В памяти возникли картины из прошлого. Моего прошлого. Воспоминания, что я так часто пытаюсь забыть, не дают покоя и по сей день. Ощущение лезвия на собственной руке и чтение приговора эхом отразились в совершенно опустевшей голове… Что человек, что эрр… Мы все одинаковые. И не важно, к какой расе мы принадлежим и как выглядим. Нутро едино. Гнилое, смердящее, но единое.
* * *
– А я предупреждал вас – вновь завел волынку конюх, – нужно было сразу уходить.
– Так чего ж не вытолкал, если надо было?
– Так вы все-таки принцесса, которая невестой принцу приходится. – напомнил Оллан. – Моя задача вас защищать вне дворцовых стен, в то время, как господин Анн – ваш страж внутри обители Правителей. В следующий раз я именно так и сделаю. Вы предупреждены, принцесса.
Я все еще не скинула капюшон, не люблю плакать, голова потом болит, но почему-то не могу остановиться. Спрятав лицо волосами и тканью, я тихо следовала за конюхом. Лицо мальчика никак не выходило из моей головы, чего уж говорить про хруст костей…
– Почему его за воровство казнили?
Немного помолчав, Оллан все же ответил, видимо, решил, что я уже все узнаю, так чего тянуть, если молчание затянулось?
– Он альбинос.
– Ну и что? – не поняла я, – Что в этом такого?
– Для нас…как бы это так сказать… альбиносы представляют собой нечто вроде слабого звена, знаком, что наш вид теряет былую мощь. От слабых звеньев обычно избавляются, так что … я не знаю, как было у вас, когда ты жила во дворце, но поверь, для эрра пятнадцать ударов плетью не будут смертельны. Это самое простое наказание. Наши тела крепки и сильны… но у альбиносов все иначе. Они от рождения отличаются не только внешне. Они слабы. Как физически, так и морально, не выдерживая нагрузки многие теряют разум. Они чаще остальных болеют, слепнут. Очень хрупкие создания… Есть, конечно, исключения из правил, но они редки и …
– Что за исключения? Что ты имеешь в виду?
– Есть альбиносы, которые смогли пробиться в аристократы, несмотря на свою внешность и физические данные. Обычно это философы, ученые, местные маги. Благодаря им знания не теряются, они совершают открытия, проводят обучение в академиях…ну ты примерно можешь себе представить, что войны из них никакие…Хотя, опять же, тут без исключений не обходится…
– И опять же, что ты имеешь ввиду? – мне показалось, что последняя фраза была скорее всего высказанной вслух мыслью, которая уж никак не должна была долететь до моих любопытных ушек, но этот вопрос остался без ответа, так как тему конюх сменил на старую, потрепанную, но от этого не менее важную и любопытную.
– Что ты там о принце-то хотела узнать? – защебетал Оллан, уходя от темы, – задавай вопросы, на что смогу – отвечу.
– Ну-у-у-у, – протянула я, мысленно перебирая в голове все, что накопилось за последние дни, – для начала: как сильно он ненавидит людей?
– Сразу к делу, значит, – Оллан еще немного подумал, подумал, да что-то все же выдумал в своей голове, – он ненавидит их люто и без оговорок. Тут вся проблема в том, что люди как раз и убили большую часть его семьи. На сколько я понял, смерти эти были далеко не легкие. Ты уже слышала о старшем брате, его кончина и послужила для королевской семьи последней каплей всего этого кровопролития. Шалас и еще несколько воинов видели, как умирал его брат, так что, я думаю, еще говорить что-либо излишне. Ваша жестокость привела к тем последствиям, которые мы все дружно расхлебываем на досуге… а сколько детишек полукровок, так я вообще молчу…
Чаша негодования прямо-таки выплеснулась да наполняться заново не желала…
– Вас послушать, так во всем мы виноваты! – я не удержалась, слушая о том, что люди растоптали судьбу-судьбинушку моего сбежавшего принца, будто бы и за ними греха не таилось, – А скольких вы убили? Сколько семей людских уничтожено и без вести пропало? Вы думаете, что только среди вас прибавление в образе полукровок и попорченных женщин было? Жестокость и насилие присуще не только людям. Я тоже многих потеряла в этой войне, но никогда не винила ни одну из сторон. В конфликте всегда участвуют две стороны, не меньше. Не смейте смешивать дела царские и простой люд. Поди скажи, что ты против указа, так на дыбы и в канаву! У вас разве иначе? Вы говорите, что мы развязали войну, но это же фальшь чистой воды! Появившись из ниоткуда ваша животина, та, что вроде той пушистой крольчатины, пол деревни выгрызла и детишек малых утащила для пропитания, пока народ за вилы не хватился! И сколько еще непонятного из лесов повыходило, того и гляди – Боги гневаются да проклятия насылают. Паника тогда была среди людей жуткая, все в страхе тряслись, по ночам час комендантский, в леса не ногой, а то нос сунешь – без головы и останешься. Я когда первый раз мантихору взрослую увидела, думала, что сама копыта отброшу, вместе с той коровой, что рядышком в овраге мертвая лежала, а потом откуда ни возьмись еще и вы на своем языке непонятном ерунду несли и руками размахивали! Да мы от одного вида рогов чуть с душой не распрощались, какой еще вы хотели реакции от напуганного народа, который за жизнь каждый божий день борется? Большие города еще ладно, а вот хуторки там какие, деревеньки… Не смейте говорить, что вина только наша, головой надо думать, а не жо…местом мягким, прежде чем дела решать!
