При появлении нового персонажа внимание компании тут же переключилось на него. Даже приятели не полезли в бутылку, находясь в хорошем расположении духа. Наскоро перезнакомившись со всеми, расточая по сторонам широкие улыбки, парень вполне по-хозяйски принялся подкладывать себе еду в чистую тарелку, с аппетитом уминая за обе щеки и не забывая подливать вина в хрустальный бокал. Василиса же с приходом нежеланного гостя чувствовала себя более чем некомфортно – вся радость от праздника вмиг улетучилась, навалившись безграничной усталостью…
Наконец, сыто откинувшись на стуле, Михей взял в руки гитару, и при первых же аккордах ребята выжидающе затихли, заворожёно глядя на длинные пальцы исполнителя, ненавязчиво перебирающего струны. Когда же он запел, равнодушных вовсе не осталось. Голос показался Василисе низковатым, но достаточно приятным, с небольшой хрипотцой и южным акцентом. Инструментом парень владел неплохо, но, как заметила девушка, слишком уж красовался при этом. Вслед за "Милая моя, солнышко лесное…" прозвучала ещё одна песня из репертуара Юрия Визборга – "Ты у меня одна, словно в ночи луна… словно в году весна, словно в степи сосна…", народ совсем раскис, когда певец, тряхнув головой и хитро сощурив глаза, он выдал задорную "Обязательно, обязательно, я на рыженькой женюсь!" – не отрывая от именинницы своего пронзительного, с поволокой, много обещающего взгляда. "Интересно, кто ему проболтался, что меня ребята Рыжей называют?" – не нравилось Ваське всё это… вот хоть убейте – не нравилось! Одним местом просто невероятно пронзительно чувствовала, что ничего хорошего от этого знакомства ждать не следует! Подружки же растрогались и с нескрываемой завистью поглядывали на Василису, а та… Ей опять стало невыносимо, просто бесконечно страшно… всё её существо словно затягивало в тёмную воронку, погружая в вязкий туман, хотелось встряхнуться и отогнать наваждение, но казалось, что тело парализовано чужой навязчивой волей. Во рту пересохло, кровь стучала в висках…
Постепенно все стали расходиться, прощаясь с хозяйкой, лишь Михей не тронулся с места, продолжая сидеть за столом и негромко наигрывая на гитаре. Похоже, уходить он вовсе не собирался.
– Тебе… тоже пора… – пролепетала Василиса, косясь на задержавшегося гостя. Голова её по-прежнему находилась как будто под воздействием дурмана, а ведь и глотка спиртного в рот не попало, даже не лизнула.
– Ты уверена в этом? – нагловато усмехнулся он, бросив на девушку оценивающий взгляд. – А куда прикажешь идти мне на ночь глядя, КПП уже закрыт, и дежурные меня не пропустят…
Васька стушевалась. Мысли забегали с бешеной скоростью. Ощущала себя крайне неловко, попав в противоречивую ситуацию. С одной стороны, вроде как нехорошо это, неправильно выгонять человека на улицу, а с другой… вовсе не хотела и незнамо чего боялась, останься Михей ночевать. "А мои какие проблемы? Думать следовало об этом заранее!" – пыхтела про себя и злилась – на ситуацию, на свою мягкость и участливость, не в силах отказать человеку в приюте. В конечном итоге присущая доброта и сочувствие взяли верх и, обречённо вздохнув, нехотя согласилась:
– Хорошо, расстелю тебе на диване… В большой комнате…
Скоренько убрав со стола и перетаскав остатки еды на кухню, разложила диван, застелила чистое бельё и, предложив гостю располагаться, сама ушла мыть посуду. Намеренно долго тянула время, тщательно, до блеска натирая каждую тарелку и бормоча себе под нос кратенькую молитву, которой в детстве научила баба Катя, надеясь, что парень за это время заснёт. Чего боялась? Глупое создание, не нашедшее в себе мужества, чтобы без излишних колебаний отправить, наглеца восвояси – далеко и надолго!
– Сейчас дырку протрёшь…
От неожиданности вздрогнула. Вкрадчивый голос прозвучал над самым её ухом. Пальцы, державшие бокал, внезапно разжались, и тот с грохотом, ударившись о металлическую раковину, разлетелся на мелкие кусочки.
Прислонившись к дверному косяку, совсем близко стоял Михей, вперившись насмешливым взглядом.
– На счастье!
– Ты чего… не спишь? – собирая осколки, нервно сглотнула слюну Васька.
– Сейчас… уже ухожу… Ты это, слушай… – немного замялся и вдруг выдал. – В общем, силой брать я не привык, но когда освободишься – приходи ко мне, ждать буду! – с этими словами, глянув прямо в плескавшуюся испугом синеву глаз, быстро вышел.
Странные ощущения охватили враз онемевшее тело девушки. "Что со мной?" – ноги обмякли, заставляя её, чтобы не упасть, ухватиться за край раковины. Противный ком в горле мешал дышать, пальцы рук мелко подрагивали, а в голове стоял глухой шум, будто ток гудел в линии электропередач… Подобное состояние приходилось испытывать впервые, и вряд ли то было сексуальное томление или просто волнение на этой почве, потому как Михей по-прежнему вызывал у неё чувство глубокой неприязни, отторжения, зудящего дискомфорта и… просто бесконечного, бескрайнего, всепоглощающего тайного ужаса.
