С отъездом Андрея в доме все переменилось. Его самолет еще только шел на посадку, а в нашу квартиру уже приземлилась мама, вспомнив вдруг, что мы ее дети. И решила принять деятельное участие в нашей жизни, изобразив трепетную заботу. Запоздавшую, уже не только не нужную, но раздражающую и обременительную по сути своей.
Она сунула нос в каждый шкаф и тут же принялась читать нотации. Я слушала ее ровно час и ушла к себе, громко хлопнув дверью. Она переместила свое внимание на Сергея, прибывшего с подругой, и получила тоже обаятельное - "до свидания". Сережа мило улыбнулся ей в лицо, толкнул подругу в свою комнату и с треском хлопнул дверью. Возмущению мамы не было границ, и она принялась делиться своей обидой с Алешей, позвонив ему на работу, но, получив в ухо нудные гудки, двинулась ко мне в еще более скверном настроении.
Я ее понимала - это же все нужно кому-то отдать, разбросать, с щедростью климактерирующей истерички, а не тонуть бесславно в гордом одиночестве, захлебываясь собственным негативом.
И сильно пожалела, что не удосужилась обзавестись простейшей задвижкой, замком и прочими прелестями. Быстренько села за проект, который должна была сдать еще вчера, надеясь укрыться кипой бумаг от маминого присутствия.
Она молча бродила за моей спиной и делала вид, что занята уборкой. На деле же ее возмущало мое не внимание к ее персоне, как, впрочем, и невнимание любимого сына, и очень хотелось выговориться. Хватило ее ненадолго. Раз пять она тяжко вздохнула, раз двадцать сходила в Алешину комнату и на кухню и, наконец, не выдержала - начала сольные выступления оскорбленной мадонны над моим ухом.
- Я что, пустое место для вас?! Вы не дети, вы - ироды! Вам плевать на родную мать! У вас совершенно нет совести. Как же это получилось? В чем я провинилась? Что не так делала? Все для вас, а в ответ - равнодушие и эгоизм! Ты вообще слышишь меня, Аня?!
- Мам, что ты воешь под ухом? Оставь меня, пожалуйста, мне нужно работу сдавать.
- Да, да. Работа, мальчики и… кто, а? Правильно, ты лучше с Алешей поговоришь. В постели? Тот-то я твои колготки в его комнате нашла! Что у вас?!
- Инцест!! - закричала я, не сдержавшись, прямо ей в лицо, и испуганно смолкла, увидев, как она побелела.
- Господи, я так и знала, что этим дело кончиться, - прошептала она через пару минут
- О-о-о! - меня это возмутило. - Мам, что у тебя в голове? Что на тебя нашло? С отцом поссорилась и решила явиться к нам? Так иди на кухню, возьми торт в холодильнике, выпей чай…
- Ты меня гонишь?! Меня?!! Ну, уж не знала, что доживу до такого! И это в благодарность за все, что я для тебя сделала?
- Да что ты для меня сделала?! Родила? Спасибо! Низко кланяюсь за этот подвиг…
- Перестань ерничать! Интеллигентные девушки не позволяют себе подобных высказываний… Кстати, что у тебя с тем мальчиком?
Вот так всегда. Мама перескакивала с одного на другое со скоростью несущей кобылки. И при этом напрочь забывала предыдущую тему. И, слава Богу, потому что выводы из услышанного мама делала также совершено непредсказуемые и непонятно на чем основанные. Что следует из чего, уследить было крайне сложно. А уж понять - никто и не пытался.
- Мам, какая тебе разница?
- Как же, Аня, мать я тебе, и сердце болит. Ты ведь больная у меня, слабенькая. Кто такую замуж возьмет?
"Спасибо, мама", - кивнула я. А что еще можно было ожидать от этой женщины? Родной? Нет, чужой. Совершенно. И живущей, словно в другом мире.
Сколько раз за свою жизнь я слышала подобные слова? Много. Одни произносили их тихо, смущенно, другие - жестко и обвиняюще, третьи - с презрением и насмешкой, четвертые - равнодушно и вскользь, словно речь шла о чем-то далеком, как статуя Свободы. Но были и такие, что не говорили вслух ни слова, но жалели слишком явно, слишком навязчиво выказывая свою жалость.
И большую часть этих взглядов и слов я получала от матери.
И ни одного - от братьев. Для них я была обычной, и пусть часто болеющей, но жизнеспособной, сильной - равной любому здоровому.
- Что ты молчишь? Ты не сказала ему, что инвалид? Он уже сделал предложение? Давай я ему все скажу, тактично.
- Нет! И не лезь ко мне!! Оставь меня в покое!!
- Ах, ах, - задохнулась от возмущения мама. - Как ты смеешь разговаривать со мной в подобном тоне? Я знаю, знаю - это все Алексей! Это он настраивает всех против меня! Мерзкий мальчишка! Что он вбил тебе в голову, а?! Что?! Что ты все можешь? Что ты здорова? Но это неправда! Ты должна понять, что никогда не станешь, как все, и поэтому должна принять любого нормального мальчика за подарок! Тебе двадцать два года - пора заводить семью и детей!
