- Да-а, ето нашья старая лотка, - улыбнулась Сьюзен. - В Хьюстоне у нас лотка полутше. Побольше. Но ета моторьная. Моторьная яхта. Так што ми не берьем ее дальеко. Ми ету називаем лоткой для охоты за марлином.
- Были ли вы в Дог-Ки на ней?
- Дья-я, били. Но нам не очень понравьились англичанье. Ми большье льюбьим Грьи-инов.
Она сказала "Грьи-инов". Они любят Гринов.
Так вот, Грины, как чуть позже пояснил Бонхэм, это семья багамских негров, которая как-то проникла на острова Нельсона. А кроме двух-трех закрытых домов охотников за марлинами из Майами и одного большого роскошного отеля, который как раз сейчас достраивают спекулянты из Флориды, Грины владеют практически всем Северным Нельсоном, включая сам город, крошечный и населенный, главным образом, другими Гринами, все больше братьями, сыновьями, двоюродными братьями и племянниками. Они владели пристанью, они владели единственным действующим отелем, и они же владели одним-единственным рестораном. Некоторые из них содержали оркестрики с самодельными гитарами и жестяными барабанами, которые играли на пристани за определенную плату. И прием на "Леди Сьюзен" отчасти обслуживался Гринами.
- Оньи ужьясно умние ниггеры, - улыбнулась Сьюзен. - И оньи нас льюбьят. - И ясно было - невероятно, но так, - что любят. - Коньечно, Ферд хорошо платьит йим. И он платьит двойную цену оркестру, - улыбалась Сьюзен. - Коньечно, когда новий отель построят, у них дела немного останется. Очьен плехо. Жалько их.
Один из гостей Ферда (по имени Берт), услышав упоминание об оркестре, сказал:
- Оркестр? С жестью?! Сейчас! - и шагнул к поручням, прижавшись к ним жирным брюхом (хотя и не таким большим, как у Ферда). - Эй, парень! - крикнул он негритенку, сидевшему у домика на берегу, задрав коленки, и смотревшему на "вечеринку" большими белыми глазами. - Парень! Эй, нигга! - Борт не затруднял себя даже словом "ниггер". - Вот моньетка! - И швырнул ее на берег. - Беги и скажьи, чтобы оркестр ниггеров припер сьюда свои чьерные задницы и поиграл немного.
Мальчик побежал.
- Вы называете их ниггерами? - с любопытством спросил Грант.
- Что? Коньечно! А что? Оньи же ниггеры, не так ли?
- Они не возражают?
- Почьему ниггер должьен возражать, если его зовут ниггером? - захотел узнать Берт.
Это задало тон. Довольно быстро группа Гринов прибрела к доку, притащив нелепо выглядящие инструменты, и заиграла, довольно паршиво, нечто вроде калипсо.
- Эй! - крикнул Берт. - Ниггеры! Подоидьите поближе. Ми дажье не слишим вас из-за нашьего шума! - Группа Гринов подбрела ближе и забарабанила, так же паршиво, то же калипсо.
- Ето хватьит, - сказал наконец Гарри, еще один гость Ферда. - Низзя услишать свои мысли, а, Ферд? - Ферд со значительным выражением лица осыпал оркестрик деньгами, и они удалились со счастливыми лицами.
Грант с трудом поверил своим глазам.
- Оньи правда любьят нас! - сказала рядом с ним Сьюзен и тепло положила руку ему на колени. - А ти не любьишь нас ньемного, а? - добавила она игриво.
- Эй! - ухмыльнулся Грант. - Прекрати! Моя старушка меня убьет!
- Ета точно!" - промурлыкала Сьюзен.
- А ты не боишься своего старика? - спросил Грант.
- Оу! Оньи все напьються и будут спать очьень долга, - улыбнулась Сьюзен и призывно глянула на него.
Так оно и было, все напились. И довольно быстро. Грант тоже. Последние несколько дней, после прощального ужина Рене, да и до него, он много пил, а после того вечера - первого вечера в море, когда он стоял в открытом проходе, смотрел на звезды и решил, что Лаки все-таки сделала это с Джимом Гройнтоном, действительно трахалась с ним, - после этой сумасшедшей ночи он пил еще больше, пил днем и ночью. И сейчас тоже. Да и почему нет, если ему хочется надраться? Большую часть времени - под парусами или под водой - он не мог думать обо всем этом, но сейчас невеселые мысли закружили его. Черт их подери. Черт их всех подери. Всех их. И черт подери это ничтожное вшивое путешествие. И от него толку не будет, как и от всего остального. Он осторожно снял с колена руку Сьюзен и пошел за выпивкой. Кто-то решил, что они должны, они должны все вместе поесть в единственном ресторане Джорджтауна. В ресторане Гринов.
Совместный ужин в ресторане был катастрофой. Еще одной катастрофой. Но за ним последовало еще худшее. За ужином Лаки, наконец, взорвалась. За ужином много говорили о Севере и Юге. И все было не так уж плохо. Грант сам жил на Юге, хотя это было до войны, по крови он был наполовину южанином, из Индианы, и у него два двоюродных дядюшки были похоронены в Геттисберге. Он всегда этим гордился, и техасский акцент - любой южный акцент - не раздражал его. Напротив, даже нравился. Впрочем, он любил слушать речь с любым акцентом. Но когда Гарри (как выяснилось, муж Луизы; жену Берта звали Бетти-Лу) счел, что его обслуживают недостаточно быстро, и заорал: "Эй, бой! Эй, нигга! Чиво я жду так дольго? Я голодъен!" - то даже Грант смутился. Грины же абсолютно не смутились. Официант подошел и поклонился. Но Лаки не просто смутилась.
