– А ты думаешь, что не шевелила ими до сих пор? Да покажи мне всю ту чертовню, которая тебе мерещится, я буду год расшифровывать, да так и не расшифрую. У тебя два мозга, лично я так считаю… Один – реалистический, при помощи которого ты дурачишь своего Логинова и делаешь деньги, а второй – так сказать, абстрактный, при помощи которого ты находишь невидимые связи между преступлениями и твоей личностью. Я вот что думаю, Наталия, а что, если в тебе живет какой-нибудь дух преступлений? Или нет… Что-то я не то говорю… А не может ли быть так, что дух преступления (то есть свойственное каждому нормальному человеку желание убить и навредить, а оно имеется у каждого, в этом я нисколько не сомневаюсь) именно в тебе сконцентрировался в большей мере?
– Сара, мне пора. Труба зовет. В данном случае мне не терпится зайти в магазин и потратить хотя бы часть денег… даже если мне придется их возвращать.
– Интересно, и как же ты тогда будешь их возвращать, если намерена потратить часть уже сейчас?
– Я запишу эту сумму в расходы. Куплю чипсов с беконом и пару банок фанты. Или нет, лучше большую коробку конфет, приеду домой и съем ее вместе с Соней…
– Я обратила внимание на то, что вы сней перешли на "ты". Это было обязательно?
– Думаю, так просто удобнее, а кроме того, это мое личное дело. Если хочешь поучить меня жить, то сначала помоги материально.
– По-моему, я только этим и занимаюсь…
– Кстати, Сара, как твои дела на любовном фронте?
– На западном фронте, как, впрочем, и на восточном, без перемен.
– И что это значит?
– А это значит то, что ко мне после восьми вечера лучше не заходить, все равно не открою.
– Он молодой?
– Нет. С молодыми я боюсь, вдруг захотят убить, как твой бывший приятель Раф…
– А как тебе Илья Бартоломей? По-моему, хорош…
– Да, он хорош, да только мне что-то не хочется быть удушенной в туалете… Чувствую, что эти два убийства как-то косвенно связаны с ним самим. Надо бы послать своих ребят узнать, все ли чисто в его грязной бухгалтерии.
– Ты имеешь в виду своих бритоголовых аудиторов?
– А хоть бы и так. Слушай, как ловко ты меня провела… Ведь ты так и не сказала, что увидела…
– Да потому что рассказывать нечего. Видела мужчину. Брюнета. Высокого и довольно красивого. В черном костюме. Он укладывал гелем волосы, а потом вскарабкался на подоконник и сиганул с девятого этажа. Вот и думай, что к чему… Согласись, мне трудно позавидовать… Пожалуй, найду этого расчленителя и уеду в Берлин. Ты будешь меня навещать?
– Непременно. Я и Майе напишу, она тоже к тебе приедет… Если только, конечно, не пошла в армию. Знаешь, никогда бы не подумала, что моя сестра станет такой жесткой и принципиальной. "Я, – говорит, – хочу навести порядок в Израиле". И это моя хрупкая и нежная Маечка. Ты вот можешь представить ее в военной форме и с автоматом на груди?
– Я твою Майю могу представить даже верхом на слоне. По-моему, она просто с жиру бесится. Вот выйдет замуж и успокоится.
Глава 6
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ
Подъезжая к своему дому, она заметила стоящего на перекрестке Олега. В тонкой меховой куртке и синих джинсах он смотрелся совсем как мальчик. Наталия притормозила рядом:
– Привет. Хочешь прокатиться? – Олег от удивления чуть не выронил папку с бумагами, которую держал в руках.
– Это ты? Ничего себе… – Он сел рядом с ней и огляделся. – Вот это машинка! Красный "Форд"… Да еще, кажется, последней модели.
– Предпоследней, если честно.
– И вот на этой игрушке ты возишь своих детей?
– Каких еще детей?
– Ты же сама вчера сказала, что у тебя муж и дети.
– Да? Ну, значит, так оно и есть. Тебя куда отвезти?
– Да хоть куда.
– Тогда составь мне компанию. Только я предварительно позвоню, хорошо? Ты не знаешь, где тут поблизости таксофон?
Она позвонила Василию Романову:
– Вася, это Наташа Орехова. Ты узнал фамилию и место работы врача-гинеколога?… Помнишь, мы вчера говорили?
– Помню, конечно. Я ему звонил и договорился, что он и тебя заодно прооперирует… Почти бесплатно… За бутерброд.
– Думаю, что у врача такого профиля есть деньги не только на бутерброд, но и на ужин в приличном ресторане. Диктуй, я записываю… – Она достала блокнот и ручку. – Францев Лев Иосифович? Понятно. Вторая городская больница, родильное отделение… Спасибо. Будет время – заеду.
Она вернулась в машину, чувствуя на себе восхищенный взгляд Олега.
