- Вы оба грабите, - продолжал возница.
- Я тебя хоть раз ограбил? - рассердился разбойник.
- Да я разве что говорю, ты отбираешь только у богатых, - признал кучер, сообразив, что шутка зашла слишком далеко.
- А о французе ты мог бы сказать то же самое? - с неприязнью спросил Рибальдо.
- Нет, - согласился кучер. - Уж он-то точно меня ограбил. Он повышает цены на хлеб, который я ем, на льняное масло, в которое я его макаю. А вот мое жалованье почему-то остается прежним!
- Зато время от времени он бесплатно приглашает тебя в театр. Разве ты не рад? - насмешливо спросил Рибальдо.
- А чему радоваться? Нам, беднякам, приходится драться, чтобы занять места, а кончается все равно тем, что спектакля никто не видит. И потом, театром сыт не будешь. Нам деньги нужны, а не театр!
Лошади двигались шагом. После уплаты дорожной пошлины у Новых ворот дилижанс въехал на Садовую дорогу, называемую так, потому что когда-то в этом месте располагались сады Торриани, старинного семейства, когда-то правившего Миланом.
Между Рибальдо и возницей продолжался серьезный разговор, весьма льстивший последнему, хотя на душе у него было неспокойно. Городские жандармы и солдаты Наполеона не простили бы ему знакомства накоротке с разбойником, видевшим во французах наглых захватчиков и мародеров, а не доблестных защитников хваленой свободы.
Наступил вечер, факелы, прикрепленные на стенах домов, бросали вокруг красноватые отсветы.
- Десять лет назад здесь было темно, - заметил Рибальдо, не желавший углубляться в разговор о политике.
- Освещение - штука хорошая. Слава богу, доходы от игры в лото хоть отчасти пошли на доброе дело. Одной рукой отнимают деньги у народа через азартные игры, а другой возвращают малую часть, освещая улицы. Вот так и живем. Но ты мне так и не сказал, какие новости в Милане, - напомнил возница.
- Новости у нас в спальнях и будуарах, - сухо ответил Рибальдо. - Шлюхи из благородных, те, что раньше бегали за австрийцами, теперь оспаривают внимание французов. Самую крупную дичь уложила певица Джузеппина Грассини.
- Да, похоже, этот Бонапарте настоящий поклонник бельканто.
- Когда поет красивая женщина.
- Ну, она-то не из благородных.
- Будем считать это смягчающим обстоятельством, - согласился Рибальдо. - Она родилась и выросла в нищете, это ее хоть отчасти извиняет. Другие занимаются этим ради разврата.
- Как ни верти, а все они, бабы эти, одним миром мазаны, - вздохнул кучер, слегка натягивая вожжи. - Вот вернусь домой, задам взбучку своей жене.
- Она наставила тебе рога?
- Нет пока, но не сегодня, так завтра…
Рибальдо переменил тему разговора.
- Милан как был, так и остается страной дураков. Даже самые просвещенные граждане не понимают, что Франция ничем не лучше Австрии и Испании. Все хотят жиреть за наш счет.
- Простой народ это понимает. Даже я понимаю, хоть и неграмотный, - заявил кучер.
- Ты - да, но не те, кто имеет власть. В тот день, когда здесь больше не будет ни французов, ни австрийцев, ни испанцев, я смогу умереть спокойно.
Дилижанс остановился возле гостиницы "Колодец".
- Прощай, друг, - сказал Рибальдо, пожимая руку возничему. - Ты оказал мне услугу, и я этого не забуду.
Он спрыгнул с козел и подбежал к своему жеребцу, привязанному к задку кареты. Завидев хозяина, гордый скакун вскинул голову, зафыркал и затряс гривой. Рибальдо отвязал его, подхватил под уздцы и повел к выдолбленной из камня поилке, тянувшейся вдоль фасада здания. Там он привязал коня к одному из железных колец, вделанных в стену.
К нему подбежал гостиничный конюх.
- Позаботиться о вашей лошади?
- Меру овса, - приказал Рибальдо, бросив конюху монету, которую тот ловко поймал на лету.
- Сию минуту, синьор, - весело крикнул он.
- Да смотри, чтобы овес был отборный, а не проросший, который ты держишь для иностранцев.
- Можете мне довериться, - сказал молодой конюх. - Я позабочусь о вашей лошади не хуже, чем о своей собственной.
- У тебя есть лошадь? - изумился Рибальдо.
- У меня будет лошадь, как только я разбогатею.
- Позаботься пока о моей, - сухо напомнил Ри-бальдо.
У него руки чесались отвесить конюху затрещину, и он еле сдержался, опасаясь привлечь к себе внимание. Этот ничтожный прислужник, занимавший место на самой нижней ступени социальной лестницы, вместо того чтобы удовольствоваться тем, что имеет, уже размечтался о богатстве, более того, он верил, что вот-вот разбогатеет! Вот они - революционные идеи, принесенные французами!
