А Эннея тем временем тихонечко устроилась с бумагой и грифелем рядом. Грациозно заведя изящные ступни в серебряных сандалиях за ножку кресла и держа лист несколько на отлете перед собой, она с улыбкой слушала подруг, а сама тем временем что-то наносила на бумагу легчайшими летучими штрихами. Спор продолжался - карандаш Эннеи порхал над бумагой, а за окном ветер раскачивал полуобнаженные зимние кроны, словно вел свой собственный спор с деревьями.
Закончив, Эннея встала, положила лист на сиденье кресла и вышла дать какие-то указания слугам. Рамичи потянулась за рисунком:
- Ну-ка, ну-ка, интересно, что тут наша Эннея… ой! - она взглянула на рисунок и рассмеялась. - Ты только посмотри! - и передала рисунок Таллури.
На рисунке стояли друг напротив друга две взъерошенные рыси с забавно растопыренными лапками и чуть ли не зримо подрагивающими хвостиками и напряженными ушками, будто готовые вот-вот ринуться в драку. Но взлохмаченная шерстка и толстенькие лапки были так потешны, что ни в какую драку не верилось. Уморительнее же всего было то, что у рысей-близняшек были лица Рамичи и Таллури - насупленные, но узнаваемые до штриха, до оттенка взгляда, малейшего мимического нюанса!
Девушки хохотали до слез, отбирая рисунок друг у друга, - желание доводить спор до конца напрочь пропало. Когда вернулась Эннея, они наперебой стали просить ее нарисовать еще кого-нибудь. Она не заставила себя уговаривать - через некоторое время перед ними лежало пять листов с портретами. Пять листов - пять характеров, пять ярко выраженных личностей.
- Нэфетис! - подхватила первый портрет Таллури.
Нэфетис, в развевающемся на ветру хитоне, с бусами из небольших раковин на загорелой шее, стоял на берегу моря и смеялся во все горло: чуть суженые от смеха, жизнерадостные глаза, запрокинутое навстречу ветру лицо - его энергия била ключом и даже с рисунка заряжала собой все вокруг. Рамичи быстренько прибрала портрет, аккуратно свернув трубочкой.
- А это Климий, - Таллури взяла следующий рисунок.
Климий смотрел с портрета строго, чуть печально. Смотрел прямо в глаза, крепко сомкнув губы.
- Какой он здесь… - протянула Рамичи, заглядывая подруге через плечо. - Не слишком ли грустен?
- Я не знаю, - Эннея состроила легкую виноватую гримаску, словно извинялась. - Я рисую, как чувствую человека. Может быть, не вполне портретно, это я знаю. Но что-то, что с ним глубоко связано.
- Это что-то, что ты видишь как бы внутри, в душе человека, - рассудила Рамичи. - Это больше внутренний портрет, чем внешний. Так? "Рисунок" характера, "портрет" души.
- Кажется, так, - согласилась Эннея со всем сразу и добавила, обращаясь к Таллури: - Но немножко и портрет. Не находишь?
- Конечно! - горячо подтвердила та. - И все-таки больше, чем просто портрет! - она вгляделась в лицо Климия на рисунке - чуть поплыло перед глазами - его душа будто встала рядом, беззвучно рассказывая о себе. - Я поняла! - воскликнула она, подняв голову. - Вернее, ясно почувствовала: он не станет жрецом. Нет, только не жрецом! Его душа этого не хочет, он лишь убедил себя в этом под влиянием высоких устремлений. Он станет ученым. Великим ученым. Нет, - повторила она с некоторой печалью, - не жрецом…
- Может быть, - Эннея задумалась. - Знаешь, я ведь просто транслирую. Беру, - она сделала жест, словно что-то сорвала у себя над головой и протянула руку вперед, - и отдаю вам.
На следующем рисунке Таллури узнала собственного наставника: твердый профиль Энгиуса на фоне скалистых гор.
Его бесстрастный взгляд был холодно устремлен вперед и вверх.
- Он такой? - спросила Рамичи.
- О, да, - подтвердила Таллури задумчиво. - Несгибаемый аскет, суровый и неумолимый. Но с ним - мир начинает быть.
Рамичи аккуратно положила портрет Энгиуса на место и взяла следующий.
- Знакомое лицо, - проговорила Таллури, - я где-то видела его.
- Этого человека мы не знаем. Почему ты его нарисовала для нас? - удивилась Рамичи.
- Не знаю, - призналась Эннея. - Мне показалось… я подумала, что он… Словно он рядом с кем-то из нас.
- А, так он бывает в вашем доме? - по-своему истолковала Рамичи.
- Не то что бывает, но был однажды, еще до войны. Я запомнила его.
- Очевидно, он из очень древнего и достойного рода, - оценила Рамичи. - Мужественное лицо. И благородное.
- И красивое, - задумчиво добавила Таллури.
- Красивое? - Рамичи подняла брови. - Ты находишь? Странный у тебя вкус. Я бы так не сказала. А кто это, Эннея?
- Я толком не знаю. Он приходил прямо перед войной, встретиться с моим отцом. Они долго говорили, кажется, о политике. Впрочем, я не помню. Отец сказал потом о нем всего несколько слов: "Сильный человек. Сильный, дерзкий, целеустремленный". Так он сказал. Еще сказал: "Он склонен и умеет нарушать правила. Таких сейчас не любят. Боятся и не любят. Хотя и ценят".
- Я вспомнила! - Таллури вдруг заволновалась, и от волнения у нее даже в горле перехватило. - Это тот военный, что стоял со жрецами перед Университетом!
Подруги не понимали.
- Хозяин виманы "Торнадо"!
Рамичи еще раз вгляделась в рисунок:
- Нет, я не припоминаю. И все же - странное лицо. Необычное.
- Необычное? - Эннея взяла свой рисунок за уголок и притянула к себе, пытаясь углядеть то, что заметила подруга. Через мгновение заключила: - Обычное лицо. Я хочу сказать - обычное для человека, дед которого был альвом.
- Ты шутишь? - ахнула Рамичи, взглядом призывая и Таллури удивиться. - Альвы же - уходящая раса. Их называют теперь "невидимый" народ. Так нам ведущие рассказывали.
Таллури пожала плечами:
- Я практически ничего не знаю об альвах. Только то, что это невероятно древняя раса, одна из первых на Земле, если не самая первая. Я узнала: они когда-то населяли и Гиперборею. Но ушли. Очень давно, еще в старые времена.
- А из Атлантиды, оказывается, нет! - в голосе Рамичи сквозила гордость. Она взяла портрет и стала пристально вглядываться в него, держа руку несколько на отлете. - Подумать только - его дед был альвом!
- А может, отец, - "уточнила" Эннея.
- Можно ли мне оставить себе этот рисунок? - немного смущаясь, попросила Таллури.
- Конечно.
- А это кто? - Рамичи держала последний лист и опять улыбалась. - Я видела ее в Университете. Мы даже раскланивались несколько раз.
Эннея склонилась вместе с ней к портрету странной девушки-птицы: то ли плащ из перьев, то ли руки-крылья, красивое тонкое лицо, острый взгляд, а по губам не понять - улыбка ли на устах или печаль, а может, снисходительное терпение?
- Это наша соседка по университетскому городку, моя подруга Лерлея.
Они проговорили о портретах полночи. И с тех пор часто просили Эннею нарисовать еще кого-нибудь - она никогда не отказывалась. Это стало своеобразной игрой: Эннея рисует, а они угадывают характеры.
…Нагостившись в чудесном поместье, Рамичи уехала в Ур навестить родственников, а Таллури вернулась в Университет.