– Папа… – вмешалась Зина, – папа… Илья не ищет твоей помощи. Я просто хотела, чтобы ты взглянул – не на тексты, а на Илью! Он потрясающе пишет, он думает текстами, мы сидим в кино, а у него уже в голове написанный текст о фильме… или о спектакле…
– Но искать помощи ничуть не стыдно. Особенно, когда некому помочь, – ласково, почти нежно сказал Писатель. – Вы ведь близкий друг нашей милой Аси, не так ли?
Илья кивнул, и Писатель задумчиво покивал в ответ.
– Ася – прелестная девочка. Когда Ася появилась у нас впервые, она порезала палец, прыгала и приговаривала: "А мне не больно, курица довольна"… И вот теперь эта "курица довольна" уже замуж собирается! Вы понимаете, как вам повезло?
Илья кивнул. Он уже совершенно измучился, растерялся, как мышонок, с которым играет старая циничная кошка: отпустила-притянула, отпустила-схватила…
– Как человек, так очевидно любящий литературу, вы меня понимаете. Ася – это самый обаятельный женский типаж русской классики: беззащитность и внутренний огонь… – продолжал Писатель. – Ну, а теперь, молодой человек, разрешите мне с вами проститься.
Аудиенция заканчивалась. Отец говорил с Ильей холодно, скучным голосом, Зина смотрела на него с выражением "не обижай его!", сердилась и одновременно гордилась – "я бы хотела помочь, но мой папа – у него характер". Она знала: если человек ему не показался, он мгновенно включал этот скучный голос, и – как будто человека нет. Кажется, встреча не получилась…
– А меня из-за вас дразнили, – вдруг сказал Илья. – Я тогда учился в третьем классе, и "встреча со знаменитым писателем" была главным мероприятием года. Я с трудом прорвался на первую парту, чтобы быть к вам поближе. Но лучше бы я этого не делал. Лучше бы я вообще не приходил на эту встречу.
Папа поднял брови, Зина замерла в ужасе – что сейчас будет?!
– Я так взволновался от того, что вижу настоящего писателя, что с трудом добежал до туалета, но… это был туалет для девочек! Меня весь год дразнили "девчонкапеченка" и даже просили показать… э-э… ну, понятно.
Илья умел так сказать, чтобы его полюбили, включал свое обаяние, как свет. Писатель рассмеялся. И вспомнил – да-да, я как депутат провел несколько встреч с учениками школ Куйбышевского района.
У Ильи обаяние, но и у Писателя необыкновенное обаяние, неизвестно, кто из них был обаятельней.
– Зина говорила, вы с вашей уважаемой матушкой живете поблизости, на Литейном, в коммуналке? – спросил Писатель.
Илья кивнул.
– Коммуналка… понятно. Значит, знаете жизнь? Сами не можете дать в морду, но знаете, что нужно делать, чтобы не очень сильно дали?.. Книжки, стихи… жизнь среди чужих, настоящая жизнь шпиона, и от этого умение говорить на их языке. С каждым человеком можете говорить так, как ему и вам кажется правильным… – задумчиво сказал папа.
Зина не поняла, при чем здесь шпион и дать в морду, но во всяком случае папа уже смотрел на Илью небезразлично.
– Так каковы ваши желания и планы?
Илья ответил – писать. Писатель посмотрел в сторону, скучно покивал.
– Да-да, Зина мне что-то ваше подсунула, я посмотрел. И знаете, мне есть что вам сказать… – мягко сказал Писатель. – Я бы посоветовал вам не писать. Не писать романы. Вы только зря растратите свою жизнь. Повести и рассказы тоже писать не стоит. Выбросьте все это.
Илья задрожал губами, покраснел, рефлекторно прижал руку к оттопыренному карману с рукописью.
– …У вас бойкое перо, весьма бойкое… Да. Живой слог, мысли… А знаете что? – вдруг оживленно сказал Писатель. – Пожалуй, я дам вам совет. Займитесь журналистикой. Начните с информационных материалов, пишите обо всем – об открытии кинотеатра, о рухнувшей крыше… Да. Я бы на вашем месте обратился к журналистике.
Илья замер, боясь пошевелиться и нарушить счастливое течение судьбы, и только тихо сглотнул, что означало "ур-ра!", и глазами спросил: "Но как? Как обратиться к журналистике? Как?"
Илья вот-вот должен был защищать диплом. Учиться было интересно, он был любимцем профессоров, но что с того? Тема диплома "Развитие советской рекомендательной библиографии" мрачно напоминала о неотвратимой трудовой деятельности – в библиотеке.
Илья мечтал об аспирантуре, аспирантура была для него достойным вариантом жизни – защитить диссертацию, преподавать в Институте культуры. Но остаться в аспирантуре без протекции оказалось невозможно, как в свое время без протекции поступить на филфак.
Илье, такому талантливому, Илье, который думал текстами, предстояло пойти работать в библиотеку!.. Выдавать книги в районной библиотеке или сидеть в библиотеке научно-исследовательского института, возиться с картотеками, уныло зарабатывать трудовой стаж, надеяться на заочную аспирантуру, мечтать, что его роман когда-нибудь напечатают. И вдруг – журналистика!
