Глава десятая
"Листья жгут, листья жгут, как последний салют… листья жгут, листья жгут, листья жгут…" – напевала себе под нос Василиса, возвращаясь с работы, пересекая городской парк по направлению к железнодорожной станции, торопясь на электричку. И почему вдруг привязалась песня, непонятно… стояла поздняя весна, погода радовала тёплыми деньками, а на душе у девушки царила беспросветная осень… Они так и жили вместе с матерью и повзрослевшей сестрёнкой одной большой семьёй. Девушка продолжала работать на "Скорой", а Михей – участковым милиционером, взяв за правило отсутствовать дома по несколько суток. Здоровье Тусечки продолжало оставаться слабеньким, донимали частые простуды, и бронхит нет-нет да обострялся, одно радовало – астматические приступы прекратились. Тем не менее они всё же стали подумывать насчёт детского садика, понимая, что общение со сверстниками девочке было, как ни крути, просто необходимо. Потому, стоило отпраздновать дочурке её трёхлетие, как Васька с матерью решились и отдали Туську в детское учреждение рядом со своим домом, о чём впоследствии сами не раз пожалели – неделя нахождения в коллективе сопливых и чихающих ребятишек, как правило, чередовалась с двухнедельным лечением дома теперь уже дочкиной простуды.
В этот вечер Михей опять заявился с дежурства очень поздно, уже за полночь… Красавец ещё тот – пьяный вдрызг, в порванном и помятом кителе, словно его на пыльной дороге долго и упорно валтузили, с разбитым в кровь носом. Тёща, с досадой охая над парнем и незлобно ворча, потащила зятя в ванную отмываться, а тот натурально ревел в полный голос, неприятно оттопырив губы! Васька и близко не подошла к супругу, не говоря о том, чтобы предложить свою помощь. "Ха! Да пошёл он! Мало наподдали! Видимо, выпросил, вот и схлопотал по полной!" – тайком злорадствовала она. А вот не было ей жаль мужа! Вовсе не было… нисколечко… ни капельки… ни на грамм! Как выяснилось, не так уж и неправа она оказалась в своих предположениях. Михей потащился на танцплощадку, будучи сам в изрядном подпитии, власть свою вдруг парню потребовалось срочно показать, прямо пёрло из него помахать дубинкой. Ну и показал, а результат сейчас на лице красовался! Одного не учёл супруг – что уважение народа ещё заслужить требуется, одного удостоверения бывает недостаточно, и погонами прикрываться не всегда получится. Явившись на танцплощадку, попытался было права качать да задираться в характерной для себя манере, ненароком включив дагестанский акцент, который для здоровенных русских ребят будто красная тряпка для быка, вот и нарвался на крепких парней, получив по мордасам. Слегка поваляв на грязном полу зарвавшегося стража порядка, те выкинули грубияна на улицу. "Это тебе не перед женой супермена корчить…" – пыталась сдержать торжествующую улыбку Василиса.
– У-у-у-у-у…. да как они посмели?! – размазывая кровавые сопли по лицу, выл супруг. – Да я их сейчас… всех… замочу! – рванул было к металлическому сейфу, установленному в маленькой комнате, за табельным пистолетом.
– А ну сидеть! – тёща, жёстко осадила парня, дёрнув за итак чуть живой воротник, державшийся-то на одном честном слове, и силой усадила обратно на табурет. – Ещё чего выдумал! Ты посмотри на свою рожу! Вот турнут тебя из милиции, так узнаешь!
"Не, ну как напророчила… И не надо считать, что накаркала! Понятное дело, что в руководстве милиции не совсем дураки сидят и будто не видят совсем ничего!" – вспоминала случайно оброненную фразу матери Васька, когда мужа всё же прищучили, но случилось то позднее…
Семейные отношения оставались на прежнем уровне, радости от брака Василиса, что немудрено, совсем не испытывала, Михей же чувствовал себя хозяином положения, продолжая вести разгульный образ жизни. Но время шло, девушка взрослела и становилась увереннее в себе. Супруг, похоже, понимал, что власть его ослабевает, поэтому перешёл к прямым угрозам, размахивая оружием, а Васька всё чаще стала задумываться о неизбежном разводе…
– В отпуск на этот раз без меня отправляйтесь! – заявил Михей, который в последнее время выглядел чем-то всерьёз озабоченным, поставив жену перед фактом накануне самого их отъезда. – С работы меня не отпускают… – хмуро добавил он.
Василисе показалось несказанно удивительным, что Михей осмелился отпустить её без надзора. "Хотя… ведь не куда-нибудь, а к своим родителям отправляет, и в полной уверенности, что приглядят за мной, одна бабка чего стоит – похлеще любого гестапо!"
– Но… ежели что, ты меня знаешь! – словно опомнившись, весьма недвусмысленно пригрозил жене.
У Васьки в душе всё пело и ликовало, но девушка старалась не показывать своей бурной радости. От одной мысли, что на целых две недели окажется на огромном расстоянии от мужа, становилось светло и легко на сердце, а что до бабки его… "Да и ладно! Переживу как-нибудь, главное, постараться пореже попадаться ей на глаза!" – успокаивала себя, тем паче что сопровождать племянницу вызвалась любимая Таисия, прихватив младшего сынишку, а уж тётушка в обиду племянницу никак не даст!
