Так и повелось: твой, твоему, твоего… Ирина уже настолько привыкла к этому, что считала Анатолия своей собственностью, впрочем, как и себя, полностью принадлежащей ему. Их отношения плавно и естественно подошли к свадьбе, которую сыграли в студенческом кафе их института. К тому времени они уже снимали однокомнатную квартиру на окраине города. А через год родилась Аленка. Анатолий подменялся с напарником, чтобы утром помочь Ирине вытащить на прогулку коляску, сбегать в молочную кухню, постирать пеленки и ползунки. Жили скромно. Его зарплаты едва хватало, чтобы платить за квартиру, покупать подрастающей дочке одежду и игрушки, соки и фрукты. Родители, конечно, помогали. Но какую помощь можно было ждать от простых работяг, которым постоянно задерживали зарплату? Через семь лет такой маеты ситуация резко изменилась. Теперь Анатолий работал в фирме, возводящей коттеджи и особняки для новых русских, и заработки у него возросли в разы. Они заплатили первый взнос за двухкомнатную квартиру, а вскоре переехали в нее, не веря до конца в такое везение. Комнаты были огромные, и Анатолий сделал перепланировку, выкроив что-то в виде алькова. Это помещение стало их спальней.
В отличие от многих друзей и знакомых, разведенных, да не по разу, их семейный корабль всегда был на плаву. Без крена и течи, он уверенно шел по житейскому морю, а волнения если и были, то несерьезные какие-то, во всяком случае, штормом их не назовешь.
И зачем Эльвира посеяла в ее душе нехорошее чувство, обронив: "Жена узнает об изменах мужа в последнюю очередь"? Какая же она злая! За что она мстит ей, своей близкой, закадычной подруге? За ее внешность? За благополучие? Или это не месть и не зависть, а обычная Элькина хохма?
Ирина безотчетно начала анализировать все сколько-нибудь "сомнительные" ситуации, когда мужа можно было заподозрить в возможной измене. Например, на новогодней вечеринке, где она была в обсмеянном Эльвирой наряде, Анатолий был в ударе. Он неутомимо приглашал танцевать одну за другой, пока не перебрал всех "обаяшек" от двадцати до сорока лет, сидящих за столиками ресторана. Ну и что? Ее Неврев тоже без дела не скучал. Да и они сами отплясывали с чужими мужьями так, что пыль столбом стояла. Нет, не там она ищет. А может… У нее перехватило дыхание. Какая же она дура! На месяц оставляет мужа одного, уезжая с дочерью в Порошино! Он, конечно, навещает их по выходным, но остальное-то время гуляй - не хочу!
Ирина покосилась на Анатолия, уверенно управляющего автомобилем и не подозревающего о крамольных мыслях жены. Нет, он на такую подлость неспособен. Одно дело на вечеринке кого-то прижать, в щечку чмокнуть, комплимент отвесить…
Ирина посмеялась про себя. И в самом деле "отвесить". Она-то знала, какие тяжеловесные комплименты делает ее муж. Например, той же Розе Платоновне сказал, когда она прихорашивалась возле зеркала:
- Вот с такой женщиной не стыдно и на пляж пойти.
На что острая на язык дама парировала:
- Зачем на пляж? Если не стыдно, можно сразу в баню.
Ирина снова взглянула на Анатолия и прыснула.
- Ты чего? - удивился муж.
- Да так. Вспомнила.
- Интересно, что?
- Как ты сделал комплимент нашей Розе Платоновне.
- Это когда?
- В ресторане, на вечере.
- А-а. Той, с тонкой талией?
- Надо же, запомнил, - ревниво подколола его Ирина.
- Ну, такую фигуру нетрудно запомнить. Жаль, не первой свежести осетринка-то.
- Фу, какой ты похабник! А я не знала.
- Ха-ха-ха! Сама напросилась.
- Знаешь, что я сейчас подумала?
- Что?
- Что больше не оставлю тебя одного. Вместе будем в Порошино ездить.
- И с каких это вы лесов упали, мадам? Что-то новенькое.
- Да-да! И не надейся, что я еще раз предоставлю тебе такую свободу.
- По-моему, у тебя температура, - посмеивался Анатолий, довольный тем, что его ревнуют.
- Смейся, смейся! А свободы не видать.
- Век?
- Вечность!
- Ну, мать, ты не на шутку разошлась. К чему бы это? - игриво поглядывал он на жену.
- В таких делах не шутят, - серьезно отвечала Ирина.
На следующий день Ирина совсем сбилась с ног, собирая чемоданы.
