- Я не могу рассказать, - прошептал он и отвернулся от нее. Он пробормотал что-то еще, и Кэйт уловила только одно слово, которого оказалось достаточно.
"Не спеши, - сказала она себе. - Продолжай, но очень непринужденно и очень осторожно".
- Ты занимался колдовством? - спросила она. Брайан, не поворачиваясь, кивнул, но промолчал. Кэйт уже подумала было, что позволила себе лишнее. Она перевела дыхание и после долгой паузы, понизив голос до шепота, спросила:
- Ты не можешь рассказать? Но почему?
- Потому что… - начал Брайан, и затем его словно прорвало. - Потому что это волшебство, об этом нельзя рассказывать, иначе твое желание не исполнится. Ну как свечи на день рождения. Это всем известно! - он вскочил и забился в угол комнаты.
Кэйт, по правде говоря, почувствовала облегчение. Мальчик вовсе не шизофреник. Он попался в обычную для детей ловушку: полная беспомощность - сочетание неодолимого желания и чувства вины. Гремучая смесь. Кэйт выждала минуту, она не хотела, чтобы мальчик чувствовал себя пойманным в капкан. И он не должен оставаться наедине со своей болью. Она осторожно приблизилась к нему, словно к чудному щенку, и положила руку на маленькое детское плечико.
- Желание, которое ты загадал, связано с мамой, так? - спросила она, выдерживая по возможности спокойный тон. Брайану не нужны ее эмоции - ему нужно пространство для своих собственных. - Правда?
Брайан взглянул на нее и кивнул. На его лице читалось некоторое облегчение. Страшная ноша детских секретов! Подобные вещи всегда брали Кэйт за душу. Хотя она давно уже порвала с католичеством, но все еще помнила притягательную силу и облегчение исповеди. Она должна помочь этому ребенку.
- Чего же ты хотел добиться? - спросила она так мягко, как только сумела.
Брайан заплакал. Его лицо, обычно бледное, густо покраснело. Сквозь слезы, он произнес:
- Я думал, если я повторю "Мамочка, вернись" миллион раз, то она вернется.
Он прижался лицом к блузке Кэйт и зарыдал.
- Но у меня не получилось. Я, наверно, сказал это два миллиона раз.
Глаза Кэйт наполнились слезами. Она глубоко вздохнула. Сквозь тонкую ткань блузки она чувствовала горевшее лицо Брайана. К черту эту профессиональную сдержанность. Она обхватила Брайана и отнесла его в кресло. Мальчик прильнул к ней. Через некоторое время он перестал плакать, но его молчание казалось еще горше. Они сидели так несколько минут. Кэйт понимала, что их сеанс почти закончен и ей нужно было говорить.
- О, Брайан, я сожалею, но колдовство здесь бесполезно, - начала она. - Я бы хотела, чтобы это было не так. Врачи сделали, что могли, для твоей мамы. Они не смогли сохранить ее, и волшебство не сможет. Ты не виноват в том, что врачи не смогли ее спасти, - она сделала паузу. - И ты не виноват, что твою маму невозможно вернуть, - Кэйт вздохнула. Разбивать детские сердца не входило в ее должностные инструкции. - Она не может вернуться, и твое колдовство бесполезно.
Брайан резко отстранился, стремясь вырваться из ее объятий. Он вскочил и сердито посмотрел на нее.
- Почему не может? - спросил он. - Почему мое волшебство бесполезно? - Он смотрел так на Кэйт еще мгновение, затем с силой оттолкнул ее и выбежал из комнаты, едва не споткнувшись о кукольный домик. Дверь кабинета хлопнула и от удара открылась вновь. Из коридора послышался голос Эллиота Уинстона, пытавшегося остановить Брайана.
- Заткнись, козел вонючий! - крикнул Брайан. Кэйт поморщилась. Она слышала затухающий звук шагов убегавшего мальчишки.
Через минуту голова Эллиота показалась из-за двери.
- Еще один недовольный пациент? - спросил он, выгнув брови почти до линии роста волос. - Боюсь, тебе не отделаться от французского.
Студенткой Кэйт специализировалась на французском. Одно время она даже думала продолжить изучение языка в аспирантуре, но впоследствии никогда не жалела, что не пошла по этому пути, поскольку работа с детьми была такой благодарной, хотя иной раз - как, например, в такие моменты - Эллиот, учитель математики и ее лучший друг, подтрунивал над ней подобным образом.
- Насколько я помню, немецкий аналог для "вонючий козел" - это riechende Steine. Как бы ты сказала то же по-французски?
- Я бы сказала, что ты слишком назойлив, - ответила Кэйт. - Этого достаточно. И я бы добавила, что у нас с Брайаном наметился некоторый прогресс. Сегодня он поделился некоторыми своими переживаниями.
- Что ж, он умудрился вполне внятно выразить свои переживания по поводу меня и моего мужского аромата. Если это прогресс, поздравляю. - Эллиот вошел в комнату и сел возле кукольного домика на стул - единственный предмет взрослой мебели в кабинете Кэйт. Эллиот был темноволос, среднего роста, слегка полноват и обладал коэффициентом интеллекта значительно выше среднего. На нем, как и обычно, были смятые хлопчатобумажные штаны, растянутая футболка и поверх совершенно не подходящая рубаха. Закинув ноги на ящик с игрушками, он открыл свой пакет с завтраком.
