- Джанет, у меня было такое чувство, будто у меня на глазах совершается убийство. Я не могла позволить ему уйти.
- Да я тоже рада, что так получилось. Когда я увидела, как Джон Дуглас уходит по дороге, я поняла, что из моей жизни уходит последняя радость.
- А он не спросил вас, почему вы так с ним разговаривали?
- Нет, он об этом и словом не обмолвился, - безнадежным тоном ответила Джанет.
Глава тридцатая
ДЖОН ДУГЛАС НАКОНЕЦ ОБЪЯСНЯЕТСЯ
Энн надеялась, что после того памятного вечера в отношениях Джанет и Джона что-то изменится. Но все оставалось по-прежнему. Джон так же приходил к ним в гости, приглашал Джанет гулять и провожал ее домой после молитвенных собраний - как делал уже двадцать лет и, видимо, собирался делать еще двадцать. Лето шло к концу. Энн учила детей в школе, писала письма и немного занималась. Жизнь стала ей казаться чересчур монотонной, но тут случился весьма забавный инцидент.
Энн не видела долговязого белобрысого Сэмюэля с того самого вечера, как он предлагал ей мятные лепешки. Иногда, правда, они случайно встречались на улице. Но вот в теплый августовский вечер он вдруг заявился к ним и с серьезным видом уселся на скамье у крыльца. На нем была обычная рабочая одежда, состоявшая из залатанных штанов, синей рубахи с прорехами на локтях и Драной соломенной шляпы. Он молча глядел на девушку и жевал соломинку. Энн со вздохом отложила книгу и взялась за вышивание. Разговаривать с Сэмом ей было совершенно не о чем.
И вдруг после долгого молчания он заговорил сам:
- Я отсюда уезжаю.
- Да? - вежливо отозвалась Энн.
- Угу.
- И куда вы собрались?
- Хочу арендовать ферму. Уже присмотрел одну в Миллерсвилле. Но мне понадобится хозяйка.
- Это верно, - подтвердила Энн.
- Вот так.
Наступила еще одна долгая пауза. Наконец Сэм вынул соломинку изо рта.
- А вы за меня не пойдете?
- Что-о-о? - Энн не поверила своим ушам.
- Вы за меня не пойдете?
- То есть как - замуж? - еле выговорила она.
- Угу.
- Да я с вами почти незнакома! - негодующе воскликнула Энн.
- Познакомитесь, когда поженимся, - буркнул Сэм.
Энн призвала на помощь все, что осталось от ее чувства собственного достоинства.
- Об этом не может быть и речи, - высокомерно ответствовала она.
- Ну и зря, - Сэм ухмыльнулся. - Не такой уж я плохой жених. Я хорошо зарабатываю, и у меня есть деньги в банке.
- Перестаньте! Как вам такое пришло в голову? - Осознание комичности положения немного смягчило ее гнев.
- Вы мне приглянулись. И вы вроде работящая девушка. Мне не нужна лентяйка. Может, еще надумаете? Я немного подожду. Ну, я пошел. Пора доить коров.
Энн давно уже растеряла почти все свои иллюзии о том, как происходит предложение руки и сердца. Так что на этот раз она просто от души посмеялась, не почувствовав никакой обиды. Вечером она рассказала все Джанет, изобразив в лицах, как Сэм делал ей предложение. Обе долго хохотали.
Во время последней недели пребывания Энн в Велли-роуд за Джанет в страшной спешке заехал Алек Уорд.
- Меня послал за вами Дуглас, - сообщил он. - Кажется, миссис Дуглас на самом деле наконец-то собралась помереть.
Джанет побежала надевать шляпку, а Энн спросила:
- Миссис Дуглас стало хуже?
- В том-то и дело, что не стало. Поэтому я и думаю, что она помирает. Когда ей делалось хуже, она, бывало, металась и кричала, а сейчас лежит тихонько, как мышка. И уж если миссис Дуглас молчит, значит, ее дела и впрямь плохи.
- Я вижу, вы ее недолюбливаете, - сказала Энн.
- Да что в ней можно долюбливать? - свирепо ответил Алек.
Джанет вернулась домой вечером.
- Миссис Дуглас умерла, - устало сообщила она. - Вскоре после моего прихода. Она только успела сказать: "Ну, теперь ты, наверное, выйдешь замуж за Джона?" Мне было так обидно, Энн. Подумать только: даже его собственная мать считала, что я не выхожу за него замуж, потому что не хочу за ней ухаживать. Но там были посторонние, поэтому я и слова не сказала. Хорошо хоть, что Джона в комнате не было.
Джанет стала тихо плакать. Энн заварила ей крепкого имбирного чаю, чтобы как-то ее успокоить. Правда, позднее Энн обнаружила, что вместо имбиря она заварила белый перец, но Джанет даже не почувствовала разницы.
На закате, в день похорон, Джанет и Энн, как всегда, сидели на крыльце. Ветер в сосновом лесочке утих, на горизонте то и дело вспыхивали зарницы. На Джанет было ее безобразное черное платье, глаза и нос у нее покраснели от слез, и выглядела она из рук вон плохо.
