Ирина непонимающе смотрела на Анатолия, который во второй раз задал вопрос: "Ты идешь на дискотеку?" Неопределенно помотав головой, не до конца поняв смысл его вопроса, она машинально взяла ключ от номера и пошла к себе. Ее догнала Августа:
- Ира! Как же так? Для чего мы с Катей уговаривали тебя купить эти желтые бриджи, которые так смачно обтягивают твои прелести?
- Что-то не хочется. Голова болит. Мне нельзя пить красное вино.
- Ну и квашня же ты! Прости, конечно… Ладно, пойду переоденусь. Надо опробовать новое ожерелье. Ох, и развернусь я сейчас! Кстати, ты обратила внимание? На остановке Хафиз промелькнул. И чего он там околачивался? Явно, не просто так. Ну, пока!
Ирина осталась одна. До сих пор уединение было для нее той благодатной почвой, на которой буйно цвели розы и лилии ее грез. Она жила ими, даже искусственно вызывала их в своем воображении. На мир она смотрела глазами души. Оттого, наверное, ее настоящие, живые глаза "фиалкового цвета" были слегка затуманенными, с оттенком грусти и легкой рассеянности. Эльвира частенько посмеивалась, мол, "наша мечтательница никогда не выйдет из мглы воздушных замков и песчаных дворцов".
Ей не на бухгалтера надо было учиться, а на психолога. Все-то она видит насквозь, эта Эльвира. Позвонить, что ли, ей? А то расстались как-то нехорошо.
Ирина набрала на мобильнике номер Эльвиры.
- Алло! Неужели в далекой Турции еще помнят обо мне? - раздался невозмутимый голос Эльвиры.
- Эля! Ты на меня сердишься?
- Еще как! Не сплю ночами, реву потихоньку в подушку.
- Ты, как всегда, в своем репертуаре.
- Ладно, Ируха, не горюй. Все забыто, быльем поросло. Как хоть ты отдыхаешь, расскажи!
- Плохо.
- Опсики! Дожди, что ли, у вас там?
- Нет, солнце в зените. Жара. Я о другом.
- Что случилось? - уже другим тоном спросила верная подруга.
- Анатолий, кажется, влюбился.
- В кого?
- В молодого менеджера.
- Ни хрена себе! Он что, поголубел у тебя от Избытка ультрафиолета?
- Нет, ты не поняла. Менеджер - молодая девушка с золотым загаром и точеной фигурой.
- Это кто ж ее так обточил? Такие вот Анатолии? В сезон-то у нее их несколько получается.
- Кончай трепаться, Элька. Мне не до того.
- Да я так, к слову. Слушай, а как у вас там с мужиками-то? Напряженка?
- Нет, почему же? Полно.
- Ну так давай, действуй!
- Как легко ты это говоришь. Будто не знаешь меня.
- Ира, тебе просто надо влюбиться. Пусть без взаимности. Поняла? Ходи себе и люби потихоньку. Можешь даже в любви признаться. Разрешаю. Это тебе сейчас на пользу. Как сильнодействующее лекарство. Лекарство от любви. Хотя, что я несу? Наоборот. Любовь - лекарство от ревности, от всех твоих несчастий. Плати ему той же монетой. Любовью за любовь. О как! Слыхала, какую формулу я вывела?
- Эту формулу давно вывела Вероника Тушнова. В стихах.
- Ну-ка, ну-ка?
Ирина приглушила голос:
Нельзя за любовь - любое,
нельзя, чтобы то, что всем.
За любовь платят любовью
или не платят совсем.
- Н-у, это немного не то, что я имела в виду. Вернее, совсем не то. Тушнова о любви с большой буквы "Л" говорит, о той, что на всю жизнь. Не каждого она посещает, вот в чем штука. Ладно, Ирунь, где наша не пропадала? Может, именно тебе суждено такую любовь испытать? Ну, пока! Звони, если что.
На нее оглядывались. Мужчины с одобрением и восхищением, женщины удивленно, а кое-кто с ехидной ухмылкой.
Ирина шла в новых желтых брючках, соблазнительно обтягивающих бедра и открывающих ее красивые, успевшие загореть икры. Ярко-лиловый топик подчеркивал цвет глаз, а нитка искусственных аметистов завершала все это великолепие. Ирина чувствовала себя как на эшафоте, но шла с поднятой головой и даже улыбалась.
- Ирочка, вас не узнать, - поспешил с первым комплиментом Николай Андреевич.
- Видели бы вы, каких трудов нам стоило с Катериной заставить эту мадам влезть в эти брюки, - проворчала Августа, ковыряя вилкой творожную запеканку.
- По-моему, чересчур вызывающе, - проворчал, в свою очередь, Анатолий. - Я имею в виду эти расцветки: канареечный и синий.
- Фу, Анатолий! Что за домострой? По-вашему, жена во все черное должна рядиться? - возмутилась Августа.
- А кто сказал про черное? Мало, что ли, других цветов? Белый, например.
- Белый? - загадочно улыбнулась Августа. - Что ж. Можно и белый.
Дальше завтрак продолжался в полной тишине. Катя с Петей не проронили ни слова. Видно, юная жена закаляла свой характер.
Августа с Ириной встали из-за стола первыми и, даже не поинтересовавшись у остальных об их планах после завтрака, пошли прогуляться по бульвару.
