* * *
Уиттингборнское аббатство не пережило ужасов Реформации. Свинец с крыши ободрали, после чего она сгнила и обвалилась, а местные жители, заметив это, не преминули использовать каменную кладку для личных нужд. По всему Уиттингборну в стенах и заборах появились странные резные камни. Такова же была и судьба камня с листком аканта, которым подпирал и дверь Хай-Плейс. Аббатство тихо и незаметно погрузилось в траву; лишь одинокая изящная арка осталась нетронутой среди случайных фрагментов стены и лестницы. Викторианцев очаровала эта живописная картина: они быстренько починили уцелевшую кладку и разбили вокруг руин сад с кустарником, дорожками и чопорными клумбами. В кустах проделали ниши для чугунных скамеек, а каждую скамью привинтили к бетонной плите и обставили с двух сторон вычурными урнами. Сиденья эти предназначались для определенных социальных групп: одна скамья для престарелых ветеранов войны, другая для обычных престарелых, третья для молодых мам с колясками, четвертая для школьников, вечно выставляющих напоказ свою личную жизнь, пятая для жутких немытых типов, а еще две, с прекрасным видом на арку, для чиновников и секретарей из адвокатских контор, которые приходили сюда с низкокалорийными обедами.
Утро в парке выдалось тихое, не считая парочки нерадивых школьников, споривших из-за сигареты, да нескольких целеустремленных и грозных на вид дам с маленькими собачками. Дэн шел по парку с газетой и цветами, а в голове у него было множество бесполезных, но интересных мыслей о том, как мы обязаны голландцам, которые триста лет назад поведали англичанам о заливных лугах. Дэн хотел посидеть на любимой скамейке под солнышком и прочитать первую страницу газеты - передовицу и письма. Ему нравилось вот так упорядочивать свою жизнь, как нравилось сажать по прямой цветы и идеально ровно вешать картины. По дорожке, посыпанной гравием, он быстро дошел до места, откуда было полностью видно заросшую травой арку - это зрелище не уставало его радовать. Там он остановился. На его скамейке, спиной к нему, сидели двое: Лоренс Вуд и Джина Бедфорд. Они сидели не слишком близко, ко чуть повернувшись друг к другу. Лоренс опирался локтями на колени: Дэн тоже так делал, когда некуда было деть руки. Подойти к ним? Или не стоит? Со знакомыми вообще-то принято здороваться… Но что в этой ситуации покажется трусостью, а что - тактом?
В следующую секунду Джина уронила голову на руки, а Лоренс сочувственно погладил ее по плечу.
Дэн попятился.
- Господи благослови, - прошептал он и отправился домой. - Господи благослови.
- Он сказал, что больше не желает меня терпеть, - произнесла Джина, закрыв лицо ладонями.
Она почувствовала на плече руку Лоренса.
- А еще, что умелый хирург режет глубоко и один раз, ион поступит также. Возьмет и уйдет, потому что больше не в силах со мной жить.
Она замолчала. Лоренс оторвал взгляд от ее лица и уставился на свои руки. Джина выглядела ужасно, просто ужасно: словно кто-то страшным ударом размазал черты ее лица. На ней были джинсы, хлопковый свитер и красные балетки, никакой косметики и украшений. Лоренс подумал, что давным-давно не видел Джину без косметики, еще со школы, когда все девчонки прятали в раздевалке тушь для ресниц и помаду "Риммель", чтобы быстренько накраситься перед уходом домой - мало ли кого встретишь на улице.
- Заявил, что у меня пропали все интересы, а новые я не ищу, только бегаю вокруг него и Софи, цепляясь за их жизни. Я становлюсь истеричкой и, видимо, только и жду повода для скандала. Я играю на нервах и трачу все силы на то, чтобы манипулировать людьми…
- Хватит, - мягко остановил ее Лоренс. - У него есть любовница?
- Вроде бы нет. А что?
- Все, что он тебе наговорил, похоже на бред. Ты не такая. Может, он нарочно выдумал повод?
Джина сняла обручальное кольцо и стала примерять его на другие пальцы.
- Последнее время я много плачу и требую от них с Софи внимания, потому что они меня в упор не видят. Да, неправильно, просто я совсем отчаялась. Лоренс…
- Да?
- Я… я не смогу без него. Просто не смогу.
- Джина… - с легкой досадой в голосе произнес Лоренс.
- Правда! Он мне необходим. Он меня дополняет, подталкивает. И мы были по-настоящему счастливы, понимаешь? Счастливы! Ссоры - это все пустяки.
- Вряд ли…
- Нет, не пустяки, конечно, но наши ссоры были несерьезные! Просто два сильных человека защищали собственную территорию.
