Когда бинты были сняты, Марк увидел гной и кровь. Весь низ живота девочки был обмазан какой-то коричневой пастой, напоминавшей жеваную траву.
Одна из нянечек стала медленно лить воду на зловонную массу, а другая осторожно раздвинула ноги девочки.
Ее наружные половые органы были утыканы длинными шипами акации, скрепленными черным шнурком. Когда пасту и сгустки крови окончательно отмыли, Марк увидел, как из крошечного отверстия, оставленного в зашитой ткани, стекает зеленый густой гной. Сестра быстро разрезала шнурок, и аккуратно, один за другим, стала вынимать шипы. Марк фотографировал. Последнее, что он увидел, - это искалеченные гениталии девочки, из которых, когда вынули последние шипы, потоком хлынули кровь и гной. Потом Марк упал в обморок.
Он открыл глаза в лазарете, нагнулся над стоящей возле кровати миской, и его вырвало. Увидев, что он пришел в себя, к нему подошла врач.
- Что они сделали с этой девочкой? Это самое страшное зрелище, которое я когда-либо видел.
- Они приготовили ее к супружеской жизни. - Врач не могла скрыть ярости. - Так поступают во многих африканских и в самых примитивных арабских государствах. Они совершили обрезание. Специально искалечили ее гениталии, вырезав клитор: жена, которая не получает наслаждения от секса, не будет изменять своему мужу.
- Но кто это сделал?
- Скорее всего деревенская акушерка с помощью обычной бритвы. А мать и сестры держали девочку. Конечно, об анестезии и речи не шло.
Затем на рану положили землю и пепел, чтобы остановить кровь. Потом, как вы видели, они зашили ее с помощью шипов и бечевки, оставив крошечное отверстие для мочи и менструальной крови. Они перебинтовали ноги так, чтобы девочка не могла ими пошевелить.
- А почему у нее так раздут живот?
- Гной, образовавшийся внутри, не имел выхода.
- Что же случается после того, как она выходит замуж?
- А как вы думаете? Муж "вскрывает" ее кинжалом, а потом носится по всей деревне, демонстрируя всем окровавленное лезвие - доказательство того, что была произведена дефлорация.
Стоит ли говорить, что женщина испытывает чудовищную боль во время соития, а если "вскрытие" не было тщательным, то при рождении ребенка она просто лопается, как арбуз.
- А их всегда… "оперируют" в столь юном возрасте?
- Да. Причем чем раньше это делается, тем больший вред "операция" наносит ребенку.
Марк вновь почувствовал острый приступ тошноты и склонился над миской.
- Что, вы полагаете, я должен сделать с фотографиями?
- Для нас важно, чтобы люди на Западе узнали об этом. - Врач сняла очки в тяжелой роговой оправе и протерла уставшие глаза. - Я делала доклад на комиссии ООН, занимавшейся вопросом дискриминации женщин в регионе Персидского залива. Однако доклад проигнорировали.
А как вы сами знаете, одна фотография стоит тысячи слов. Я вижу девочек в таком же состоянии, как эта, каждый месяц, а то и чаще. - Она вздохнула. - Но правительство Сидона делает вид, что такой проблемы просто не существует. Появление фотографии в американской прессе вызовет волну возмущения, и давление с Запада заставит сидонское правительство принять меры.
- Вы имеете в виду короля Абдуллу?
- Нет. Департамент здравоохранения утаивает от него информацию. Я думаю, что многие из прозападных реформ Абдуллы здесь очень непопулярны.
Марк вдруг почувствовал прилив огромной симпатии к этой женщине-врачу. Жалость ко всем страдающим на этой земле была движущей силой его жизни. Сколько бы трупов он ни сфотографировал, сколько бы его друзей ни пропали в районе боевых действий, Марк в глубине души оставался все тем же подростком-идеалистом, который десять лет назад убежал из дома, чтобы собственными глазами увидеть войну.
- Перед тем как уехать из Сидона, мне предстоит снимать короля Абдуллу. Я постараюсь показать ему эти фотографии.
Глядя вперед через лобовое стекло боевого вертолета, Марк увидел на горизонте Семиру. Город проступал ярким белым пятном на фоне зеленой равнины, простиравшейся у берегов единственной в Сидоне реки.
В сопровождении двух гвардейцев Марк прошел в королевскую приемную. Абдулла поднялся ему навстречу из-за изящно инкрустированного стола.
- Салям алейкум.
- Алейкум а салям. Разведка доложила мне, что вы были с майором Халидом в районе восточного предгорья и что вы - один из немногих оставшихся в живых после наступления на позиции бандитов. Позвольте мне взглянуть на ваши снимки.
