* * *
– Что будете заказывать?
Улыбчивая официантка подплыла к столику, за которым устроились двое авантажных мужчин, одетых с обманчивой простотой.
Один – высокий, светлый, стройный, в джинсах и свитере. Другой – кряжистый бычок с круглой, упрямой головой, тоже в джинсах, в джемпере поверх рубашки. Неброские вещи на мужчинах были отличного качества, с лейблами известных брендов.
"Солидняк", – успел шепнуть Маринке администратор Шурик. Он распознавал состоятельных посетителей с одного взгляда.
Заказали водку самую дорогую, соленые грузди и мясные блюда: нарезку, заливной язык, мясо на ребрышках. Давненько у Маринки не было таких клиентов. В предвкушении щедрых чаевых только танец живота не исполняла перед гостями.
К встрече с Божко Евгений не успел толком подготовиться – бухгалтерия подвела: не смогли найти договор, который объяснил бы все и расставил по местам.
Халтурин не стал устраивать репрессий: он по балансовым отчетам и банковским выпискам почти все понял и теперь чувствовал себя резидентом, вышедшим на агентурную сеть врага.
Для начала Халтурин решил размяться:
– Сергей, вам не приходилось бывать в Твери?
– Слушай, давай на ты, – предложил Божко.
– Давай, – легко согласился Халтурин – разница в возрасте была небольшая, лет пять, а переход на ты всегда и всех сближает – это даже не обсуждается.
– Нет, не доводилось. А что там, в Твери?
– Давай ты будешь есть, а я – говорить. Идет?
– А я не подавлюсь? – с видом ручного крокодила усмехнулся Божко.
Халтурин окинул собеседника насмешливым взглядом:
– Так я тебе и поверил! Ты не подавишься никем и никогда!
– Валяй, – отрезая кусок заливного языка, снизошел Сергей
– Там есть фаянсовый завод… был, был завод – ликвидирован за несколько часов до двухсотлетия, – уточнил Халтурин. – Представил?
– Представил.
– Этот завод основал в начале прошлого века Матвей Кузнецов – русский "фарфоровый король". Он делал на этом заводике всю посуду в царской России, от чашки до пиалы для братских народов. Кресты наперсные, подсвечники и фаянсовые иконостасы – шесть метров в высоту, двенадцать – в ширину. Тридцать восемь штук успел сделать. Революция все порушила. Представил?
Божко прервал трапезу. Заливное показалось немного недосоленным.
– Ба, да ты идеалист, что ли? – усмехнулся банкир, тряся солонкой.
– Нет, я любитель. Это ты у нас, похоже, идеалист. – Задетый иронией собеседника, Халтурин едва не испортил все дело.
– Ты меня что, зовешь благотворительностью заниматься?
– Благотворительностью потом будем заниматься, когда деньги заработаем. Церквей сейчас строиться много, я пробивал – они в состоянии покупать иконостасы. Дальше рассказывать?
Разговор пришлось прервать – подбежала извивающаяся официантка с горячим.
– Слушай, ты же профессионал, – заметил после смены блюд Божко, -зачем ты грузишь меня этой ерундой? Ты мне говори сразу: сколько и когда.
– На ликвидацию завода уйдет год. А мой проект заработает через восемь месяцев. Ты ничего не теряешь, – как можно равнодушней произнес Халтурин, не спуская глаз с Божко.
Банкир и кризис-менеджер на секунду скрестили взгляды, но этой секунды Халтурину хватило, чтобы понять: Божко теряет, еще как теряет, причем каждый день. Что – неясно. Сколько – не понятно, но теряет.
В этот момент Халтурин загадал: "Если успею понять, на что делает ставку банкир, все получится".
– Евгений, ты умный парень, но у тебя есть один недостаток: ты – из Москвы. Не надо считать остальных идиотами, не вешай мне лапшу на уши. Я завтра собираю собрание кредиторов и вношу сумму долга завода в реестр. Сможешь расплатиться с банком – делай хоть иконостасы, хоть кресты – мне фиолетово. Не сможешь – извини…
"Ты опоздал, голубчик". Халтурин даже испытал сочувствие к противнику.
* * *
Вера Ивановна развязала необъявленную войну: в воскресенье демонстративно собралась и уехала к сестре Ирине.
Женьке пришлось тащить Тему с собой на работу. Затолкала в сумку игрушки, еду, маленькую подушку Артема (если захочет полежать, придется сдвинуть стулья), и они приехали в отдел кадров.
– Вот сынок, здесь ты будешь сегодня играть, пока я не освобожусь, – стаскивая с Темы куртку, объяснила Женя, – договорились?
– Договорились, – согласился Артем. С мамой на работу – это круто. – А где туалет?
– Ты хочешь писать?
– Да.
– Идем, – вздохнула Женя и повела Тему в туалет.
Перед дверью в дамскую комнату Артем вывернулся и на весь коридор завопил:
– Я не хочу в туалет для девчонок!
