- Вопрос первый: почему ее отравили? И заодно Невскую и Полканавт? Вопрос второй: кто это сделал? И вопрос третий: что это было? Отрава, которая подействовала как нервно-паралитический газ, поразила печень, остановила дыхание и не оставила следов.
Стручков был доктором наук и думать умел. Сейчас он думал изо всех сил. К приемному покою больницы с мигалками подъехала "Скорая", оттуда вынесли тело на носилках. За его спиной открылась дверь, и из ординаторской выпорхнула Наташа. Она увидела замершего у окна Стручкова и ойкнула. Профессор обернулся.
- Куницына, - позвал он тихонько, - давай вместе подумаем.
Это было так непохоже на обычную манеру Игоря Григорьевича говорить, что Наташа подошла и встала рядом. Дверь снова открылась, из ординаторской быстро вышел и побежал в приемный покой Виталий Викторович в белом халате и белых носках.
- Давайте подумаем, Игорь Григорьевич, - согласилась Наташа. Несмотря ни на что, ей было жаль старика, дочь которого лежала в реанимации в коме, и шансов на то, что она выживет, почти не было.
- Я вот что хочу сказать… - проговорил профессор, - тут все вертится вокруг координат. Мой аспирант, Тигринский, анализировал снимки морского дна, сделанные с помощью гидролокатора. Это сложная и кропотливая работа. Я, честно говоря, надеялся, что он что-нибудь найдет, и он действительно нашел, провозившись два года. Он нашел следы затопленного города на глубине 8 метров возрастом около 4 тысяч лет. Это очень, очень ценная находка.
Он замолчал. Наташа не перебивала. Тигринского она знала довольно хорошо, так как тоже была аспиранткой Стручкова.
- Но Станислав решил меня кинуть, - голос профессора зазвенел и стал похож на его обычную манеру говорить, - он написал статью о находке и понес ее в "Вестник географических наук".
- Почему же кинуть, - отозвалась Наташа. - Он правильно сделал. Город должны изучать археологи, а не браконьеры типа вас.
Стручков никак не отреагировал на ее реплику. Похоже, он ее даже не слышал.
- Он отнес статью Невской, а ночью в ее кабинет пошла моя дочь, чтобы статью забрать.
Теперь Наташа смотрела на профессора очень внимательно и боялась пропустить хоть слово. Сквозняк шевелил ее длинные светлые волосы, тускло блестела мокрая жухлая трава под окном, изредка за белым забором проезжали машины.
- Лиля позвонила из кабинета и сказала, что статьи не нашла. Значит, Невская забрала материалы домой.
- Или эту статью забрал кто-то другой. До Лили. Не исключен и третий вариант - ваша дочь нашла статью, но решила забрать ее себе. И попытка убить ее является подтверждением, что правильный - как раз последний вариант.
- Значит, тот, кто сыпал отраву, знал, что Лиля забрала статью, - Стручков смотрел теперь на Наташу во все глаза.
- Да. То есть этому человеку нужно было убрать трех человек: самого Тигринского, определившего координаты города, Алю, которая видела статью и могла их запомнить или записать, и Лилю, которая по вашему поручению забрала статью, но, видимо, решила, что она самая умная, и оставила ее себе. Всего трое. И двое из них, кстати, уже чуть не погибли.
- Ко мне сегодня приходила Зульфия, она хочет поступать ко мне в аспирантуру, и рассказала, что Тигринский бесследно пропал. Не исключено, что убийца добрался и до него. Это вполне возможно, - задумчиво покачал головой Стручков, и Наташа заметила, что профессор почти совсем поседел, сгорбился, опустил плечи и стал как будто меньше ростом. - И все-таки одного я не могу понять: при чем тут Полканавт? Почему ее тоже пытались отравить?
- Подумайте сами, Игорь Григорьевич. Эмма Никитична работает в комнате рядом с кабинетом Невской. Скорее всего, если не наверняка, она видела что-то или кого-то, что может навести нас на след убийцы. Но раз она молчит, то скорее всего сама не понимает, что она что-то знает.
- А как же убийца узнал, что Лиля не отдала мне статью?
- Она вам звонила?
Стручков скрючился, зашипел, схватился за голову, а потом за грудь, как будто у него резко заболело сердце.
- Ах да… Она звонила мне прямо из кабинета! - прошептал он.
- Значит, - твердо закончила свою мысль Наташа, - наш убийца в этот момент подслушивал за дверью.
По коридору с грохотом провезли каталку, на которой лежало накрытое простыней с головой тело.
Борщ, смотревший в "глазок", увидел, как перекосилось Алино лицо и как она повернулась в сторону лестницы, и тогда он сделал то, на что не решился Тигринский. Борщ ринулся в комнату, схватил простыню, привязал к ней пододеяльник и, роняя по пути стулья и наступив на лапу Казбичу, помчался на балкон. Было темно, но двор заливал жидкий свет горевшего невдалеке фонаря. Барщевский привязал простыню к перилам балкона и, перевалившись, стал спускаться с десятого этажа на балкон девятого.