– Ты случаем не влюбился? – спросила Наталия, заранее зная, что ничего, кроме смущения, от него не добьется. Вот лет через десять этот мальчик уже будет знать, как вести себя с такими девушками, как она. Апока ему остается лишь одно – конфузиться, робеть и мечтать. Ничего не поделаешь: такой возраст. Двадцать лет. И все же он был необычайно свеж и мил, этот мальчик. Но никаких сексуальных чувств почему-то не вызывал. Быть может, у него была слишком уж нежная, почти детская, кожа и розовые (хотя и выбритые) щеки? Над такими "молочными" юношами приятно поиздеваться всласть, помучить, посмеяться… Но не больше. И они же, такие вот нежные и нежнощекие, потом будут мстить, отыгрываясь на невинных девушках. Таков закон природы.
Наталия вспомнила Жестянщика. Ему было много лет. И вдруг поняла, почему ей понравился Олег. Глаза. Веки. Да, безусловно, было в нем что-то такое, что напоминало ей Валентина. Возможно, что Валентин в двадцать лет выглядел так же, как и Олег. Аесли так, то хотела бы она с ним и встретиться через двадцать с лишним лет…
– Ты о чем-то думаешь? – осторожно спросил молодой человек, глядя, как лихо она ведет машину.
– Что? – Наталия была рассеянна и задумчива. – Что ты сказал?
– Да нет, ничего… Мы куда едем-то?
– В больницу по важному делу. Кстати, как там, в библиотеке? Страсти поутихли?
– Ничуть… Сегодня приезжали из милиции и расспрашивали уборщицу, Александру Ивановну…
– Правильно. Давно пора было ее допросить. Неужели она ничего не видела и не слышала? Все-таки трупы-то нашли в ее шкафу…
– А как она могла что-тo заметить, если ее не было? Она же приходит убираться к восьми утра.
– К восьми? Так я и думала… А что еще новенького?
– Искали их вещи. Приезжал Бартоломей… Я так понял, что даже не он сам приезжал, а его специально привезли в библиотеку, чтобы он описал, как выглядела одежда жены и дочери.
– Ну и что он рассказал?
– Рассказал…
– И ты запомнил?
– Да у нас теперь все знают, что и мать, и дочь были в светлых кашемировых пальто, только у дочери оно было с капюшоном, а у матери – с английским воротником. Еще были шарфы, вернее, шелковые итальянские косынки желтого и розового цвета.
– Да ты ценный кадр, оказывается…
– Ничего ценного. Ты сама могла убедиться в этом вчера… Мне ужасно стыдно, между прочим…
– Послушай, а хочешь, я иногда буду привлекать тебя к своей работе?
– Хочу… Только, насколько я понимаю, ты домохозяйка…
– Почти. Но только хозяйством я как раз и не занимаюсь. У меня есть чудесная домработница, которая за сходную цену прибирается в моей берлоге и готовит мне и моему другу еду.
– То друг, то муж… Что-то я запутался.
– А тебе вовсе и не обязательно все обо мне знать. Если хочешь, я возьму тебя к себе на работу. Платить буду хорошо, а работу придется выполнять самую разную. Если ты человек гордый, то лучше делай ксерокопии, я сразу предупреждаю… Возможно, придется выполнять несколько унизительную для тебя работу… Или приятную… Предположим, сходить со мной в ресторан и разыграть из себя влюбленного в меня парня. Да мало ли что…
– Темными делишками занимаешься?
– Наитемнейшими, признаюсь. Так что выбирай.
– Ты предлагаешь мне стать твоим телохранителем или чем-то в этом роде?
– Вот именно. Чем-то. Тебе придется, еще раз повторяю, выполнять самую разную работу. Но платить буду в долларах. Триста в месяц. Пока. Когда пройдешь испытательный срок, посмотрим.
– Но ведь я же работаю…
– Выбирай. Да, чуть не забыла. И жить ты будешь в той самой квартире, которую видел. Будешь себя хорошо вести – получишь в два раза больше. Или премиальные, как я захочу. Ну так что, ты решил?
– Не знаю даже…
– Ты машину водить умеешь?
– Умею.
– Вот это новость. И где же этому ты научился? Так, может, у тебя и машина есть?
– Нет, что ты… Просто мой друг, про которого я тебе вчера говорил и который оставил мне свою комнату, был с машиной… Вот он меня и научил, а потом я сдал на права. Иесли бы он перед отъездом не продал машину, то выписал бы мне доверенность…
"Бедный мальчик… Как же ему, наверное, хочется поскорее сесть за руль моего "Форда". Но придется немного подождать".
Они остановились возле ворот городской больницы.
– Пока я буду ходить, посиди здесь и подумай. А я скоро вернусь.
Но она была уже уверена, что ответ готов. "На ксероксе он имеет максимум пятьсот-шестьсот тысяч деревянных…"
Белые старые корпуса больницы мокли под дождем. Пахло карболкой и пенициллином. За мутными стеклами тускло светились бледным желтым светом подслеповатые окна. Таким же мрачным выглядело и родильное отделение. "Нет, не в таком здании должны рождаться дети… Это скорее похоже на абортарий, чем на родильный дом…"
Она поднялась на высокое обшарпанное крыльцо и потянула на себя тяжелую скрипучую дверь.
Как ни странно, но внутри здания было сухо, чисто и тепло. Санитарка во всем белом удивленно вскинула брови и отложила книгу:
– Вы к кому, гражданка?
– К Францеву.
Санитарка посмотрела на нее с недоверием.