– Какая разница? – хватая сына за шиворот, прошипела Женька.
– Мальчики писают стоя, а девчонки нет! – продолжал буйствовать сын.
– Парень прав, – услышала Женя голос Халтурина, – здравствуйте.
– Здравствуйте, – кивнула Хаустова, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
Евгений Станиславович остановился перед дверью в мужской туалет.
– Тема, идем, везде все одинаково, – выдавила Женька.
Артем вывернулся и, маневрируя между взрослыми, ловко прошмыгнул в мужскую комнату. Женя чуть не бросилась вдогонку.
– Я приведу его, – спохватился Халтурин и исчез вслед за Темой.
Женя стояла под дверью в мужской туалет и ждала, когда ей выдадут сына. Прошла минута, вторая, за дверью туалета было тихо, мужчины не появлялись.
Когда Женя уже готова была вломиться на чужую территорию, за дверью зашумела вода, послышались шаги, раздался радостный голос Темы и не менее радостный Халтурина, затем дверь открылась, и счастливый сын сообщил:
– Мы пописали!
Смущенный Халтурин подтвердил:
– Я помог ему со штанишками.
– Спасибо, – пробормотала Женька.
– Ну, давай знакомиться, крестник, – присев на корточки перед Темой, предложил Халтурин.
– Давай.
Халтурин подставил широкую, с длинными пальцами ладонь, Артемка шлепнул маленькой пятерней:
– Я Тема.
– А я Женя.
– И маму зовут Женя! – обрадовался Артем.
– Мы пойдем, – Женька потащила Артема в отдел.
– Евгения Станиславовна! – окликнул Халтурин.
Женя оглянулась:
– Да, Евгений Станиславович!
Оба хмыкнули.
– Думаю, вы могли бы работать дома, если ребенка не с кем оставить.
Женя покачала головой:
– Это вряд ли. Документов слишком много.
– А разве они у вас не в компьютере?
– Вы шутите?
Женька с осуждением смотрела на директора: столичный пижон даже предположить не может, что кто-то обходится дома без компьютера.
Халтурин приблизился к Жене:
– Какие шутки? Я вполне серьезно. Неужели не забита база?
– Не вся, – соврала Женя, – для этого нужен человек в штате, я не успевала. А теперь смысла нет.
Халтурин поймал Женю на слове:
– Вы не верите в успех нашего дела? – Взгляд серых глаз препарировал Хаустову. – Не верите?
Женя пожала плечами:
– Евгений Станиславович, у меня нет оснований не верить, и нет опыта, чтобы верить.
– Я услышал вас. Хорошо, – Халтурин посмотрел на Артема, – я дам вам неделю. Артем тянул и дергал Женю за руку, а Женю будто окунули в холодную воду.
– Вот как? Значит, это было не к спеху?
Она выпустила Тему, сын шлепнулся попой на пол и сидел, обводя пальцем узоры на линолеуме. Женьке стало до слез обидно: она торчала безвылазно на работе. Чтобы в понедельник этот карьерист мог поставить подпись на приказе, выставить охрану и запереть ворота, Женя должна была умереть, но сделать документы. Выходит, можно было обойтись и без этого экстрима?
"Понтярщик", – вертелось на языке у Хаустовой.
– Я имел в виду не приказы. Я имел в виду доверие. И это не понты, это вопрос жизни, – как с листа читая мысли кадровички, разошелся Халтурин. – Если я отложу увольнение, придется платить людям зарплату. А ее нет. Понимаете? Совсем нет денег. Или вы не понимаете? Люди ходят на работу, а я знаю, что не могу им выдать зарплату и молчу. Как это выглядит?
– Понимаю, – с опасением глядя на возбужденного Халтурина, подтвердила Женя.
– Тогда, может, вы справитесь?
– Я постараюсь.
– Поднимите ребенка. Спасибо, – буркнул управляющий, повернулся спиной к Женьке и направился в кабинет.
– Хорошо день начался, – кисло улыбнулась Хаустова и подхватила Артемку на руки.
– Дядя тебя ругал? – Тема готовился зареветь.
– Нет, что ты, это дядя так хвалил. Он просто дремучий.
– Как лес?
– Как лес.
Никакому объяснению желание Халтурина привлечь кадровичку в качестве помощницы не подлежало. Правило номер два кризис-менеджера гласило: "Никогда не оставляй старую команду для новой работы".
Халтурин с удивлением признал, что ему зачем-то нужно обратить в свою веру эту сонную девушку. Почему-то страшно хотелось, чтобы пришибленная кадровичка стала единомышленницей, соратницей, поверила в него, в Евгения Халтурина, чтобы гордилась им, чтобы шла без оглядки под его знаменами. Евгений с недоумением спрашивал себя: зачем ему это? – и не находил ответа.
Хаустова была смешной провинциалкой на подошвах-тракторах, в каких-то турецко-китайских христарадных свитерочках и кофточках – никакого сравнения с Гретой.