Кэйт вздохнула. Они с Эллиотом обыкновенно завтракали вместе. Но сегодня Эллиот выполнял крайне неприятную повинность дежурного по кафетерию, и только теперь, без мала в половине третьего, он получил возможность поесть. Кэйт была ему рада, но еще не развеялась грусть после сеанса с Брайаном. Эллиот, освободившись наконец от ужасов столовой, пребывал в беспечном неведении по поводу ее настроения. Он достал из пакета какие-то свертки и набросился на сандвич, источавший запах, напоминавший соленую говядину.
- Брайан учится в классе Шэрон, верно? - небрежно спросил Эллиот.
Кэйт кивнула.
- Бедняга. Его мать умирает, а учительница - злая ведьма Верхнего Уэст-Сайда, - тут Кэйт не смогла сдержать улыбки. И она, и Эллиот не слишком жаловали Шэрон Каплан, откровенно ленивую преподавательницу и весьма неприятную женщину.
- А помимо смерти матери, какие еще проблемы у Брайана? - спросил Эллиот.
Кэйт чувствовала, что пока не способна поддерживать обычную для них веселую беседу.
- У тебя на подбородке горчица, - заметила она, и когда Эллиот попытался вытереть лицо, капля упала прямо на рубашку.
- Упс, - вымолвил он и попытался стереть пятно с помощью одного из грубых бумажных полотенец из школьной душевой, но безуспешно. Желтое пятно особенно предательски выделялось на зеленой рубашке. "Это настоящее развлечение - смотреть, как он ест", - частенько думала Кэйт.
- Он верит, что колдовством можно вернуть его маму обратно, - сказала она с глубоким вздохом.
- Знаешь? Знаешь что? Они все только и думают, что о ведьмах и колдунах. Проклятый Гарри Поттер! - проговорил Эллиот - и откусил огромный кусок сандвича. - И каковы же твои предписания? - спросил он, жуя и потому с трудом выдавая слова.
- Я хочу убрать колдовство и прикоснуться к его гневу и боли, - отвечала Кэйт.
- Ой вей! - воскликнул Эллиот с лучшим еврейским прононсом, какого только можно было ожидать от гея из Индианы. - И как ты себе это представляешь? Как ты сможешь лишить этого мальчика из Эндрю Кантри, когда соприкоснешься с его подлинными переживаниями? И зачем это делать в его случае? Что еще осталось у ребенка?
- О, брось, Эллиот! Затем, что все это бессмысленно, и он не должен винить себя за то, что у него ничего не получается. Ты как все. Опытный статистик. Человек, который мог бы бросить эту работу, утроил бы свое жалованье, устроившись в любой пенсионный фонд. Ты советуешь мне поощрять их колдовство?
Эллиот пожал плечами:
- Тебе не приходилось видеть, как сбываются мечты?
Кэйт отказалась от борьбы. Эллиот, выросший на Среднем Западе и стоик до мозга костей, как-то сказал ей: "Только благодаря неизведанности жизнь стоит того, чтобы прожить ее". Он часто провоцировал ее на предмет эффективности психологии. Сейчас, чтобы подразнить ее, он собирался принять вид, будто разделяет парадоксальные толкования о магии.
- Если ты надеешься затеять спор сегодня, - предупредила она, - выбрось из головы. - Затем, чтобы досадить ему, для его же блага, она добавила: - Полагаю, соленое мясо не слишком способствует поддержанию баланса твоего холестерина.
- Да ну, что значит пара сотен единиц вверх или вниз по шкале? - весело ответил он, пережевывая очередной кусок.
- Ты хочешь умереть, - сказала Кэйт.
- О-о-о! Суровые слова из уст психиатра, - он скроил насмешливую гримасу, открывая банку сока.
- Я ухожу, - сказала она, собирая какие-то записки со стола и рассовывая их в шкаф с папками. Если уйти сейчас, можно еще успеть за покупками до встречи с подругой Биной. Она достала из сумки губную помаду и зеркальце, подправила губы и широко улыбнулась, чтобы убедиться, что помада не испачкала зубы. - Увидимся за ужином.
- Куда ты направляешься?
- Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
- Секрет? Брось. Скажи! Что, если я закачу истерику, как Брайан? - Эллиот запустил ногу в ящик для игрушек. Затем он швырнул тряпичного медведя в сторону Кэйт. - Так ты мне расскажешь? - Плюшевый снаряд попал ей прямо в лицо. Эллиот скрючился на стуле, закрыл руками лицо и стал скороговоркой умолять: - Это был несчастный случай. Я виноват, виноват, виноват.
- Я тебе покажу "виноват"! - предупредила Кэйт. Она бросила медведя назад в Эллиота, но промахнулась.
- Ты бросаешь как девчонка, - высмеял ее Эллиот. Затем он достал другую зверушку и швырнул ее в Кэйт. - Утка! - провозгласил он, дотянувшись до следующей игрушки. Это и правда была утка, желтая и пушистая.
- Ну, держись, ты, тупой математик, - почти кричала Кэйт, схватив пушистого кролика и принявшись тузить им по голове Эллиота. Было полезно слегка выпустить пар.