Я боюсь, как бы не произошло ничего дурного в случае боя с филистимлянами, в котором Саул должен принять участие. Но в любом случае его время сочтено.
«Что делать?» – спрашивал себя Давид.
Как будто услышав его мысль, Эзер сказал ему:
– Давид, ты – царь. Потерпи. Твой день записан на небе. Самуил знал, что делал.
Давид отправился домой с тяжелым сердцем. Когда он толкнул дверь, Мелхола бросилась к нему. Она плакала.
– Самуил сглазил его! – бормотала она. – Как ты мог сделать подобную вещь!
Но Давид не смог ей ответить.
Жизнь вернулась в свое русло, возобновились обычные разговоры Давида, Авенира и Ионафана по поводу стычек с филистимлянами. Лазутчики Хебре Невчеих постоянно следили за перемещением своих врагов, и все, казалось, указывало, что они собираются в окрестностях Гивы с племенами дан и биньямина. Стычки значительно умножились через несколько дней. Приходилось выжидать, чтобы удобнее расположить отряды, не дав им потом рассеяться при нападении. На этом настаивал Давид. Авенир и Ионафан придерживались другого мнения, и трое мужчин готовили свои отряды для решающего действия. Ни Авенир, ни Ионафан не посвящали Саула в свои диспозиции; царь словно впадал в младенчество.
В момент расставания Ионафан бросил долгий взгляд на Давида. Тот смущенно улыбнулся и спросил царевича, о чем тот думает.
– Я тебя узнал в весну твоей жизни, – ответил Ионафан. – Я смотрю на твое лицо и вижу лето. Взгляд сумрачный и зрелый.
Давид качнул головой, заставляя себя молчать, чтобы не пробудить в Ионафане серьезные причины для конфликта с отцом.
– Что бы ни случилось, я клянусь: ничто не сможет нас разлучить.
Глаза Давида увлажнились.
Несколько дней спустя, когда, по данным лазутчиков, филистимляне собрали десять тысяч человек на севере у подножия горы Вефель и на западе на границе долины Аялон, Давид застал Мелхолу сильно возбужденной, с искаженным лицом.
– Давид, надо сейчас же уезжать! – сказала она ему. – Покидать Гиву! Если нет, то завтра ты умрешь! Саул с утра приказал слугам следить за домом. Они уже три раза спрашивали о тебе, я сказала, что тебя нет и я не жду тебя раньше завтрашнего дня. Я сообщила Ионафану. Он поможет тебе бежать. Я знаю, что они вернутся завтра на заре, а может, даже ночью.
– Куда же я пойду? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Ионафан ждет тебя под окном во дворе слуг.
Мелхола протянула ему лиру. Он захватил свой плащ.
Убедившись в грозящей ему опасности, Давид отправился во двор слуг. Он наклонился через окно и заметил внизу темную фигуру: это был Ионафан. Он тихо свистнул. Ионафан поднял голову и протянул руки. Давид перекинул ноги через окно и чуть было не упал. Ионафан поддержал его, натянул капюшон плаща на плечи и голову.
– Иди за мной, – шепнул он. – Мы спустимся по дороге, она пустынна в такой час.
«Вот, – думал Давид, – куда привели победа и красота – к недостойному бегству: словно вор, я должен скрываться в ночи».
Они спустились по крутой дороге, долго шли, потом Ионафан остановился.
– Я тебя оставлю здесь, – сказал он. – Иначе отец меня тоже будет преследовать.
Ночь надела свои сумрачные одежды, пейзаж, омытый луной, был как плохой сон.
– Иди на юг, к племени юда. Там тебе будет лучше, – сказал Ионафан.
– Произошло что-то новое? Теперь твой отец хочет меня убить?
– Нет, но помутнение рассудка усиливается. Накануне я тебя отправил к нему петь, он мне поклялся, что не коснется и волоса на твоей голове. Однако он меня обманул. Он себя обманул. Он не принадлежит больше себе. Пусть боги сжалятся над нами.
«Боги, – подумал Давид. – Почему их много?» Они расстались. Ионафан дал Давиду флягу и сумку с хлебом и финиками. Каждый раз, когда Давид оборачивался, он видел неподвижную фигуру Ионафана, пока ночь не поглотила его.