- Мне нельзя иметь детей…
- Ложь!! Кого ты слушаешь?! Алексея? Он искусный лжец, ему нельзя верить! А ты женщина и должна быть умнее мужчины. Выходи замуж и не раздумывай. А то смотри, уйдет последний поезд…
- Хватит!!!
- Нет, нет, посмотрите, что делается - она смеет повышать голос на родную мать! Ты что себе позволяешь?!
- Оставь меня в покое!!
- И оставлю! Да, да! И другие оставят! А кому ты нужна, хамка?! Больная истеричка! Я ей, как мать, советую, а она в таком тоне! Ноги моей здесь больше не будет! И помяни мое слово - ни один нормальный, порядочный человек близко к тебе не подойдет, - кричала мама уже из коридора. - Не нужна ты никому, такая! Тебе не тело - душу лечить надо! Это тебе за грехи, за низкое отношение к родителям! И мало, мало - тебя еще больше накажут!
Слова матери, словно иглы, вонзались в мозг, и я готова была кинуться на нее, вымещая ту ярость, что овладела мной. Мне было больно, обидно и противно. Почему это моя мать?!
- Нет, никуда я не пойду, я позвоню Диме и дождусь его приезда. Пусть разбирается с вами! Я больше не собираюсь терпеть оскорбления в собственном доме!
- Это наш дом!!
- Да? А когда это ты успела его купить? На что? На то, что выдают тебе братья? За что они тебе деньги дают? Откуда у моих сыновей столько денег? У одного квартира, у другого, у третьего. А нас, считай, в дом престарелых сдали! Хороши деточки!
Я почувствовала слабость и головокружение. И толкнула дверь в комнату Сергея, надеясь скрыться за его широкой спиной от гневных выпадов родительницы и предотвратить приступ. Но я совершенно забыла, что брат не один и, распахнув дверь, невольно стала зрительницей пикантной сцены, а заодно пригласила на просмотр маму. Та была оскорблена до самых кончиков своих пуританских привычек и взвопила фальцетом:
- Да это притон!!
Сергей растерянно смотрел на меня и лишь еще соображал, что мне вроде бы не нужно видеть то, что довелось. И покраснел, оттолкнул от себя очнувшуюся, наконец, подружку. Та ойкнула и плюхнулась на пол. Брат попытался высказаться, но я быстро закрыла дверь, угадав желание матери ворваться и устроить в прямом смысле выволочку бессовестной девушке и еще более бессовестному сыну.
Поверхность двери пришлась возмущенной и доведенной до пика самых изысканных эмоций женщины по носу. Та взывала:
- Бордель!!..Вы проклятое семя!! Вы…Вы бесчестные, низкие, порочные…дегенераты! Выродки!! Я сейчас же приведу отца! - и рванула к выходу. - Превратить дом в бордель! И это средь бела дня! Какая грязь! Какая низость! Это ты! - она ткнула в меня пальцем и вперила горящий взгляд, от которого мне стало не на шутку плохо. - Это ты всему виной! Порочная дьяволица!! Вот, вот твое влияние, вот забота братьев!.. Извращенцы! И почему ты не умерла?!!
Хлопнула дверь, приглушая крик матери, стук ее каблуков. А я сползла по стене на пол и всхлипнула, ответив пустоте:
- Не знаю… не знаю.
И заплакала, стараясь не шуметь, не тревожить вновь влюбленную парочку за дверью. И все больше впадала в истерику, не знала уже, как остановиться - раскачивалась из стороны в сторону и кусала губы, чтобы не завыть. И чуть не захлебнулась - из носа хлынула кровь, заливая кофту, попадая в рот.
Я хотела крикнуть Сергея и не могла - хрипела, сглатывая противную кровь, одной рукой зажимала бесконечный поток, другой тянулась то ли к телефону, то ли к Сереженой комнате. И понимала - не успею.
Скользкая от крови рука сбила телефон на пол. Трубка недовольно заныла короткими гудками.
- Се-сережа…Сережа! - из последних сил крикнула я и удивилась, что он рядом. Лицо зеленое от страха, глаза умоляют, а трясущиеся руки пытаются удержать меня в этом мире.
Его подруга набирала номер скорой помощи, стараясь не смотреть на нас. И глубоко дышала, видимо, готовясь упасть в обморок. Еще бы - столько крови обыватель видит лишь по телевизору…
Подозреваю, что те незабываемые впечатления, что они получили в тот день, навеки развели их в разные стороны в значительно покалеченном виде. Сергей больше не приводил женщин в дом в моем присутствии и даже в отсутствии. А девушка, думаю, ушла в монастырь.
Я же попала в реанимацию.
В который раз я потрясла себя собственной живучестью, и белый кафель реанимационного отделения порадовался моему обществу всего шесть дней. На седьмой я переехала на второй этаж, в тишину и комфортабельность отдельной палаты для элитных персон.
Сказать, что я была тому рада - не могу.
Мама решила загладить свою вину и наведалась в сопровождении отца. Его я видеть хотела, ее - нет. Я была еще слаба и потому не годна к сопротивлению материнским высказываниям, пророчествам и нравоучениям. Я молча смотрела на нее и все силилась понять - хоть раз в жизни она испытывала к нам настоящие материнские чувства? Хоть раз чувствовала себя виноватой пред нами? Хоть раз пожалела о том, что не сделала сильней, чем о том, что сделала?