Надо было срочно привести в порядок шорты и джинсы Анатолия, на которые он умудрился этим летом насажать пятен, постирать и погладить пару новых рубашек. Кроме того, своей очереди дожидались купальник с оторвавшейся застежкой, несобранные косметичка, аптечка и туалетные принадлежности.
Вечером, вымотанная сборами, Ирина поплелась в ванную, чтобы сделать педикюр, эпиляцию и принять душ. Когда шла из ванной в спальню, Анатолий, смотревший по телевизору футбольный матч, спросил:
- А мои плавки положила?
- Плавки? Кажется, положила.
- Так "кажется" или положила? - донимал он ее своими вопросами, не отвлекаясь от игры.
- Посмотри сам.
- Как я посмотрю, если не знаю, в каком чемодане что лежит?
- Посмотри в большом. В синем пакете.
- В большом синем пакете?
- Чемодан большой, а пакет синий, - раздраженно пояснила Ирина.
- Бей! А-а, черт! Кто так бьет, салага?! Какой чемодан? Синий?
- Боже мой! Нет у нас синих чемоданов! Отстань от меня! Я устала, а ты уже два часа у телевизора сидишь.
- А кто целый день по магазинам и химчисткам мотался? Еще не хватало, чтобы я при живой жене сам чемоданы паковал!
- Если ты не отстанешь от меня, я буду не живой, а мертвой! Понял? Все! Я пошла спать!
- Значит, я на море без плавок еду?
- Там этого добра на каждом шагу.
- Бесплатно?
- Это дерьмо стоит копейки.
- Значит, в дерьмо меня решила одеть? Спасибо!
- На здоровье!
Ирина все же пошла в прихожую, где стоял закрытый на все замки большой кожаный чемодан, с трудом открыла его и начала выкладывать на пол один пакет за другим. Плавки оказались на самом дне. Она чуть не плакала, когда укладывала все эти вещи обратно. До самолета оставалось чуть больше шести часов, а на сон не более четырех.
Самолет летел в солнечную Турцию. Пассажиры в предвкушении отдыха потягивали пиво, читали, слушали музыку или попросту спали. Ирина с завистью покосилась на Анатолия, который сладко посапывал после принятых в начале полета ста граммов коньяка. Ей бы такую расслабуху! Она в очередной раз глубоко вздохнула, но это не помогло. Нервы были напряжены до предела. Виной тому вся эта информация о террористах, водопадом обрушившаяся на бедных обывателей. Опасность вдруг стала вполне реальной, даже осязаемой, как только лайнер оказался в воздухе. В каждом пассажире Ирине чудился притаившийся бандит, а воздушные ямы, в которые иногда попадал самолет, заставляли ее нутро сжиматься в комок. Она задыхалась, находясь в полуобморочном состоянии. Откуда-то издалека пришла мысль, что небольшая прогулка по салону избавит ее от дурацких страхов. Она поднялась с кресла и на ватных ногах направилась в сторону туалета. Ее мутило и покачивало, а перед глазами стояла пелена. В конце салона ее бросило в сторону, на чье-то кресло, в глазах совсем потемнело, и она потеряла сознание. Чьи-то руки подхватили ее и усадили. Прибежала стюардесса со стаканом минеральной воды. Ирина сделала несколько глотков и без сил откинулась на спинку сиденья.
- Может, примете таблетку от тошноты? - спросила стюардесса.
- Нет, спасибо. Мне уже лучше.
- Тогда посидите, отдохните, а я скоро еще подойду. Вы, молодой человек, не стойте в проходе, идите на место этой пассажирки. Вон туда. Место 45. Потом поменяетесь, если что…
Ирина подняла глаза и посмотрела на темноволосого парня в белой тенниске, уходящего по проходу. "Даже не поблагодарила, - вяло подумала она. - Ладно. Он же видел, что мне сейчас не до вежливости".
Стюардесса привела врача, пожилого седовласого мужчину.
- Добрый день! Меня зовут Михаил Борисович. Я врач. Как вы себя чувствуете?
Его вкрадчивый, чуть глуховатый голос, легкое грассирование и длинные гласные действовали успокаивающе. Он обхватил ее левое запястье двумя пальцами, нащупал пульс, затем мягко приподнял подбородок и оттянул нижние веки.
- По-моему, ничего страшного. Это нервы. Но на месте надо будет проконсультироваться с терапевтом.
Он ободряюще похлопал Ирину по руке, улыбнулся и ушел.
В аэропорту их группу встретила маленькая девушка с копной русых волос и золотым загаром.
- Меня зовут Лина. Я ваш менеджер. По всем вопросам обращайтесь ко мне. После получения багажа собираемся здесь же, а потом идем к автобусу.