- Ты знаешь, Ира, я ведь не такая, какой кажусь, - вдруг сказала Августа, когда они прошли довольно большое расстояние от "Зеленого мыса". - Давай присядем на эту скамейку?
Они сели на небольшую, рассчитанную на двоих скамью, уютно расположенную в тени раскидистого граба.
- Я это почувствовала, - просто сказала Ирина.
- Да? - живо отозвалась Августа. - Интересно. А я полагала, что хорошо маскируюсь. Эдакая отчаянная сорвиголова, которая на старости лет заигрывает с мальчишками и ведет себя нелепо. Неплохая роль для женщины моего возраста и положения. Уж пусть лучше надо мной посмеиваются, чем презрительно жалеют.
- Ты о своем муже?
- О ком же еще! - вздохнула Августа. - Эту тактику я выбрала не сразу. Поначалу я так же страдала, как и ты. А потом подумала: за что я должна страдать? Его не переделать. Остается лишь развод, чтобы покончить со всем этим недоразумением, название которому - наш брак. Но мне уже сорок. Куда я пойду? И потом, я привыкла к определенному комфорту, который сама себе вряд ли обеспечу.
- А ты любила его?
- Мужа? Естественно. Когда он ухаживал за мной, у меня были еще претенденты в женихи. Но в тот пубертатный период надо мной довлела физиология. В мужчинах я ценила стать. А Николай был этаким Бандерасом с плечами, мощной шеей и властными руками. Этим и взял. А потом поняла, что жестоко ошиблась. И не только из-за его кобелиной сущности. Это еще можно понять и даже простить…
- Да? Ты так считаешь?
- Тебе это кажется невозможным? - грустно улыбнулась Августа.
- Не знаю…
- Это оттого, что ты впервые столкнулась с такой ситуацией.
- Тогда что невозможно простить?
- Собственную глупость. Ведь я вскоре после нашего знакомства поняла шестым чувством, что он недалек, что мне будет с ним неинтересно, скучно, омерзительно. Но меня как будто вели на заклание. Я принесла в жертву свою молодость, ум, неординарные способности, жизнь в конце концов. Вдвое умнее его, я смотрела на мир его глазами. Он подавлял меня своей силой, энергией, безапелляционностью суждений. С моими мозгами и развитием я была вынуждена поддакивать его банальным и просто идиотским высказываниям.
- Во имя чего? - перебила ее Ирина.
- Во имя чего? - переспросила Августа и задумалась. - Наверное, во имя сохранения брака, а также видимости семейного благополучия. Я до смерти боялась злорадных насмешек и фальшивого сочувствия со стороны подруг и родни.
- Скажи… А вот то, что ты называешь физиологией, прошло? В этом смысле ты его больше не любишь?
- Вопрос, по-моему, риторический. Ты взгляни на него. Это же Гаргантюа какой-то, а не мужик. Бездонная бочка, не способная переварить все то, что проглатывает. От прежнего "Бандераса" остался лишь плотоядный взгляд.
Они помолчали, глядя на искрящуюся, ослепительную гладь моря.
- Выходит, что ты по глупости сгубила свою жизнь? - спросила Ирина, думая о чем-то своем.
- Как-то литературно звучит - "сгубила", - усмехнулась Августа. - Если присмотреться к окружающим нас семейным парам, я не беру в расчет молодоженов, то и пятой части не наберется по-настоящему счастливых. Уверена, что большинство женщин не устраивает их судьба. Причем не по мелочам, а принципиально. Но попробуй назвать их жизнь загубленной. Тут же найдут сотню аргументов в пользу своего брака. Так уж мы устроены. Любим жаловаться, но до определенного предела. Кстати, ты сама разобралась со своими чувствами? Ты прости меня за откровенность, но первое впечатление о тебе было не очень лестным. Нет, как женщина ты супер! Внешние данные превосходные. Но полностью отсутствует кокетство. Помню, как в первый день пришли на пляж. Другая бы обязательно продемонстрировала фигуру, а ты? Бухнулась на песок, стащила с себя шорты, как детсадовский карапуз, скомкав, неуклюже, и сразу носом в книгу, как будто только за этим и летела за тридевять земель. Я бы на месте твоего Анатолия тут же убежала под чужой зонт. А он еще столько терпел. Ладно, не обижайся. Но иногда нам надо со стороны на себя посмотреть. Очень полезное занятие.
- Ничего не поделаешь - не умею я кокетничать. Ведь это природой дается. А мне не дано. Представь, как я начну искусственно жеманничать. Курам на смех!
- О! Женское кокетство это и наука, и искусство, и Божий дар одновременно. Кому, спрашивается, нужно пустое, вульгарное кривляние? Порой оно просто нестерпимо в некоторых дамочках. Но если женщина умная, она не позволит себе ничего подобного. Впрочем, это и есть высший пилотаж, когда женщина бравирует отсутствием кокетства. Так что здесь ты права.
- Твоя проницательность не знает границ, - рассмеялась Ирина.
- Смейся, смейся! Он именно это и распознал в тебе - естественную грацию и безыскусность. Плюс твое роскошное тело и глаза цвета моря в погожий день.
- С ума сойти, как поэтично! Но о ком идет речь, об Анатолии?