Вдруг звякнула щеколда, и в сад вошел Джон Дуглас. Он решительно направился к ним, прямо через клумбу с геранью. Джанет встала. Энн тоже. Но Джон даже не заметил ее присутствия.
- Джанет, - выпалил он, - я прошу тебя стать моей женой.
Он произнес эти слова с таким видом, будто они рвались из него уже двадцать лет.
Красное лицо Джанет сделалось лиловым.
- Но почему ты мне не сказал этого раньше? - медленно проговорила она.
- Я не мог. Мать взяла с меня обещание, что я не женюсь, пока она будет жива. Это случилось девятнадцать лет назад. Ей было очень плохо, и казалось, что долго она не протянет. Доктор сказал, что ей осталось жить не больше полугода. Но я все равно не хотел давать такого обещания. Она меня вынудила. Трудно отказать больному страдающему человеку.
- Да чем же я ей не угодила? - воскликнула Джанет.
- Ничем. Она просто не хотела, чтобы у нас в доме появилась другая женщина. Любая. Она грозила мне, что если я не дам ей такого обещания, она умрет тут же, у меня на глазах, и смерть ее будет на моей совести. Пришлось согласиться. Потом я ее много раз умолял освободить меня от этого обещания, но она отказывалась.
- Почему же ты мне ничего не сказал? - сдавленным голосом спросила Джанет. - Если бы я знала причину, мне было бы легче. Ну почему ты мне не сказал?
- Она взяла с меня клятву, что я не скажу об этом ни одной живой душе. Заставила поклясться на Библии. Я бы никогда не согласился, Джанет, если бы знал, сколько придется ждать. Ты не представляешь себе, что мне пришлось вынести за эти девятнадцать лет. Конечно и тебе тоже. Но ты простишь меня, Джанет? Пожалуйста, выходи за меня замуж. Я прибежал к тебе, как только освободился от своей клятвы.
Тут Энн, наконец, сообразила, что ей здесь не место и тихонько ушла в дом. Джанет она увидела только утромза завтраком.
- Как бессовестно, как жестоко она с вами поступила! - негодующе воскликнула Энн.
- Не надо говорить о мертвых дурно, Энн, - серьезно сказала Джанет. - Пусть Бог будет ей судьей. Я все-таки дождалась своего счастья. Да я бы и не возражала ждать, если бы только знала почему это нужно делать.
- Когда вы поженитесь?
- В следующем месяце. Без всякого шума. Соседи, конечно, скажут, что я поспешила выскочить за Джона, как только он избавился от своей бедной матери. Джон хотел всем рассказать правду, но я ему не позволила. "Нет, - сказала я, - давай сохраним это в тайне и не будем порочить ее память. Пусть люди говорят что хотят: главное - я сама знаю правду. А ее вина пусть умрет вместе с ней". В конце концов я его уговорила.
- А я не смогла бы ее простить, - заявила Энн.
- Когда ты доживешь до моих лет, Энн, ты о многом будешь судить иначе. С годами выучиваешься прощать. В сорок лет простить гораздо легче, чем в двадцать.
Глава тридцать первая
НАЧАЛО ПОСЛЕДНЕГО УЧЕБНОГО ГОДА
- Ну вот мы все и вернулись, загорелые и веселые, - сказала Фил, со вздохом удовлетворения усаживаясь на чемодан. - Как я рада видеть наш милый домик… и тетю Джимси… и кошек. Бандит, кажется, потерял еще кусок уха.
- Бандит останется самым лучшим котом на свете даже если у него вовсе не будет ушей, - улыбнулась Энн, сидя на своем сундуке и гладя Бандита, который извивался от восторга у нее на коленях.
- А вы разве не рады, что мы вернулись, тетя Джимси? - спросила Фил.
- Рада. Но уж больно вы тут все завалили. - Тетя Джемсина осуждающим взглядом обвела гору сундуков и чемоданов. - Поболтать вы успеете и после, а сейчас надо навести порядок. Меня с детства учили, что сначала надо поработать, а уж потом развлекаться.
- А у нашего поколения все наоборот, тетя Джимси. Наше правило - сначала надо вволю повеселиться, а потом уже гнуть спину. И работа лучше спорится, если сначала как следует порезвиться.
- Если ты собираешься замуж за пастора, - посоветовала тетя Джемсина, смирившись с неизбежным и берясь за вязанье - недаром подопечные так любили ее за покладистость, - то лучше забудь такие выражения, как "гнуть спину".
- Ну почему же? - простонала Фил. - Ну почему жена пастора должна остерегаться каждого живого слова? Я этого делать не собираюсь! На Паттерсон-стрит все так говорят - то есть употребляют метафоры, - и если я буду говорить иначе, меня сочтут невыносимой гордячкой.
- А ты сообщила родным, за кого собираешься замуж? - спросила Присцилла, скармливая Кошке-Саре кусочки колбасы от своего бутерброда.
Фил кивнула.
- И как они это восприняли?