"Люди думают, что можно добиться справедливости, разделив поровну на всех уже созданное богатство, - думал Рибальдо. - Им нужно все и сразу. Но лестницу преодолевают ступень за ступенью. И требуется немало времени и усилий, чтобы добраться до верха".
Кучер уже успел загнать дилижанс в каретный сарай. Носильщики перетаскивали багаж пассажиров в гостиницу, а путники разошлись по своим номерам, чтобы переодеться к ужину.
Рибальдо прошел в обеденный зал "для благородных" и направился к столику в дальнем углу у большого окна с цветными ромбовидными стеклами в свинцовых переплетах. Он отодвинул свободный стул и сел за столик. Напротив него уже сидел граф Гаэтано Порро.
- Как утешительно видеть, что даже в нынешние смутные времена почтовые кареты прибывают вовремя, - насмешливо приветствовал он своего гостя.
- С почтовой каретой или без нее на встречу с тобой я все равно пришел бы вовремя, - ответил Рибальдо.
Граф Порро протянул ему изящную табакерку:
- Угощайся.
Рибальдо взял щедрую щепоть табаку, поднес к носу и вдохнул, с наслаждением прикрыв глаза.
- Великолепно, - сказал он. - Просто превосходно.
Официант в пудреном парике и ярко-красном камзоле поставил на стол между ними поднос с бутылкой мальвазии и парой украшенных позолотой хрустальных бо-калов.
- Я чертовски рад видеть тебя, Гаэтано, - с дружеской фамильярностью продолжал Рибальдо, взяв бокал, протянутый ему графом.
- Я тоже рад, хотя сильно беспокоюсь о тебе. Французы рыщут повсюду, а ты продолжаешь изображать из себя отчаянного лиходея и не гнушаешься грабить даже любовницу самого Бонапарте.
- Я действую вне закона, но делаю ровно то же самое, что другие творят под защитой правительств и с одобрения именитых граждан. Но ты ведь не для того позвал меня, чтобы спорить о том, кто настоящий вор?
- Ты угадал. Я не собираюсь спорить по этому поводу. Все равно каждый останется при своем мнении.
Рибальдо наклонился вперед и поставил свой бокал на столик.
- Я еще больше укрепился в своем мнении именно теперь, - сказал он, - когда вижу, как ты приносишь свои способности, свое влияние, весь свой ум на службу французу.
Граф Порро судорожно стиснул в кулаке серебряную рукоятку своей трости.
- Я служу народу Милана.
- Народ Милана растерян и сбит с толку этими оборванцами, которые одной рукой уничтожают старые привилегии, а другой создают новые.
- Как будто я этого не знаю! - вздохнул граф Порро. - Но ты считаешь, что существует лишь один выход из положения: уйти в леса и нападать из засады. Я же верю, что любые перемены должны укореняться путем медленных и постепенных реформ. А что касается Бонапарте… поверь, это еще не худшее из зол.
- Смотри, как несправедлива жизнь, - мрачно усмехнулся Рибальдо. - Несколько лет назад этот француз был в долгах как в шелках и закладывал свой жалкий скарб, чтобы выжить, а теперь он всеми нами командует.
- Когда он родился, в небе пронеслась комета, - пошутил граф Порро.
- Это легенда, - поморщился Рибальдо. - Так говорят обо всех людях, чья судьба выходит за рамки обыч-ного.
- За что ты его так ненавидишь?
- Перестань, просто я хорошо его знал. Когда его вычеркнули из офицерских списков, он хотел отправиться в Константинополь и предложить свои услуги султану.
- Меня это не удивляет. Бонапарте - один из тех, кто влезает в окно, когда его гонят в дверь. Удачи у него больше, чем сердца.
- Вот увидишь, в один прекрасный день он лишится и сердца и удачи. Или я больше не Гульельмо Галлароли, - усмехнулся Рибальдо.
Граф Порро снова приложился к табакерке.
- В этот день, который, полагаю, наступит не скоро, я плакать не буду. Но пока его час не настал, нам придется считаться с Бонапарте. И я пригласил тебя как раз для того, чтобы наилучшим образом наладить отношения с ним в ожидании судного дня.
- Рассказывай. Ты же знаешь - тебе я ни в чем не могу отказать.
- Речь идет об одной протеже Бонапарте, вернее, Джузеппины Грассини… впрочем, это одно и то же. Это двенадцатилетняя девчонка по имени Саулина Виола, дочь каких-то крестьян. Как мне сообщили, она необыкновенно хороша собой. Девчонка сбежала из дому, и никто не знает, как ее найти.