11. Таинственный пришлец
Кто я таков - не скажу, а вот мне примета:
Не русак, дик именем, млады мои лета.Антиох Дмитриевич Кантемир
4 ноября Маргарита Сергеевна Сапрыкина с утра отправилась к бабе Шуре, чтобы поздравить односельчанку с Днем народного единства, или, как говорил Дима Галкин, днем взятия Китай-города. Поначалу-то она этот праздник не признавала, считала очередным предательством и преступлением оккупационного режима и упорно и даже с некоторым вызовом отмечала 7 ноября, но ежедневное смотрение федеральных каналов сделало в итоге свое просветительское дело, и теперь Тюремщица заранее предвкушала удовольствие, с которым будет стыдить и отчитывать темную Егоровну, когда та наивно спросит, с каким таким праздником ее поздравляют. Сапрыкина ведь, несмотря на то что годилась Александре Егоровне в дочки, держалась с нашей старухой покровительственно-строго, учила ее уму-разуму и пеняла за многочисленные, на ее взгляд, несообразности и бестолковости в гогушинском хозяйстве, поведении и мировоззрении.
- С праздником тебя, соседка!
- И тебя тоже, миленькая!
Опешившая от такой неожиданности Сапрыкина глупо спросила:
- С каким?
- Как с каким? Казанской Божьей Матери!
Ох как обидно стало Маргарите Сергевне, ох как она осерчала - и на себя, и на ехидно (как казалось Сапрыкиной) улыбающуюся Александру Егоровну. Она-то ведь считала себя и в этом смысле самой знающей и авторитетной, читала даже пару книжек строгого изобличителя всякой антиправославной мерзости архимандрита Рафаила, после чего некоторое время ругала Жору розенкрейцером, а тут надо же, так опростоволосилась!
Чтобы скрыть смущение и восстановить пошатнувшийся авторитет, Маргарита Сергевна строго спросила:
- Ты что это свою пустолайку так распустила?! Орет на всю деревню, сбесилась, что ли?
- Да я сама в толк не возьму, что на нее нашло, брешет и брешет с самого утра.
Сапрыкина насторожилась:
- А может, учуяла кого?
- Да кого ж ей чуять?
- Кого-кого. Мало ли кого. Время такое, что… Бандит на бандите…
Лада действительно давно уже заходилась истошным лаем и как полоумная скакала перед гогушинской так называемой баней, небольшим фанерным домиком, где уже давно никто не мылся, а хранилась всякая ненужная рухлядь. Мылась Егоровна в тазу, ну иногда у Сапрыкиной - в настоящей, бревенчатой, жаркой и пахучей бане.
- Ты б, Егоровна, хоть поинтересовалась бы, что у тебя под носом-то творится!
Баба Шура покорно направилась к баньке.
- Ну что ж ты так раскричалась, Ладка? Ну, что тут… Не открывается чо-то! - подергав дверцу, изумилась баба Шура.
- Т-ш-ш! Тихо! - Сапрыкина перешла на громкий страшный шепот: - Иди сюда! Быстрее! Да не дергай уже дверь, бестолковая! Уходи оттуда! Ну быстрей ты, Господи!
Егоровна, совсем растерявшись, подошла к отбежавшей на безопасное расстояние Тюремщице.
- Беда, Егоровна! Там кто-то есть!
- Да кому быть-то…
- Да тому, кто дверь держит, дура ты старая, прости Господи! Так. Спокойно. Спокойно. Главное, не провоцировать…
- Да скажи ты мне, ради Христа, кто там? Что ж ты меня стращаешь-то так, миленькая!
- Молчи. Тихо. Надо этого обалдуя позвать!
- Какого обалдуя?
- Какого! Золотого! Их тут много, что ли?
Но обалдуя звать не пришлось. Он уже и сам шел, ернически приплясывая и приветствуя Егоровну песней из кинофильма "Москва слезам не верит": "Александра, Александра, что там вьется…" - но, увидев Сапрыкину, тут же переключился:
- Чита-Рита-Чита-Маргарита! Вах! Да вы, девчоночки, уж с утра в сауну намылились? Дело! Может, спинку кому потереть? Тайский массаж? за недорого?
- Да тихо ты…
- А чо такое?
- А то такое, что вон в бане-то кто-то засел!
- В бане?
Приходи ко мне на баню - я тебя оттарабаню.
Приводи свою маманю - и ее оттарабаню!
- Да не ори ты, урод! Иди вот посмотри, кто там!
- А чо мне смотреть? Эт он вас поджидает!
- Кто поджидает, дурья твоя башка?
- А то ты не знаешь? Винни-Пух!
- А?
Жора, которого сегодня пробило на частушки, объяснил:
По деревне ходит слух
Винни-Пух е..т старух!
Тетю Дашу, тетю Глашу
И еще каких-то двух!
Егоровна хмыкнула.
- Да вы с ума посходили все, что ли? - рассвирепела Сапрыкина. - Там, может, маньяк какой прячется!
- Сексуальный, - радостно предположил Жорик.
