить ваше сердце…" Мое назначение быть мстительницей! Я сделаюсь гетерой и буду топтать мужские сердца. Вы, Женечка, не понимаете, как велико ваше назначение; вы должны сознавать его! Вы должны высоко держать голову, вы должны гордо проходить мимо этих женщин, которые - сытые, разъевшиеся, как коровы, - рожают и нянчат своих крикливых ребят. Законные содержанки! Фи! Душечка, говорите же… опишите нам со всеми подробностями, без стеснения, как приходит грубый, циничный мужчина, как все происходит…
- Ай, что вы! При барышне! - в ужасе восклицает Женя. - Да и что это за разговоры. Господи, да самое лучшее не думать, что есть такое на свете…
- Дорогая, да не стесняйтесь… сознайтесь, что вы все же любите… Есть, наверно, человек, которому вы отдали сердце… которому вы жертвуете всем… отдаете последнюю копейку, - и от него терпите и побои, и оскорбления…
- Ну, извините, - гордо говорит Женя, - "кота" у меня нет… этим, простите, я не занимаюсь - это уж самое последнее дело… Да и что тут мою жизнь рассказывать, что за радость! Скорей бы вырваться. Вот как откроем с теткой чайную, так тогда…
- Зачем чайную? - изумляется дама в киримоне.
- Чайная - очень хорошее дело. Мы с теткой так полагаем, что года через три мы мелочную даже можем открыть, тогда другого племянника из деревни возьму, к торговле буду приучать…
- Мелочная? Чайная? - тянет дама в киримоне. - И вы, вы променяете свою яркую, свободную жизнь на какую-то чайную! Стыдитесь!
- Как это стыдиться? - изумляется Женя.
- Конечно, - пренебрежительно отвечает дама в киримоне, закуривая новую папиросу. - У вас высокое назначение быть мстительницей! Вы должны высоко держать свое знамя! Гордо идти вперед! Презирать! Ненавидеть! Топтать всех в грязь! Я бы на вашем месте заразилась бы известной болезнью и с адским хохотом заразила бы всех мужчин!
Женя даже приподнимается с места.
- Да что вы! - замахала она руками, - да он домой пойдет… а, может, там дети… ложка… или полотенце…
- A-а! Так и надо, так и надо! Пусть они знают, что есть мстительницы за их разврат, за то, что они не ценят чуткой, изящной женской души, развитого ума, проходят мимо развитой, умной женщины и бегут только за смазливым личиком!.. Нет! Вы не должны, вы не смеете променять вашу жизнь на какую-то глупую чайную! Вы не должны забывать ваше высокое назначение! Вы не смеете! В глазах всех мыслящих людей вы потеряете всякое право на уважение!.. Налейте мне еще чашечку. Nadine, отчего вы не пьете?
- Je crainds les maladies, - произносит бледная девица.
- Bêtises! Ах, как мне обидно, что вы такая неразвитая! - обращается дама в киримоне к Жене, - я вам расскажу мою жизнь. Моя жизнь - роман, и вы поймете, что я родилась быть жрицей любви… но я - жертва родительского и супружеского гнета…
Женя тоскливо поводит глазами по сторонам, а дама в киримоне говорит, говорит, говорит.
- Полина Семеновна, мне пора, - поднимается блондинка.
- Ах, идем, идем, Nadine.