- Только не надо смотреть вниз… Только не смотреть вниз, - бормотал он про себя, чувствуя, как трещит под руками хлопковая ткань. Свежий утренний ветер дул и раскачивал простыню и повисшего на ней Борща, но он упорно двигался вниз.
Аля прижалась спиной к двери. Она ждала. На лестнице что-то шевельнулось.
- Выходи на свет! - закричала Аля. Она знала, что из "глазка" вся площадка просматривается как на ладони, и надеялась, что Борщ напряженно вглядывается в темноту вместе с ней. На самом деле у "глазка" стоял дрожащий от ужаса трусливый Стас.
- Ал-л-лька, я з-з-здесь… - проблеял он, но недостаточно громко, и Аля его не услышала.
"У нее нет ключа, иначе она бы уже была в квартире. И у нее никого нет дома, потому что иначе ее бы уже впустили, - довольно подумала тень, - то есть у "глазка" совершенно точно никого нет и никто нас не увидит, разве что соседи, но я постараюсь все сделать тихо".
Развеселившись от подобных мыслей, тень покрепче сжала в руках геологический молоток с острым, наточенным концом и стремительно, как пантера, бросилась вперед.
Женщина, жившая в квартире на девятом этаже, страшно удивилась, когда к ней с балкона начал стучаться какой-то мужик.
- Извините, что побеспокоил, - вежливо обратился молодой человек к даме в длинной ночной рубашке из плотного трикотажа в горошек и с широкой горловиной, украшенной кружевами в три слоя, - можно мне выйти на лестничную площадку?
- Можно, - пробормотала хозяйка квартиры, прогоняя сон, - а может, задержитесь?
Она кокетливо подмигнула Борщу.
- Спасибо за приглашение… Весьма польщен. Я обязательно зайду в следующий раз, - пробормотал Борщ и опрометью кинулся к двери.
- Алька, я здесь! - заорал он на площадке во всю мощь своих легких. Тень резко притормозила у самой полоски света и заметалась: так некстати выскочивший из квартиры на девятом этаже Борщ не оставил ей пути к отступлению. Борщ остановился на площадке, так как он плохо видел в потемках и поэтому таращился изо всех сил во тьму, а тень, чьи глаза прекрасно уже приспособились к отсутствию освещения, побежала вниз и растворилась на темной лестнице. Еще пару минут совершенно потерявший ориентировку Саша стоял и хлопал глазами, потом он привык к темноте, перевел дух, тряхнул головой с жестким коротким ежиком, пересек площадку, потом поднялся вверх по лестнице и сел рядом с Алей на коврик. Было холодно, Александр был в одной рубашке, но с него градом лил пот.
- Спасибо тебе, Борщ, - прошептала Аля, прижимаясь к его плечу. - А еще спасибо, что покормил моего кота.
- И твоего Тигринского я тоже покормил "Вискасом". Надеюсь, Казбич не обидится, - вяло отозвался Борщ. Все-таки он был не совсем трезв.
- Какого Тигринского? Стасика, что ли? - простонала Аля. - Это еще что? Это еще откуда?
- Стасик наш, чудо каховское, - весело сказал Борщ, поудобнее устраиваясь на половичке и вытягивая ноги, - четыре дня у тебя дома просидел, оголодал вконец. Потом пришел я с ключом, мы повздорили, и я выбросил ключ в окно, поэтому для того, чтобы помочь тебе, я вынужден был перелезть на балкон девятого этажа.
Тут он сфокусировал взгляд на валенках, обнял Алю за плечи и почувствовал, что она дрожит.
- Алька, ты посиди тут еще чуть-чуть, я за ключом сбегаю.
Девушка из последних сил поднялась, пошатнулась, но затем усилием воли приняла строго вертикальное положение, заправила растрепавшиеся волосы за уши и протерла очки.
- Нет, Саша, - сказала она тихо, - за ключом мы пойдем вместе.
Они обнялись и, поддерживая друг друга, пошли вниз по лестнице.
Валентина Ивановна проснулась оттого, что у нее заболело сердце. Это было странно, так как, несмотря на преклонный возраст, сердце у Кавериной не болело почти никогда. Прислушиваясь к собственным ощущениям, женщина встала и пошла на кухню. Чернота за окном в половине пятого утра обрела легкую синеву, но до рассвета было еще далеко. Она сделала себе кофе, намазала кусочек бородинского хлеба тонким слоем масла и села на мягкий стульчик, стоящий у низкого прямоугольного стола. Мебель для кухни Валентине Ивановне подарил на шестидесятилетие сын. Квартиру подарил он же на пятидесятипятилетний юбилей. Банку кофе, из которой Каверина насыпала темные гранулы в невесомую фарфоровую чашечку, тоже позавчера подарил старший ребенок Валентины Ивановны. Женщина глотнула горячего ароматного напитка, глядя на свою морщинистую, но очень ухоженную руку с аккуратными розовыми ногтями, на атласную манжету кремовой пижамы и на кобальтовые узоры чашечки кузнецовского фарфора, доставшуюся Кавериной в наследство от деда, расстрелянного в тысяча девятьсот семнадцатом году прошлого века.