- Вы не знаете Виллу. Она бы не позволила себе аборт, лишь бы удовлетворить чьи-то требования, - сказала Грейс. - Уж я-то знаю.
- Любопытно, почему бы она этого не сделала?
- Потому что она уже делала один и говорила, что теперь ее терзает чувство вины, преследует убитый ею ребенок.
- Бог ты мой, я и не подозревал, что она способна на такие сантименты.
- А должен был?! - раздался голос с порога.
Оба разом повернулись и увидели темноволосую женщину с тусклым взглядом.
- Кейт, - подскочил Питер. - Познакомься с Грейс. Это кузина Виллы. Я говорил, что она придет. А это моя жена. Кейт.
Они пожали друг другу руки. Женщина казалась смертельно усталой, ее рука была совершенно безвольной.
- Привет, - сказала она. - Вы сестра Виллы, да? Как же вы оказались в Стокгольме так быстро? Вилла, вероятно, послала за вами?
- Нет. Она написала мне письмо, и такое непонятное, что захотелось прилететь, чтобы повидать ее.
- Бог ты мой! Прилететь только из-за непонятного письма!
- Не только. Она не ответила на мою телеграмму, что совсем не похоже на нее. Впрочем, я могла бы приехать и только из-за письма. - Тон Грейс стал слегка агрессивным. Почему эта женщина считает такие чувства странными для сестер?
- А что за письмо? Вы ничего не говорили мне о нем, - обеспокоенно сказал Питер.
- Да как-то речь не зашла. А это важно?
Грейс не собиралась раскрывать секреты этому незнакомцу. По крайней мере, пока. Она взяла со стола бокал и выпила так быстро, точно ее мучила жажда. Почему это темные глаза Кейт так неотступно наблюдают за ней поверх бокала?
- Вилла написала мне, что попала в ситуацию, из которой не видит выхода. Вероятно, она забеременела? - Грейс ответила Кейт не менее пристальным взглядом.
- Так оно и было, хотя она мне этого не говорила.
Бесстрастность ее голоса поразила Грейс. Неужели этой молодой женщине все совершенно безразлично? Если так, она весьма невыгодно контрастирует со своим мужем.
- Ты не ошибаешься, любовь моя?
- Но я же могу соединять факты? Как-то вечером она чуть не упала в обморок, - сказала Кейт, - хотя выпила всего рюмку. И сказала, что устала. И ночью ее не было дома. А через неделю она подала заявление об уходе. Кроме того, это претенциозное кольцо…
- Кейт имеет в виду кольцо, похожее на то, что передают в семьях по наследству, - объяснил Питер. - Мужской перстень с печаткой, с лазуритом, и на нем выгравирован гербовый щит. Вилла носила его на среднем пальце, оно было ей велико.
- Это гербовый щит семьи Густава?
- Наверное, - пожал Питер плечами. - Я не дотягиваю до уровня старых шведских семей, мы не вращаемся в тех кругах, правда, дорогая?
- И что вы намерены делать, Грейс? - спросила Кейт. - Останетесь здесь, пока не появится Вилла?
- Да, останусь, - только что решила Грейс. - Поживу в ее квартире. Хозяйка говорит, что заплачено до конца года, и я думаю, Вилла вернется. Во всяком случае, там все ее вещи и прекрасная кровать времен Густава III. А пока ее жду - посмотрю Стокгольм.
- Ну что же, наслаждайтесь, - иронически проговорила Кейт.
- А вам он не нравится? Из такси мне показалось, что это красивый город.
- Подождите, что будет зимой, когда повалит снег, ночи станут казаться вечностью. Я провела здесь одну зиму и не знаю, как только не сошла с ума.
Питер трогательно обнял жену.
- Кейт горит желанием уехать в Сурбитон. Не так ли, любовь моя? Но и на Кипре, где много солнца, ты чувствовала себя так же неуютно. Так что дело не в длинной холодной зиме и коротких днях, просто ты постоянно тоскуешь по дому.
Кейт вдруг уткнулась головой в его плечо.
Поверх ее головы Питер посмотрел на Грейс.
- Я подал заявление, чтобы мне подыскали работу дома после этой командировки. Но все равно по контракту осталось еще два года. И поэтому надо терпеть. Не оставаться же навсегда младшим клерком.
- Я ужасно боюсь зимы, - пробормотала Кейт. - Дети все время сидят дома, шумят, и когда ни выглянешь в окно - там сплошная чернота. Меня просто трясет от этого.
- Перестань, дорогая. Все не так уж плохо. А те же вечеринки? Разве не развлечение?
- О да, посольские.
- Ну и что? Бесплатная выпивка, новые лица. Вот и сейчас у нас новый человек. Грейс, вы завтра придете на вечеринку? Как говорит моя жена, в основном будут посольские, но зато вы увидите всех, кто знал Виллу. И может, кто-то что-то расскажет.
- С удовольствием, - согласилась Грейс. - Очень хорошо. - И она поднялась, собравшись уходить.
- Я вас отвезу, - сказал Питер. - Хорошо, дорогая? - обратился он к жене, еще раз прижав ее к себе. - Я быстро. Скажи детям, что я вернусь и пожелаю им спокойной ночи.