Писатель объяснил, поймав растерянное недоумение в глазах Ильи:
– Вам нужно стать внештатным корреспондентом какой-нибудь газеты…Вы удивляетесь моему участию в вашей судьбе?.. Но причина проста – Ася. Ася у нас в доме принята как дочь. Таким образом, и вы мне не безразличны.
Рукопись так и осталась в кармане Ильи. Писатель о ней не упомянул.
– Мы уложились в четырнадцать минут. Он у тебя… вот это да… просто обалдеть… – выйдя из кабинета, пробормотал Илья. – Прости, что я так невнятно выражаю свои мысли, но я потрясен!.. Я никогда не встречал таких людей… только в кино!.. Мюллер – вот он кто! За эти четырнадцать минут он был разным – и приветливым, и сердитым, и равнодушным, и "великим человеком", и добрым дедушкой!
– Все главные редакторы журналов и газет его хорошие знакомые, так что с работой… все может быть, – осторожно сказала Зина.
– Передо мной открылись новые горизонты! А теперь – кто победит, ты или я? Быстро, откуда это? – спросил Илья.
– Растиньяк смотрит на Париж и говорит себе: "А теперь – кто победит, ты или я?" – ответила Зина.
…Вечером Зинин отец нашел в гостиной папку, как будто случайно забытую в углу дивана. И улыбнулся: "Ну что же, как всегда, не без рукописи…"
Ася?.. Пока.
Зина.
P. S.
…Кстати, отношения Толстого и Тургенева – чрезвычайно интересная тема. Они старались понять и принять друг друга, но, очевидно, это было невозможно, – они были во всем противоположными людьми. Кроме того, Толстому претило отношение Тургенева к женщинам. Он писал в дневнике: "Тургенев скверно ведет себя с Машей. Свинья!" Маша – это сестра, Мария Николаевна.
Отношения закончились скандалом – Тургенев и Толстой завтракали у Фета…
"Тургенев и Толстой завтракали…" звучит, как будто это Хармс: "У Пушкина было четыре сына и все идиоты"…
Тургенев и Толстой завтракали у Фета, поспорили о воспитании детей, дело дошло до оскорблений, и они решили стреляться на дуэли. Но дуэли так и не было, они просто прекратили знакомство.
…Тургенева вообще любопытно описать с современных позиций. Его детство и юность просто иллюстрация к Фрейду. Его мать была сильной, жестокой женщиной, и у нее было яростное желание подавить в сыне мужчину. Иногда она даже называла его "моя дорогая дочка"… и в полном соответствии с Фрейдом у нее вырос слабый сын, привыкший защищаться от любых требований и обязательств, не желающий брать на себя ответственность. Тургенев был известен невероятной необязательностью – приглашал на обед друзей и сбегал, вынуждая их расплатиться, из гостиниц съезжал, не заплатив… Взрослым сам называет себя "тряпкой", и, по современным меркам, он просто горе семьи.
И если перечитать Тургенева… я имею в виду посмотреть, как личность писателя проецируется в текст… Ася?.. До свидания, дорогая.
Здравствуй, Ася!
Илья ждал несколько дней, потом задал вопрос. Они втроем гуляли по Летнему саду, Ася была еще очень слаба, и Зина с Ильей держали ее с обеих сторон за руки.
– Диплом, распределение, библиотека… Лет через десять я все еще буду сидеть на абонементе в библиотеке… – сказал Илья, – а ты, Зина, придешь ко мне, попросишь почитать что-нибудь интересное, не узнаешь меня и скажешь: "Какое у вас доброе и славное лицо! Почему вы до сих пор не в нашем кругу, не в кругу настоящих людей?"
– Островский? "На всякого мудреца довольно простоты"? Глумов? – уверенно сказала Зина.
Илья покачал головой.
– Нет, Островский! – покраснела Зина.
– Фу, как стыдно, принцесса!
– Ой! Да! Стыдно! Шварц!.. "Тень"! – сказала Зина, и они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Твой папа говорил о журналистике, он так легко говорил об этом, как будто это возможно… Он сказал: "Вам нужно стать журналистом". Это действительно мое! Перемена участи, перемена судьбы! А если бы я сразу же ответил – спасибо огромное, я хочу! Твой папа действительно помог бы? – спросил Илья. – А он вообще обо мне что-нибудь говорил? К теме моего будущего, случайно, не возвращались, журналистика не была упомянута?..
– Нет. Папа сказал: "Этот молодой человек мог бы иметь неплохие перспективы".
– Условное наклонение. Понятно. Я, конечно, не надеялся, что это было предложение, но… надеялся.
Илья улыбнулся. Ради Аси его согласились принять в этом доме. И совет – это уже все, что ради Аси было для него сделано.
– Не обижайся. Зинин папа в тот момент искренне думал, что хочет помочь, – сказала Ася. – Подумай сам, неужели такой человек, как Зинин папа, ради меня будет звонить, просить – ради меня?.. Нет, конечно нет… Я же все-таки не его дочь!
– Ася не его дочь, – повторил Илья и подмигнул Зине. – Ася не его дочь, а ты – его дочь.
– Люсьен дю Рюбампре, Жюльен Сорель, Дюруа и другие – все действовали через женщин, – улыбнулась Зина.