Лоренс поднял глаза и посмотрел на арку.
- Как думаешь, Фергус вернется?
- Нет.
- Даже ради Софи?
- Он сказал, что только из-за нее терпел меня так долго. Он впервые захотел уйти, когда ей было двенадцать.
Лоренс встал и сунул руки в карманы. Джина уже два дня жила у них, чтобы не видеть большой грузовик у входа в Хай-Плейс. Хилари была очень терпелива, несмотря на массу забот и присущую ей вспыльчивость. Только сегодня утром, проверяя обеденное меню, она не выдержала и попросила: "Пожалуйста, отведи ее куда-нибудь на часок, пусть выговорится. Ей это очень нужно, а мне и сказать-то нечего. Я считаю Фергуса бессердечным эгоистом, но она не даст мне его оскорблять". "Хорошо, - виновато ответил Лоренс, - хорошо, я с ней поговорю".
- Джина, - произнес он теперь, позвякивая мелочью в карманах. - Как по-твоему, он изменился?
Она надела кольцо обратно на безымянный палец.
- Конечно.
- Тогда… - медленно проговорил Лоренс, чувствуя внезапный прилив жалости и любви к Джине, - тогда притворись, что он умер. Что погиб дорогой тебе человек, и теперь ты о нем скорбишь. Но это только в том случае, если он действительно изменился, если ты выходила замуж за другого Фергуса.
Фергус часто пользовался услугами этой грузовой компании. За последние двадцать лет они перевезли множество аккуратных коробок и свертков из аукционных залов в его дом, а затем в аэропорт, откуда те отправлялись в Америку или на Дальний Восток. Сразу после Рождества эта же компания занялась перевозкой вещей в новый лондонский дом мистера Бедфорда. Мистер Бедфорд сказал бригадиру грузчиков, что он расширяет бизнес, однако вывоз из Хай-Плейс половины мебели, целого гардероба и пары отменных удочек не очень-то смахивал на расширение бизнеса. Скорее, походило на развод. И потом, миссис Бедфорд всегда угощала их сандвичами, а сегодня ее нигде не видно.
Фергус стоял в коридоре с блокнотом. Мимо него проносили столы, буфеты, картины, стулья и ширмы, которые он помечал галочкой, словно детей в школе. Выглядел он абсолютно невозмутимым, чувствовал он себя совершенно подавленным. Он уже больше года планировал переезд, а потом подчинился внезапному, неумолимому порыву и сам все испортил отвратительной ссорой. Фергус хотел резать быстро, чисто и глубоко… "Я ухожу, - скажет он Джине, - потому что жизнь с тобой невыносима". И сразу уйдет.
Он просчитался: переоценил ее понимание ситуации, не подготовил почву. Не поделился даже с Лоренсом и Хилари, которых очень любил и которые могли-бы поддержать Софи в трудную минуту. Он допустил грубую, жестокую ошибку по отношению к дочери - решил (видимо, так ему было удобнее), что Софи не по годам самостоятельна и прекрасно разбирается в хитросплетениях взрослой жизни.
Софи пришла в ужас, когда ом все ей рассказал. В ужас. И кажется, совсем не понимала, о чем он толкует.
- То есть как это вы "убьете друг друга"?! - закричала она в тот вечер, когда Фергус решил поговорить с ней как со взрослой. Он сразу почувствовал себя убийцей - да еще и рассерженным убийцей, потому что все время, пока он говорил, Софи, словно маленькая девочка, держала во рту дешевые голубые бусы. Она посасывала их и молча смотрела на него. Фергусу хотелось завыть от горя и одновременно от родительского гнева.
Не зная, как подступиться к дочери, он даже предложил ей поехать с ним.
Софи посмотрела на него пустыми глазами, похожими на голубые бусины.
- Я не могу. У меня школа.
- Ты могла бы сдать экзамены в Лондоне.
Ее глаза наполнились слезами. Фергус вдруг осознал, что это для нее слишком - узнать, что жизнь внезапно меняется без ее ведома и участия. Софи начала задыхаться.
- Я… я не могу бросить маму! У нее больше никого нет!
Фергус покраснел и опустил глаза.
- Ты права…
Потом Софи сказала, что пойдет к себе в комнату, однако остановилась на пороге и резко, взрослым тоном спросила:
- Значит, ты завел любовницу?
Фергус встал.
- Нет. Нет, Софи.
Дочь посмотрела на него из-за плеча.
- Нет ничего унизительнее, чем когда тебя бросают просто так. Выходит, все лучше, чем быть с нами? Если ты не можешь остаться даже ради… - ее голос дрогнул, и она почти зашептала: -…даже ради меня, то уходи.