- Херальный! Ты мужик или нет? А ну давай быстро!
И Сапрыкина, схватив Жорика за шиворот, швырнула его к зловещей и таинственной дверце.
С трудом удержавшись на ногах, Жорик обернулся, послал Маргарите издевательский воздушный поцелуй и только потом дернул за ручку. Дверь не поддавалась. Жора дернул сильнее - тот же результат. Третьего рывка ручка не выдержала, и Жора повалился на землю под визг Сапрыкиной и лай вконец разошедшейся Лады.
Поднявшись и разозлившись, Жорик схватил прислоненный к стенке бани черенок лопаты и заорал, как резаный Высоцкий:
- "Граждане бандиты! С вами говорит капитан Жеглов! Сопротивление бесполезно! Я сказал - Горбатый!" - сопровождая каждый рык громким ударом черенка о хлипкие стены и дверь баньки.
"Вот дурак-то! Щас переломает все", - подумала Егоровна, но сказать ничего не успела.
Потому что после крика: "Вихрь-антитеррор!", сопровождаемого особо лихим и сокрушительным ударом, воцарилось неожиданное безмолвие.
- А там, блин, шевелится что-то, - озадаченно произнес Жорик.
- А мы что говорили? Ну вот и давай, шугани своего Винни-Пуха! - приказала Сапрыкина, а сама подвинулась еще поближе к калитке.
- Эй, ты там! Стреляю на поражение! Выходи по одному!
- Господи, сколько их там? - ужаснулась баба Шура.
- Считаю до одиннадцати! Уже десять! - продолжал куражиться бесстрашный от хмеля и врожденной дурости Жора.
И тут дверца приоткрылась,
потом еще чуть-чуть,
потом открылась наполовину, и…
и из-за нее появилась голова.
- А-а-а-а! - заорала Сапрыкина.
- Господи Иисусе! - прошептала Егоровна.
- Бляха муха! - удивился Жорик.
Из низенькой бани, согнувшись в три погибели, почти на четвереньках выползало что-то невероятное, что-то совершенно немыслимое и невозможное в нормальной русской деревне, тем более в День народного единства. Когда же оно распрямилось во весь свой рост, Сапрыкина завизжала с новой силой и вылетела за калитку. Обезножившая со страху Егоровна быстро-быстро закрестилась и зашептала:
- "Не убоишися от страха нощного, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща и беса полуденного!"
А ошарашенный Жорик произнес:
- Вот тебе, бабушка, и волосатый огурец!
Глупая и похабная присказка в данном случае оказалась уместной - незнакомец действительно был волосат. Вот представьте себе индейца-аутиста из "Пролетая над гнездом кукушки" - вот такая же орясина, только кучерявая и заросшая по самые ресницы иссиня-черной всклокоченной бородой и с глазами… нет, лучше вспомните мультфильм "Аленький цветочек" - тот, старый, советский - сказочное лохматое чудище с такими же печальными глазами предстало изумленным и перепуганным взорам моих героев.
Раньше всех опомнилась Лада, которая сначала от греха подальше отбежала вслед за Сапрыкиной, а теперь с яростным лаем наскакивала на пришельца, не очень-то, однако, приближаясь.
Ужас исказил черты ужасного создания, и неожиданно мелодичным и жалобным человечьим голосом оно заблажило:
- Вущау восед! Леэгзер, вущау восед!
Мать честная! Это что же такое делается?
Сапрыкина, припустив наутек, завизжала:
- Хватайте его! Это ваххабит!
Тут уж Жора потерял всякий страх и всякое разумение:
- Ага! Бабай Кунанбаев! Нелегальная миграция! Очень хорошо! А ну руки в гору! Руки в гору, я сказал!
Чудище подняло огромные лапы:
- Ыбакво, аттадергуллинь!
- Молчать, пока зубы торчат! Документики приготовили!
- Регистрация небберень, документы, негер гын теффань.
- Тэкс! Неберен, говоришь? А наркотрафик - берен? А? А международный терроризм - берен?!
- Аттымемтуеллинь, ыбакачху!
- Ебачху?!! Ну все! Я те щас покажу ебачху! Лимиты терпения исчерпаны!
- Ыбакво, ассэнаббэтуллинь! Мыным метфо негер альдеррэгхум!
- Без суда и следствия! По законам военного времени!
Сапрыкина издалека посоветовала:
- Ты его обыщи, Жорик! Вдруг у него пояс шахида!
- Попрошу без комментариев! - огрызнулся вконец охреневший Жорик, - здесь вопросы задаю я!.. Почему посторонние на съемочной площадке?!
- Да уж полно тебе фасонить-то! Глянь, как человека-то напугал! Больно ты что-то развоевался! - вмешался наконец в эту трагикомедию единственный здравомыслящий и взрослый, хотя и маленький и робкий, человек.
Несчастный незнакомец, услышав в голосе Егоровны сострадание и милосердие, протянул к ней в отчаянной мольбе свои большие и грязные ладошки:
- Войзеро! Арогит, йикырта!