Оллан все это время пытался вставить хоть слово, руками на что-то все время показывал и за голову хватался, но мой поток было не перебить и пушечным ядром. В последний момент мне показалось, что он сейчас меня и с коня скинет, и за волосы тягать начнет, и рот заткнет, но, видимо, моя бурная речь была неподражаема. Ой как я ошиблась…
– А на такую как вы, принцесса, одного сторожилы маловато будет.
Голос Рэна, казалось, своим звучанием только что проехался по моему хребту, ломая каждый позвонок отдельно, с истинным наслаждением каннибала, получающего удовольствие от всего процесса в целом. Не будь тех дней, проведенных в обществе друг друга, я была бы сейчас в опасности… Скинув наконец несчастный затрепанный капюшон, я спешилась да в глаза гневные глянула. Морда злая, глаза фонарями горят, клыки блестят и волосы чернявые на ветру, как колосья, колышутся… тьфу ты, на лирику потянуло, да драпать надобно, а то за речь мою еще и саму на дыбы…и в канаву…
– Ты считаешь, что можешь говорить о таком? Сидя у себя в замке, защищенная и укрытая от страданий простых жителей, думаешь, что понимаешь всю ту боль, что испытали на себе тысячи? С одной стороны принц прекрасно понимал, что я права и все сказанное ранее имеет место быть, но с другой, принять то, что человеческая девка пытается учить уму разуму эрра, который между прочим мог и прямо сказать, что принц за моей спиной находится, это его разозлило намного больше.
– Я от своих слов не откажусь, принц Рэн. Вы ведь ничего обо мне не знаете… что вам наврал мой отец? Что моя семья самая показательная? Что я милая и послушная девушка, слова поперек не скажу … к сожалению, принц Рэн, я знаю все то, о чем говорила не понаслышке. Не вам меня судить.
– Да что ты можешь знать, принцесса? Ты хоть когда-нибудь хоронила? Закапывала товарищей холодной землей, убивала? Видела мертвых младенцев-полукровок, сброшенных своими матерьми под деревьями, которые были не в силах видеть то, что породили на свет?
Отвечать что-либо я не видела смысла. Сейчас мне все равно никто не поверит, только потом проблем не оберусь… Принц был зол и в очередной раз не справлялся с эмоциями. Не получив полной информации обо мне, он делает поспешные выводы, даже не осознавая, как оскорбляет меня своими заявлениями.
– Повторюсь, вы ничего не знаете.
Оллан вмешиваться не смел, стражи тоже терпеливо ждали приказа, принц же, в конце концов, смог прийти в себя и успокоиться. Единственное, что меня напрягло, это взгляд одного стража в мою сторону. Он не то чтобы был полон ненависти, скорее ненормальной похоти и желания мстить. А это страшно. Очень страшно.
– Вернись во дворец. У нас с тобой разговор наметился.
Сказал, как отрезал, развернул коня и уехал, что-то при этом страже своей нашептывая. Почему-то попа моя и спина в это время зудели, как чуяли приключения пришли на их душу…
– Разозлился. Молодой еще, – Оллан проводил меня до дворцовых ворот, посмотрел с печалью и пригласил вновь прийти, как буду свободна. Встретил меня у ворот тот самый похотливый страж. Окинув с головы до ног достаточно развратным взглядом, который ничего хорошего явно не предвещал, пригласил следовать за ним. В принципе дорогу к принцу Рэну я знала, такое и забыть-то сложно. Пройдя мимо кухни, я учуяла прелестный запах свежеиспечённых пирожков с капустой, что-то незнакомое и приторное, и плюс, вроде бы, мясное да с подливкой.
Помню, раньше соберёмся мы с ребятами на вылазку, пойдем потайными путями к замку пробираться, на кухню. А там кухарка тетка добрая была, отзывчивая. Всегда кормила перед сном, да молоком теплым поила. Всегда с собой яблоко давала, да пряник сладкий. Мы его с мальчишками поделим и съедим на радостях, пока кто чужой не украл. На улице всегда так, кто сильнее, того и территория, а коли подчиняться не будешь, так и убить могут. Кому ты такой слабак мелкий нужен? Так мы первого друга и потеряли. Я не видела, что с ним сделалось, но на следующее утро он не пришел, только платок от него и остался, что мать ему перед смертью подарила. На счастье, и любовь. Он его всегда с собой таскал, как сокровище хранил, плакал по ночам. Мы хоть и слышали, да виду не подавали – у каждого горе свое и не каждый в силах его нести. А тут у дороги нашли. В крови весь, платочек-то. Так и поняли, что не увидим мы больше Тёмку нашего. Не увидим. Он хоть и слабенький был, но как пел – заслушаешься. Иной раз заснуть не могли, пока песнь не споет. И глаза у него были светлые, голубые, добрые.