- А, черт его знает, может, и сорок пять! Нам ведь что ни пить, лишь бы напиться. Давай, за нас! Ну и за них, чтоб им пусто было!
Эльвира помогла захмелевшей подруге выбраться из такси, которое остановилось напротив дома Шамариных. Машина уехала, а они еще топтались на месте, "ориентируясь на местности".
- Пойдем в направлении того плаката.
- Пойдем.
- Опсики! Ни хрена себе! Ирка, это же ты!
- Где?
- На плакате. Вот это да! Семь на восемь физиономия, не меньше. Это когда ж тебя повесили-то?
- Меня?
- Да разуй шары-то! Вон туда смотри, наверх. Видишь?
- Ой.
- Это он! Я же говорила! Надо прощать.
- Кого?
- Дубца, кого же еще? Это он тебя здесь повесил.
- Как это "повесил"?
- Ну, на плакате. Рекламном щите. Погоди, как правильно будет - повесил или повешал?
- Не помню.
- А! Какая, хрен, разница? Главное, что он засуетился. Ну пошли, лапа моя, баиньки. А то мы прямо под этим щитом и уснем. Во будет картинка: наверху портрет, а внизу - оригинал, в зюзю кривой.
Первой проснулась Эльвира. Она повернула голову и увидела на соседней кровати крепко спавшую Ирину. "Да уж", - неопределенно сказала Эльвира севшим голосом и тяжело поднялась с постели.
Поправив съехавшую с Ирины простыню, она пошла в ванную.
После душа и чашки кофе Эльвира почувствовала себя полностью вернувшейся к жизни. Она даже вышла на лоджию, чтобы сделать пару-тройку физических упражнений - такой огромный прилив энергии на нее накатил. Вышла, раздвинула застекленные рамы и ахнула от изумления. На нее с огромного придорожного плаката смотрела улыбающаяся Ирина.
- Ирка! Вставай, соня! Пошли на лоджию! А я думала, что мне это приснилось. Надо же! Да вставай же, кому говорю!
- Отстань. Я хочу спать.
- Ну, погоди!
Эльвира сбегала на кухню за водой, вернулась и окатила Ирину холодными брызгами. Та вскочила, ошарашенно крутя головой и раскрыв в немом крике рот.
- Ну! Проснулась? Пошли на лоджию, там тебя ждет чудо чудное, диво дивное.
- Иди к черту! - к Ирине вернулся дар речи. - Я уже три ночи подряд не сплю, думала, хоть сегодня оторвусь по полной, так нет. Ходят тут всякие, как слон в посудной лавке, стучат копытами. Ну чего ты привязалась?
- Ха-ха-ха! Ты взгляни на себя в зеркало, Моська! Слон-то уже и душ принял, и кофейку выпил, и даже на зарядку вышел, а тут на тебе! Картина Репина "Не ждали"! Пошли на лоджию! Пошли, пошли!
Ирина нехотя поплелась за Эльвирой, зевая и потягиваясь. Но при виде собственного, гипертрофических размеров портрета она вздрогнула, и сон слетел в одно мгновение.
- Неужели это Дубец…
- А кто же еще? Не Анатолий же твой, - хмыкнула Эльвира.
- Надо же. "Прости…" написал. Значит, не такой уж пьяный был, когда сукой обозвал. Все запомнил. Нет, Элька, слишком продуманный он. Уж лучше такой, как мой Анатолий. Пусть страстями живет, ошибается, грешит, но от всего сердца. Понимаешь?
- Понимаю. Ладно, чего мы тут? Пошли на кухню. Я хоть яичницу с помидорами пожарю, что ли. Иди умойся. А лучше - в душ.
Они уютно расположились за кухонным столом, на котором дымились горячая глазунья и черный кофе, золотились поджаренные гренки с алычовым повидлом.
- Честно сознаюсь: нисколько не жалею, что не поехала с Невревым на озера, - промурлыкала Эльвира, с неизменным аппетитом поглощая глазунью. - С тобой интереснее. Событие за событием.
- Батюшки, велики события.
- А что? Сначала твой развод по-итальянски, потом напились до положения риз, теперь этот плакат. Какие-никакие, а все же события.
- Бедная, бедная Лиза. Как скудна на события твоя жизнь, - со спокойной иронией отозвалась Ирина. - Но это со стороны интересно за ними наблюдать, другое дело - быть их главным участником. Ничего хорошего, скажу тебе. Какой замечательной была моя жизнь два года назад - спокойная, размеренная, без этих идиотских выходок.
- Ладно. Что будем делать? День-то длинный. Надо как-то его убить.
- Я сейчас позвоню насчет работы, а там видно будет.
- Не спеши.
- То есть?
- Пусть события развернутся полным фронтом.
- Ты намекаешь на наше перемирие?
- Вот именно.
- Ни за что!
- Никогда не говори "ни за что"! Чтобы потом не было мучительно стыдно.
- Элька, откуда ты все знаешь о жизни?
- Я старше тебя.
- На целый месяц? - ехидно уточнила Ирина.
- Не играет значения.
- Ну-ну.
- Может, рванем в твое Порошино? Купальный-то сезон еще в разгаре.
- А что? Идея. Я уже по Аленке скучаю. Да и с родителями давно не виделась.
- Прямо сейчас и рванем. По пути заедем ко мне за купальником и зубной щеткой.
- О'кей!