Кто-кто, а Марк-то уж знал, что сам майор Халид не имеет ни малейшего отношения к успеху операции. Вздохнув, он стал раскладывать фотографии на столе.
Марк протянул королю специальное увеличительное стекло, и тот склонился над фотографиями, - Это потрясающие свидетельства того, что такое война в Сидоне! Вы очень храбрый человек, господин Скотт. - Он еще раз взглянул на снимок, запечатлевший обнаруженный в пещере склад с советским оружием. - Мы не были уверены в том, что Советский Союз оказывает бандитам военную помощь. Правда, разведка доносила нам об этом, но конкретных доказательств не было. Теперь с вашей помощью страна получила необходимые доказательства. Благодарю вас!
Марк понял, что благоприятный момент настал.
- Ваше Величество, я хотел бы показать вам еще несколько фотографий.
- Конечно.
Марк быстро собрал разложенные на столе снимки, а на их место положил фотографии искалеченной девочки.
Абдулла молча смотрел на воспаленное лицо девочки и ее кровоточащие гениталии, потом коротко и отрывисто спросил:
- Кто совершил это зверство? Кто из солдат за него ответствен?
По лицам охранников Марк понял, что они-то были в курсе дела. Но Абдулла заблуждался искренне.
- Ваше Величество! К сожалению, то, что: вы видите, - результат операции, проведенной на половых органах девочки по просьбе ее собственной матери. Меня попросил сделать эти снимки врач из госпиталя в Динаде.
Сохраняя внешнее спокойствие, Абдулла опустился в кожаное кресло, предложил Марку сесть и рассказать все, что ему известно об этой варварской традиции. Он записал в блокноте имя врача и потребовал, чтобы охранники немедленно вызвали к нему министра здравоохранения.
Король взглянул на самого молодого из находившихся в комнате офицеров.
- Вы знали об этом обычае?
- Да, Ваше Величество. - Офицеру не удалось скрыть дрожь в голосе. - Но эта традиция соблюдается лишь в самых примитивных крестьянских семьях…
- Девяносто пять процентов нашего населения - простые, примитивные крестьяне. - Голос Абдуллы все еще казался спокойным, но глаза уже метали молнии. - Почему мне никогда об этом не докладывали? Намеренно скрывали факты? И что заставляет людей идти на подобные зверства?
- Исключительно суеверие, - ответил офицер. - Но исламские фундаменталисты одобряют эти обычаи. И хотя в Коране подобная практика не упоминается, некоторые из ученых комментаторов закона находили эту традицию весьма похвальной.
- Если бы только аллах мог защитить нас от зла, творящегося его именем! - вздохнул король и вновь обратился к Марку:
- А что вы намерены делать с фотографиями?
- Предложу "Тайм". Они, конечно же, опубликуют фотографии, ставшие доказательством советского вмешательства.
- А с этим? - Абдулла указал на фотографии девочки.
- Тоже предложу в "Тайм". Но они скорее всего откажутся. Снимки слишком шокирующие.
Абдулла кивком головы дал понять, что разделяет мнение Марка.
- Понимаете, в чем мои трудности? Я могу отдать приказ, чтобы подобная практика прекратилась, и женщины мне повинуются. Тридцать лет назад никто в Сидоне не смел отремонтировать собственный дом или покинуть деревню без разрешения короля, и простые люди до сих пор подчиняются королевским приказам, не размышляя. Проблема в том, что, если я так поступлю, фанатики используют это, чтобы спровоцировать бунт. Нужно создать впечатление, что, запрещая чудовищный обычай, я лишь подчиняюсь чужой воле, а не навязываю людям свою.
- То есть вы хотите, чтобы западная пресса повлияла на формирование общественного мнения?
- Точно так же, как западные политики, ученые и дипломаты… Вы никогда не устраивали выставки своих фотографий в каких-либо галереях, мистер Скотт?
- Устраивал. Я работаю с галереей Анструтера в Нью-Йорке.
- Тогда, пожалуйста, организуйте выставку этих фотографий. Мы, конечно, оплатим все расходы. Наше посольство свяжется с вами, когда вы вернетесь в Нью-Йорк.
Очень тихо боковая дверь в комнате приоткрылась. Король обернулся. В комнату вошел двенадцатилетний мальчик. На нем была изящнейшим образом выполненная белая военная форма.
Абдулла подумал, что его племяннику подобало бы входить в комнату, как входят принцы, а не проскальзывать, подобно слуге.
- Простите, что побеспокоил вас, дядя. Но я думал, что вы уже закончили. - Принц Хасан два часа простоял под дверью, раздираемый противоречивыми чувствами: любовью к дяде и страхом перед ним и его охраной. А кроме того, ужасом перед королевским троном, который ему предстояло наследовать.