- Вы не могли бы говорить "негр", - резко сказала она. - Или, скажем, цветной? А еще лучше - официант?
- Какого чьерта? - сказал Гарри. - Ну, а есльи я буду говорить "нигра"…
- Не нигра, а негр, - резко оборвала Лаки.
- Я так и говорью, - сказал Гарри. - Но какого черта? Нигра, нигга, всье равно, радьи Бога!
- Гарри, не поминай Бога, - велела его жена Луиза.
- Да, льюбимая, - не передыхая, сказал Гарри и продолжал, - нигга есть нигга, миссис Грьант. Он всьегда будьет черным. Бить черным значить бить ниггой.
- Я не стану сидеть и есть с такими людьми, - заявила Лаки и встала.
- Сядь, ради бога, - сказал Грант. Пьяная злость на нее уже овладела им. (Джим Гройнтон!)
Положение спасла леди Сьюзен.
- Ой, ладно, милочка. Сьядьте. Ешьте, ми все льюбьим наших ниггов, нигров. Ми льюбим Грьинов, а Грьины льюбят нас. Всье в порьядке. Война оконьчена. Я просто шучью над етим. Скажем, кто ви? Куча нью-йоркских евреев?
- Да, - сказала Лаки. - И, пожалуйста, не забывайте, что с нами раввин! - Она показала на Бена. Это произвело впечатление на техасцев. Да это и не очень далеко от истины, хихикнул про себя Грант, припомнив учебу Бена на раввина. Только где, черт подери, шлялся этот несчастный раввин, когда он нужен был в Кингстоне? (Джим Гройнтон!)
Ужин возобновился, но нервозность сохранилась. Лаки была нью-йоркской радикальной либералкой, если вообще кем-то была, и она наглухо замолчала. Но Грант не понимал прежде всего Гринов. Они же должны были ненавидеть этих людей до мозга костей, и если принимали это, то только потому, что нуждались в их деньгах, он мог только так это понимать, и тогда черт с ними. Позднее и эта теория рухнула, или наполовину рухнула. Позднее, когда началось "великое состязание" по прыжкам в воду.
Но до этого прошло много времени. Большую часть он не помнил. К тому времени он очень напился. Как и все остальные. Когда они шли из ресторана, Лаки отвела в сторону его, Бена и Ирму и предложила исчезнуть и лечь спать.
- Я ни минуты больше не могу быть с этими людьми, с этими пьяницами! - заявила она.
- Согласен, - сказал Бен со своим среднезападным акцентом. - Мы бы с Ирмой с удовольствием придавили бы подушку. - Он был подавлен. Они уже посмотрели комнаты в рахитичном отеле и прихватили с собой нужные для туалета вещи. Им оставалось исчезнуть и воспользоваться ключами.
- Ну, нет! - неожиданно взорвался Грант. Он был в ярости. (Джим Гройнтон!) - Я хочью выпьить, - сказал он с наилучшим южным акцентом. - У нас там дрьюзья, и дружищье Бонхэм. Вы, ребята, как хотите.
Он не помнил, когда они ушли. Кажется, до этого они еще немного поспорили, особенно Лаки. Он врезался, буквально врезался в Бонхэма по пути на пристань. Он не помнил, как туда попал.
- Все пошли спать, - сказал он. Странно, но голова у него сейчас была, как стеклышко.
- И Кэти тоже, - уклончиво сказал Бонхэм. За катастрофическим ужином он произнес только пару слов, предотвращая ссоры. Миротворец весом в триста двадцать фунтов.
- А я возвращаюсь на нашу лодку, - сказал Грант, - и напьюсь. По-настоящему. И плевать я хотел на этих сраных техасцев.
Бонхэм мрачно ухмыльнулся.
- Ну, я всегда могу выпить лишнюю пару глотков. Пойду с тобой. Они, эти техасцы, и в самом деле нечто, а?
- Они богаты, - некстати сказал Грант. - Я их не выношу.
Все произошло иначе. Поскольку они не пошли на борт красавицы-яхты техасцев, техасцы пришли на их развалину. Бедная старушка "Наяда". Он с. трудом припоминал какие-то жуткие вещи, связанные с техасскими женщинами, он не помнил, одна из них, или две, или все три пошли вниз, якобы поблевать, а на самом деле, задрав юбки, приглашали их, незнакомцев, его самого, Бонхэма и Орлоффски, спуститься и посмотреть на них, заделать их. Сначала он онемел, потом ужаснулся. Одна из них сидела на открытом толчке в носу судна и, задрав юбку до пояса, широко расставив ноги, манила рукой. По крайней мере, одна из них точно. А то, что Сьюзен говорила насчет техасцев, что они напьются и заснут, оказалось верным наполовину. Они хоть и были мертвецки пьяны, но не спали. Они стояли на борту "Наяды" и что-то громко обсуждали. Наверное, подводное плавание, подумал он. А снизу какая-то из женщин манила рукой. Грант не пошел. Обет перед самим собой никогда не изменять жене все еще был в силе, несмотря на Джима Гройнтона. Не пошел и Бонхэм. Двинулся Орлоффски. Затем был провал в памяти, а потом голова у него снова абсолютно прояснилась, и он обнаружил, что участвует в "великом состязании".