В машине Питер вздохнул с явным облегчением.
- Приношу свои извинения за Кейт, но она всегда такая.
- Она здесь так несчастна?
- Думаю, да. Но она и не пытается быть счастливой, хотя, когда выходила за меня замуж, знала, что у нас будет такая жизнь. Она очень домашняя, из большой семьи, и хочет, чтобы все были рядом - отец, мать, тетки. Особенно на Рождество или на день рождения детей. В душе она непоправимо провинциальна.
- А вы нет?
- О, мой Бог! Не поймите меня неверно! Мы привязаны друг к другу. Мы делим все - и хорошее и плохое. Еще потерпим два года, а потом я сделаю все, чтобы работать дома. А чем вы занимаетесь, Грейс? На что живете, я имею в виду?
- Я пишу.
- И сейчас тоже? - В голосе послышалось восхищение. - Книги?
- Романы.
- Ага. Тогда понятны виражи вашего воображения.
- Насчет Виллы? Да нет, я просто пытаюсь собрать факты.
- Да, но вписываете их в мелодраматический сюжет, если можно так сказать. Вот так сорваться в Стокгольм… Признаюсь, вы очень привлекательная девушка, Грейс. И совсем не такая, как Вилла. - Он не сводил с нее своих голубых глаз, задумчивых и холодных.
- Спасибо, - сказала Грейс, понимая, что он из того круга людей, где принято говорить комплименты, за которыми нет ничего. - Но мы не об этом говорим.
- Почему же? Это всегда тема для разговора. И естественная, не спорьте. - Он протянул руку и легонько дотронулся до ее плеча. - Кстати, только не надо ничего сообщать полиции.
- Но мне это и в голову не приходило, - сказала Грейс, искренне ошарашенная.
- Я просто подумал, - он остановил машину возле дома на Страндваген, - что этого не стоит делать. Иначе у нас будет скандал. Престиж страны и все такое, вы меня понимаете? Доброй ночи, Грейс. Надеюсь увидеть вас завтра на вечеринке.
Глава 3
Когда Грейс вошла в дом, дверь квартиры на первом этаже приоткрылась. Итак, фру Линдстром из тех неприятных людей, которые обожают подслушивать и подглядывать. Может, она надеется, что Грейс, проходя мимо, постучит к ней, зайдет и расскажет, что узнала? Грейс, нарочито громко стуча каблуками, пошла наверх, дверь тихо закрылась, и в ее скрипе послышалось явное сожаление.
У Грейс не было времени на фру Линдстром. Она кипела от негодования. У нее, видите ли, мозги романистки! Да кто такой этот Питер Синклер, чтобы смеяться над ее опасениями насчет Виллы!
В тихой спокойной квартире Виллы с сияющим светом ламп Грейс постепенно начала расслабляться: прошлась по комнатам, приняла душ и переоделась. Ну вот, теперь можно спокойно посидеть и подумать.
Итак, Вилла отправила засекреченный зов о помощи. Она должна была знать, что Грейс откликнется немедленно. Тем не менее, она не дождалась ее и исчезла, прежде чем пришла телеграмма от Грейс. Или Вилла собиралась вернуться, или где-то оставила ей послание и его надо найти.
Оно, по всей вероятности, здесь, в квартире. Вилла всегда прятала вещи в неожиданных местах. Например, свои украшения - в старом чайнике для заварки, дневник - под подушкой. Грейс даже с удивлением воскликнула, что забыла про такую важную вещь, как дневник.
Дневник для Виллы всегда был столь же важен, как макияж, как разговоры, как манера держаться. Она воображала себя Фанни Дорней двадцатого столетия, которая описывает для потомков жизнь обычной молодой женщины наших дней. И ни строчки из него нельзя опубликовать, только через сорок лет после ее смерти, говорила Вилла серьезно. И очень жаль, потому что Грейс уже имела удовольствие видеть свои работы опубликованными и знала, как это здорово. И это то, чему стоит позавидовать.
- Но я не писательница. Я летописец, - вздыхала Вилла.
Иногда она давала Грейс почитать отрывки из предыдущих томов (их уже было десять, запертых в ящике с разными вещами в Англии).
Писала она небрежно, нечетко, как и письма, но там были очень сильные места, особенно про аборт, про боль и муки. Эти страницы просто кричали.
- Я не требую, - говорила она Грейс, - чтобы ты все поняла, сестренка. Ты до сих пор заблуждаешься насчет мужчин. Да у тебя и на самом деле все по-другому. У тебя есть твои книги.
"Теперь не заблуждаюсь, - грустно подумала Грейс. - Но где же все-таки дневник?" Она вскочила и стала искать, разбрасывая в нетерпении вещи. Может, он среди книг на полках? Или в письменном столе? Нет, уж слишком очевидно, нет. Может, в подушках на диване или под коврами? За большой темной картиной на стене? Среди тарелок? Под матрасом красивой кровати? В корзине с грязным бельем? В ванной? За бочонками с сахаром и чайной заваркой? В кухонном шкафу или в холодильнике?
- Боюсь, что искать бесполезно. У Виллы никогда нет еды, чтобы хватило даже голодной мыши. А я как раз кое-что приготовил и принес.