Трое суток в плацкартном душном вагоне, и они наконец-то благополучно прибыли на место назначения, где их уже встречали родственники. Решив, что так будет лучше для всех, свёкор на этот раз постановил отселить гостей, разместив компанию по величайшему блату на закрытой от посторонних глаз райкомовской турбазе. Мужчина поступил мудро, вслух озвучив своё намерение: "Чем плавиться от жары на последнем этаже пятиэтажного дома и каждый день на двух автобусах добираться до моря, отправлю-ка я вас лучше на базу! Хоть отдохнёте спокойно…" Уж чего-чего, а этого у новой родни не отнимешь – гостеприимный народ дагестанцы! Василиса же пребывала на седьмом небе от счастья – по всему выходит, что ей повезло дважды, ведь теперь не придётся видеть старую каргу и выслушивать бесконечные нотации!
Да и само место оказалось на редкость чудесное, расположенное в нескольких километрах от города и от других поселений, лишённое какого-либо транспортного сообщения с внешним миром. На самом берегу тёплого моря крохотные, словно кукольные, одноэтажные домики с плоскими крышами были разбросаны на достаточном расстоянии друг от друга, да так, что создавалось впечатление, будто находятся они на острове причём необитаемом. Впрочем, всё оказалось близко к тому и поразило их ещё больше, когда обнаружилось, что в самый разгар сезона в зоне отдыха, кроме них отдыхающих не усматривается. Размышлять на эту тему долго не стали, как и горевать по данному поводу посчитали неразумным, а, заняв одно из строений, устроились с комфортом. Вся база красиво утопала в сочной зелени местных насаждений, виноградные лозы обвивали открытые беседки, а высокий забор отделял сказочное поселение от окружающего мира. Обед готовили на малюсенькой кухоньке при помощи электрической плитки из продуктов, которые поставлялись свёкром чётко два раза в неделю – в субботу и среду. Многие из них считались страшным дефицитом по тем временам и Василисе даже не снились: то и икра чёрная, и истекающий золотистым соком балык, ароматный лаваш, домашний творог, молоко, масло, сыр, яйца, всевозможные колбаски и мясные деликатесы – всё с рынка. Фрукты же, что обычно для юга, свёкор привозил разнообразные – с избытком хватало, чтобы поесть, а Таисия ещё и компоты варила каждый день.
День пролетал за днём, отдыхающие с утра до позднего вечера плескались в воде и загорали на раскалённом солнцем мелком морском песочке. Ничто не нарушало полную идиллию и не омрачало их покой. Каждое утро Василиса, взяв за правило, просыпалась с восходом солнца, ставила самовар и голышом неслась по уже порядком остывшему песку к манящей синеве воркующих волн. Море находилось всего в каких-то двухстах метрах от домика. Посторонних опасаться не приходилось, поэтому какой-либо одеждой себя не утруждала, а в чём мать родила, соблазнительно сверкая ягодицами, уже не торопясь входила в тёплую, как парное молоко, воду, с наслаждением погружалась по самую шею и не спеша плыла вдоль берега. Вволю накупавшись, Васька возвращалась обратно. Самовар к тому времени успевал вскипеть, она водружала его на большой, сколоченный из досок стол, покрытый пёстрой клеёнкой и установленный на улице под раскидистой айвой. Доставала из холодильника блестевшее янтарным срезом сливочное масло, трёхлитровую банку чёрной икры и свежий лаваш. Заварив чай, наливала огромную кружку, аккуратно отрывая ломти от ароматной лепёшки, смазывая их тонким слоем тающего на глазах масла, а сверху столовой ложкой щедро выкладывала икру… М-м-м…
Пока все спали, Василиса блаженствовала в состоянии безмятежного покоя под шелест перекатывающихся барашками волн, с приятным томлением ощущая обнажённой кожей чувственное прикосновение лёгкого ветерка и мысленно приветствуя неторопливо и как-то величаво выплывающее над линией горизонта оранжевое солнце…
– Мамочка, я тоже кушать хочу! – это выползло на крыльцо Васькино собственное лохматое солнышко, с вьющимися белокурыми волосиками на голове, голопузое и голопопое, потирая сонные глазёнки.
Следом, довольно потягиваясь и зевая во весь рот, появился братишка в одних плавках и уселся рядом на скамейку.
– Так, команда робинзонов, а ну-ка брысь умываться! – скомандовала детям, и пока те плескались под рукомойником, балуясь и брызгая друг на друга водой, успела приготовить манную кашу и по огромному ломтю лаваша с маслом.
Уговаривать детей и долго упрашивать, чтобы покушали, не приходилось, на свежем воздухе у ребят аппетит всегда был поразительно отменный.
– Вась, самовар горячий? – последней, как всегда, просыпалась Таисия, выплывая из домика в одной длинной футболке-размахайке и с копной из топорщившихся в разные стороны волос на голове.