Наскоро домыв посуду, девушка сходила в ванную, где неоправданно долго чистила зубы. Тихонько выскользнув в коридор и даже не скрипнув дверью, заторопилась в свою комнату. Всё так же, стараясь не шуметь, крадучись прошелестела через общий зал, где находился сейчас гость, и лишь только взялась за ручку двери в свою спальню…
– Я жду… помни об этом… – услышала брошенную вслед негромкую фразу. Не спал. По произнесённой интонации поняла, что отказа не предусматривалось. Ну почему она просто не послала нахала туда, куда Макар телят не гонял? Что с ней происходило? "Идиотка! Причём на всю голову!" – обвиняла себя позже.
А пока… Раздевшись, поспешно нырнула в кровать и укрылась одеялом с головой. Нервная дрожь сотрясала всё тело. Вцепившись в подушку, заставляла себя оставаться на месте. Какая-то невидимая сила будто канатом тащила в другую комнату. "Не хочу… нет… мамочка, я не хочу!" Прошло больше часа. Девушку продолжало колотить в ознобе, сопротивляться становилось всё труднее, а борьба отнимала последние силы… "Цыгане! Он говорил – румынские цыгане?!" – вспомнив, охнула. Всё… Сдалась. Сползла с кровати и в кромешной темноте, как зомби, медленно направилась в большую комнату. Её там ждали. "Иди ко мне!" – прозвучало словно приказ. С завидным упорством пыталась протестовать наваждению, упираться отчаянно, но… все усилия оказались напрасными. Жертвенным мотыльком, летящим на огонь свечи, неотвратимо продолжала путь. Ещё несколько шагов и… очутилась под одеялом в хозяйских объятиях торжествующего Михея. Что происходило дальше – напрочь стёрлось из памяти, словно анонимный художник взял ластик и поспешил убрать неприглядную картину мерзостного насилия. Воспоминания сохранились короткими кадрами… вспышка и снова провал… Будто тряпичную куклу, её подмяли под себя… чужой запах пота, резкий, отталкивающий… Чужие руки по-хозяйски лапали-щупали-мяли… Жёсткий рот впился в её губы… привкус крови… Грубо раздвинуты ноги… острая боль пронзила тело, наполняя изнутри… Она вскрикнула, но мужская рука безжалостно зажала рот. Горячие слёзы текли ручьём, впитываясь в подушку. "Иди к себе! Свободна!" – получила указание и безропотно, в полуобморочном состоянии поползла обратно.
Василиса проснулась поздно утром, когда яркое солнце, пробиваясь сквозь шторы, неприятно било в лицо. С трудом открыла глаза и, ощутив тянущую боль промеж ног, с ужасом попыталась припомнить, что же с ней происходило этой ночью. Память услужливо подсовывала интимные подробности – будто потешаясь над хозяйкой, выдавала те мизерными порциями, скупыми отрывками, но и этого хватило, чтобы вызвать у девушки состояние, близкое к тошнотворному, брезгливость и отвращение. "Что же мне теперь делать? Маме ни за что не скажу… убьёт сразу или… из дома выгонит…" Васька вполне осознавала, что с ней произошло прошлой ночью. Ведь образование медицинское получала, а физиологию человека они проходили ещё на первом курсе. "Надо как-то его разбудить и выставить из квартиры… Главное – в глаза не смотреть!" – осторожно, стараясь не шуметь, поднялась с кровати, на цыпочках подошла и заглянула в соседнюю комнату. "Уф-ф-ф…" – обнаружив лишь сложенный диван и аккуратную стопку постельного белья на нём, испытала невероятное чувство блаженства. Постояльца и след простыл. Облегчённо выдохнула и горько, жалобно расплакалась. Посидела в печальном одиночестве, покумекала один на один со своей бедой, пораздумывала… И прикинув возможные последствия, кстати, мысли о возможной беременности даже в голову не пришло, решила молчать, как партизан, искренне надеясь, что на этом всё и закончилось. "Пусть это будет моим кошмарным сновидением… постыдной тайной…" – горевала она, отстирывая кровавое пятно на простыне и избавляясь от улик к приезду матери. О том, что сама несовершеннолетняя, а насильник попадал под статью – знать не знала, приписав всю вину себе одной. Да и какое тут усматривалось насилие, ежели сама пришла? По обоюдному, так сказать, добровольному, выходит, согласию всё и произошло. "Перед Кириллом стыдно… предательница, получается, я…" – намеревалась похоронить муторные воспоминая в самых дальних уголках памяти. Увы… ожидания не оправдались…
Не успела Василиса зализать раны – лишь бледность лица и лёгкая синева под глазами напоминали о горьких минутах той памятной ночи, – как вернулась из санатория довольная отдыхом мать. Уже тем же вечером тревожным набатом прозвучал пронзительный звонок в дверь. Открывать побежала младшая сестрёнка. В дверях стоял ОН…
– Здравствуйте всем! Пройти можно?! – само обаяние. Приветливая улыбка от уха до уха. Форма курсанта как будто только что из-под утюга – на брюках свежеиспечённые стрелочки, а начищенные ботинки сверкали масляными бликами гуталина.