Полина Юрьевна с Аленой собирали в саду малину.
- Мама! - негромко позвала Ирина.
Пожилая женщина повернулась, близоруко сощурилась из-под ладони, охнула и заспешила к дочери. Ирина с болью в сердце заметила, что мать постарела за этот год - волосы побелели, на лице появились морщинки, походка отяжелела.
- Доча, наконец-то! - заплакала мать. - Мне как Аленка порассказала про ваш побег, так я спать перестала. Хорошо, что приехала, а то мы с отцом переживаем, уже сами решили к тебе ехать.
- А я не одна, с подругой.
- Ну и ладно. Всем места хватит.
- Мам, - подбежала Алена, - ты на чем приехала, на автобусе?
Ее глаза смотрели мимо, куда-то на калитку, ведущую во двор, как будто ждали еще кого-то, и тут же разочарованно погасли, когда мать ответила:
- На чем же еще? Мы с Эльвирой приехали. У нее муж с сыном на озерах рыбачат - она одна осталась. Вот мы вдвоем и прикатили. Поживем у вас немного. Пойдемте во двор. Она там на крылечке сидит.
Через час все сидели во дворе за столом. Дмитрий Ильич как раз на обед приехал.
- Я вот что думаю, Ира, - начал отец серьезный разговор, когда приступили к чаю. - На работу тебе надо устраиваться. Лучше одной жить да быть независимой, чем вот так - на чужих хлебах, неизвестно кем, приживалкой какой-то.
- Я сама, папа, к такому выводу пришла. Больше я ни в какие авантюры не пущусь.
- И правильно. Мне он, если честно, сразу не понравился. Хоть и видел его всего раз.
- Да и мне тоже, - поддакнула Полина Юрьевна. - Какой-то чужой, недобрый.
- Ну почему, бабуля, недобрый-то? - возмутилась Алена. - Да он задарил нас с мамой с головы до ног. К каждому празднику - какой-нибудь подарок или вообще без всякого повода. Просто ему нравилось, как мы охаем и ахаем от восторга. Помнишь, мама, тот прикол на День музеев? Приехал с кучей подарков, а когда мы спросили - по какому поводу подарки, он достал отрывной календарь, такой же, как у тебя, бабуля, висит, полистал его и говорит: "Как же вы могли пропустить такой праздник? Сегодня же всемирный День музеев!"
Алена звонко рассмеялась. Ее поддержала только бабушка тихим смешком. Ирина опустила глаза, отец неодобрительно крякнул, а Эльвира сделала вид, что пытается прочесть название карамельки в пестрой обертке.
После обеда Ирина с Эльвирой пошли прогуляться по селу.
- Ужасно люблю деревню, - восхищалась на каждом шагу Эльвира. - Посмотри на тот палисадник. Хорош! Правда? Чего только там нет! И лилии, и душистый горошек, и ноготки, и эти… как их… беленькие такие шарики…
- Гипсофила.
- Ира, ну перестань хмуриться. Из-за чего ты расстроилась? Что отец прямо, без обиняков высказался? Правильно он сказал. Честно. То, что думал. Они же любят тебя, дитя свое неразумное, и хотят, чтобы ты была счастлива.
- Да я не об этом. Я о дочери своей. Вот уж кто дитя неразумное. Видела, как дед реагировал на ее похвальбу?
- Господи! Да что тут постыдного? Все дети любят подарки. И Аленка твоя тоже. Ладно, хватит переливать из пустого в порожнее. Переключись лучше на свое Порошино. Ведь ты должна сейчас переживать особые, ностальгические чувства. Здесь, как говорится, моя деревня, здесь мой дом родной… Ну? Что ты сейчас чувствуешь?
- Ничего. Я все еще переживаю встречу с родителями.
- Ну и дура. Будь легче, Ирка! Если из-за всего переживать, сердце не выдержит. Лучше покажи мне свою школу. Где ты провела десять лучших лет своей жизни, а?
- Вон за тем поворотом ее будет видно.
- Здорово! Вот бы сейчас встретить твою первую любовь. Боже, как мне нравится такая романтика!
- Элька, остынь! Что на тебя напало? Все мои однокашники давно в городе живут. А здесь доживают свой век одни старики.
- Так не бывает. Если здесь одни старики, то село не имело бы такого цветущего вида. Вон, к примеру, в джип садятся двое импозантных мужчин. А один, мачистый такой, даже уставился на тебя и рот раскрыл.
- Где?
- Направо.
- Ой, это же Гришка Селиванов. Гриша! Привет! Не узнаешь?
Мужчина, о котором говорила глазастая Эльвира, что-то сказал своему товарищу, сидящему за рулем автомобиля, и с широкой улыбкой пошел им навстречу.
- Иринка! Какими ветрами? К родителям прикатила? Мы с Витей Рузаевым тоже предков навестили. Да вон он бежит, ра-адостный такой. Морда пока еще не красная. Но все впереди.
- Здравствуй, Ира, - немного смущенно поздоровался Виктор, подходя к ним. - К родителям приехала?
- Ага. Я каждый год приезжаю, а вас что-то ни разу не встречала.
- Я, например, в отпуск по путевкам езжу, по Турциям да Испаниям, - объяснил разговорчивый Григорий, - а сюда только по выходным. Особо не разгуляешься - то крышу с батей чиним, то огород копаем, то водку пьем. А это родственница твоя?