На скамье в углу сидел связанный Парчевич. Значит, не совсем поверили болгарину осторожные завоеватели.
— Развяжите, братья, и… к воротам! — крикнул старик.
Как только Парчевич освободился от волосяной веревки, он тотчас бросился из помещения. Там сидит взаперти его сын. Только ради него одного решился старый рыбак на такой отчаянный шаг!
А другие так же молниеносно расправлялись с часовыми во дворе. Четверо из них уже лежали, зарубленные саблями. Нескольких обезоруженных прижали к стенке во дворе караван-сарая.
Богдан тоже дал волю рукам. Слишком горькими были для него два года неволи у турок. С разгона выбил оружие из рук ошеломленного нападением часового и пронзил его своим венгерским клинком. Часовой упал возле ворот. А здоровый Ражба схватил за руку второго охранника и бросил его на землю.
— Будешь молчать, шайтан, оставим в живых! — пригрозил Ражба, наваливаясь на обезоруженного.
— Ключи от ворот?! — бросился Богдан к нему.
— Агачджи сюрме, бай! [28] — кричал тот, поторапливаемый тумаками повстанцев.
Не верилось: как это — деревянный засов, без замка?.. Но слишком желанна была эта минута — раскрыть ворота перед заключенными! Богдан побежал от лежавшего на земле турка к воротам. На ощупь водил руками по воротам, ища деревянный засов.
А за воротами уже раздавались радостные возгласы:
— Воля! Эй, смертники караван-сарая! Воля! Воля!..
Пошатнулись двустворчатые ворота. Богдан изо всех сил дернул дубовый засов, выскользнувший из кованых петель. Отворились ворота, подталкиваемые изнутри. Богдан чуть было не упал на землю, закричав:
— Назрулла! Назрулла, кардеш-ака!.. [29]
Два человека подхватили Богдана. Назрулла обнял своего спасителя и, задыхаясь, бормотал:
— Не первый раз ты спасаешь меня от смерти, как дост-ака [30] . Видимо, только смерть и разлучит нас с тобой!..
Из ворот выбежали узники. Они не спрашивали, кто спас, не обращали внимания на возгласы друзей Богдана. Почувствовав свободу, они вздохнули полной грудью и скрылись в темноте ночи. Им уже не нужны были ни Богдан, ни их освободители, ни друзья по несчастью, с которыми они находились в неволе.
— Бегите, братья, спасайтесь! Янычары сейчас выехали за город. Скоро возвратятся назад! Спасайтесь!.. — воскликнул старик Парчевич.
26
На конях комендантской охраны промчались через город отец и сын Парчевичи, Богдан и Назрулла. Скакавший впереди Назрулла сказал:
— На запад, за Дунай!.. — и понесся, будучи уверенным в том, что его товарищи не отстанут от него.
Становилось прохладнее, ярче замерцали в предрассветной мгле звезды. Золотой полосой был прочерчен горизонт на востоке, когда беглецы наконец выбрались из города и понеслись на запад, по извилистым межгорным тропинкам. Им некогда было прислушиваться к тому, что творилось позади них, да и посоветоваться друг с другом тоже. Надо бежать что есть мочи!
— На запад, за Дунай! — время от времени, точно заколдованный, восклицал Назрулла.
В горах, на просторной дороге, Богдан догнал Назруллу и поравнялся с ним. Это несколько охладило и Назруллу. Теперь они вместе придержали коней, чтобы подождать Парчевичей.
— Куда мы едем, йолдаш-ака? Нам надо побыстрее добраться до ближайшей границы, чтобы вырвать свои души из этого проклятого пекла неволи, позора, смерти… — словно стонал Богдан, обращаясь к Назрулле.
— Туда и едем, мои милый брат! Обойдя Софию, болгарскую столицу, мы скорее попадем в Сербию. Там поспокойнее, меньше этих собак-янычар… А потом… Чехия, где живут ваши единоверцы.
— Далеко?
Назрулла вздохнул вместо ответа. Богдан и сам понимал, что до родных мест еще слишком далеко.
— При такой езде, как в эту ночь, мы за двое-трое суток были бы на воле, милый брат.
Позади, за горами, занимался рассвет. Рассеивался мрак.