В зеркальце заднего обзора я видел бледное лицо Джулии. В огромных глазах застыли тоска и обреченность. Они были похожи на глаза забитой собаки, которую я однажды видел, когда был мальчишкой.
– Остановитесь на минутку, – бросил я миссис Кеннон.
Она подъехала к тротуару. Я вынул коробочку, ту, в которой лежали автомобильные карты, и написал автоматической ручкой адрес и фамилию Джорджа Грея. Она видела, что я делаю, но адреса прочитать не смогла. Это-то мне и было нужно.
Закончив, я оставил пакетик у себя на коленях и спрятал ручку.
– Вот и все, – сказал я. – Теперь можно ехать дальше. У самой почты на тротуаре есть почтовый ящик. Это избавит нас от необходимости выходить.
Мы проехали по скверу, свернули к почте, и Джулия остановила машину перед почтовым ящиком. Держа пакетик таким образом, чтобы она не смогла прочесть адрес, я высунул руку из машины и бросил его в ящик для писем и бандеролей. Спектакль был разыгран блестяще.
– Вот и все, красавица! Можно считать дело законченным.
Молча она снова нажала на газ.
– Едем обратно, – сказал я.
Машина Талланта по-прежнему стояла перед домом миссис Кеннон. Хотя его тоже должна была интересовать судьба пакета с пленкой, без ключей он не мог воспользоваться своей машиной.
Джулия закрыла ворота гаража, и мы через кухню вернулись в гостиную.
Таллант сидел на кушетке, прижав к ссадине салфетку. В глазах его снова вспыхнула неистовая злоба. В эту минуту он был готов разорвать меня в клочья.
Я не стал вынимать револьвер. Просто облокотился о косяк двери.
– Расскажите ему, моя прелесть, что мы успели сделать за это время.
– Он отправил пленку по почте, – буркнула Джулия без всякого выражения. Потом села в кресло и закурила.
– Ну, что вы на это скажете?
Таллант молчал, глядя неподвижно куда-то вдаль. Я тоже закурил.
– Может быть, вас нужно встряхнуть, чтобы начать разговор о деле?
Он открыл рот, но в этот миг позвонили в дверь.
Я сделал знак, чтобы все оставались на местах, а сам пошел открывать. Пришла вчерашняя горничная. Она жевала резинку и молча уставилась на меня круглыми равнодушными глазами.
Я вынул из кармана доллар:
– Дойдите до молочного магазина и купите десяток яиц. Миссис Кеннон нуждается в небольшом завтраке.
Она перестала жевать и задумчиво посмотрела на меня.
– Это очень далеко, – наконец сказала она.
– И не забудьте убедиться, что они свежие, – добавил я и захлопнул дверь перед ее носом.
Я хотел было вернуться в гостиную, но тут услышал, как дверь снова открылась. Негритянка просунула в нее голову.
– А что, миссис Кеннон заболела? – спросила она. – Ведь она никогда не ест яиц.
– Начиная с сегодняшнего дня она будет их есть, – ответил я. – Я ей предписал это делать.
Она удивленно посмотрела на меня:
– Вы доктор?
– Да.
– Но надеюсь, у нее нет ничего серьезного? Ее не так-то просто спровадить!
– Нет… Ей просто нужен отдых и свежие яйца.
– Понятно…
Негритянка исчезла. Я возвратился в гостиную. Там ничего не изменилось. Увидев меня, Таллант сказал:
– Вы что же, надеетесь, что вам все это пройдет безнаказанно?
Я со вздохом раздавил окурок в пепельнице:
– Вы, конечно, твердый орешек, приятель, но позвольте мне вам кое-что объяснить. Оба вы уже созрели для электрического стула. Поэтому у вас есть только два выхода: или заплатить мне, или – если вы уверены, что я действую один, – уничтожить меня. Вот вы сейчас и раздумываете, что лучше. Запись на пленке полностью вас изобличает. Миссис Кеннон видела, что я отправил пленку по почте. Если со мной что-нибудь случится, пленка эта окажется в полиции. Поэтому вам легче заплатить. Человек, которому я послал бандероль, ни за что не отдаст ее третьему лицу. На это можете не надеяться.