- В наших книгах все чистое, все честное и здоровое, - заявила она и с огромным энтузиазмом подчеркнула высочайший уровень литературной гигиены.
"Это не поза, - подумал Аллейн, - это уморасположение: баронесса Ван дер Вегель (и, очевидно, ее муж) неподдельно благочестивы и, - подумал он, искоса взглянув на этрусскую улыбку, - по всей вероятности, она обладает той спокойной беспощадностью, которая очень часто соседствует с пуританством".
- Мы с мужем, - говорила она, - согласны во взглядах на - как вы называете это? - вседозволенность. Мы с ним во всем в полном согласии, - добавила она с удушающим бесстыдством. - Мы уверены в себе. Мы всегда счастливы вместе, и наши мнения совпадают. Как близнецы, правда? - И она снова расхохоталась.
Танец, самодовольство, неожиданные приливы веселья подтверждали ее нелепые заявления: она была в высшей степени довольная женщина. "Физически удовлетворенная, - подумал Аллейн. - Может оказаться, что также удовлетворенная интеллектуально и нравственно". Она повернула голову и взглянула на мужа, который сидел за столиком. Они улыбнулись друг другу и помахали пальцами.
- Это ваш первый приезд в Рим? - спросил Аллейн.
Когда пара танцует - и танцует согласно, - как бы далеки ни были танцующие в прочих отношениях, между ними возникает физическое взаимопонимание. Задав вопрос, Аллейн мгновенно почувствовал, что баронесса сразу же от него отдалилась, хотя она с готовностью ответила, что они с мужем бывали в Италии и, в частности, в Риме уже несколько раз. Издательские дела мужа довольно часто приводят его сюда, и, когда это удобно, она приезжает с ним.
- На этот раз вы приехали просто повеселиться? - предположил Аллейн, и она сказала, что да.
- И вы тоже? - спросила она.
- Исключительно, - ответил Аллейн и сделал с ней оборот. - В предыдущие приезды вы путешествовали с "Чичероне"? - спросил он. И снова - несомненно - она отдалилась.
- Я думаю, они образовались недавно, - сказала она. - Совершенно новые и ужасно интересные.
- А вам не кажется странным, - спросил Аллейн, - что никто из нас особенно не встревожен исчезновением нашего чичероне?
Он почувствовал, как приподнялись ее широкие плечи.
- Может быть, это странно, что он исчез, - согласилась она. - Но мы же надеемся, что с ним все благополучно, так? - Они двигались мимо их столика.
- Хорошо! Хорошо! - воскликнул барон и, одобряя их танец, осторожно захлопал в свои огромные ладони. Леди Брейсли оторвала глаза от Джованни и критически оценила их изнеможенным взором. Майор спал.
- Мы думаем, - сказала баронесса, - что у него может быть неприятность из-за этой женщины с открытками. Виолетты.
- Ну конечно, она устроила ему скандал.
- И мы думаем, она была там внизу. Под землей.
- А вы ее видели?
- Нет. Мисс Джейсон видела ее тень. Мы думали, что мистер Мейлер расстроился, когда она это сказала. Он тогда отшутился, но он расстроился.
- Она довольно-таки устрашающая дама.
- Ужасная. Такая ненависть, так открыто - это ужасно. Сплошная ненависть, - сказала баронесса, искусно следуя изменениям ритма, - это очень ужасно.
- Дежурный монах осмотрел подземелье. Ни Мейлера, ни Виолетты там не оказалось.
- Ах, монах, - заметила баронесса Ван дер Вегель, и было невозможно понять, что означало ее замечание. - Возможно. Да. Может быть, так.
- Интересно, - Аллейн начал новую тему, - кто-нибудь вам говорил, что вы настоящие этруски?
- Что? Я - голландка. Мы оба из Нидерландов, мы с мужем.
- Извините меня, я хотел сказать, вы - этруски на вид. Вы поразительно похожи на пару с чудесного саркофага на Вилле Джулия.
- Мой муж из очень старой нидерландской семьи, - объявила она как некий факт, без малейшего намерения уязвить Аллейна.
Он подумал, что может продолжить начатый разговор.
- Я уверен, что не обижаю вас, - сказал он, - потому что этрусская пара такая привлекательная. У них огромное супружеское сходство, которое говорит, что и они были в полном согласии друг с другом.
Она никак не отозвалась, если следующее замечание не считать откликом:
- Мы в отдаленном родстве, - сказала она. - По женской линии мы происходим от Виттельсбахов. Меня назвали Матильда Якобия в честь такой знаменитой графини. Но все равно, странно то, что вы это говорите. Мой муж считает, что наша семья имеет корни в Этрурии. Так что, может быть, - игриво заметила она, - это у нас атавизм. Он хочет написать книгу на эту тему.
- Как интересно, - вежливо произнес Аллейн и закружил ее в сложной фигуре. Его почти раздражало, что она с легкостью подчинилась ему.
- Да, - произнесла она, подтверждая собственное заключение, - вы танцуете прекрасно. Это было очень приятно. Вернемся за столик?
Они подошли к ее мужу, который поцеловал ей руку и поглядел на нее, склонив голову набок. К ним присоединились Грант и Софи. Джованни спросил, не собираются ли они возвращаться в гостиницы, и, получив подтверждение, вызвал второго шофера.
Аллейн посмотрел им вслед и с покорностью, знакомой всем полицейским при исполнении обязанностей, подумал о предстоящем визите в "Логово Тони".
3
Он обнаружил, что слово "Логово" отсутствует в официальном названии. Оно было просто "Тони", и то не обозначено на фасаде. Джованни обменялся несколькими неслышными словами со швейцаром, и они вошли через кованые железные ворота в мощеный двор и поднялись на пятый этаж на лифте. У Джованни было по пятнадцать тысяч лир с каждого участника поездки. Он вручил всю сумму человеку, который смотрел на них через окошечко в стене. Затем изнутри открылась следующая дверь, и радости "Логова Тони" постепенно начали обнаруживаться.
Здесь было все и более того - достаточно изощренный ассортимент на все предсказуемые вкусы. Гостей проводили в совершенно темную комнату и усадили на бархатные диваны вдоль стен. Невозможно сказать, сколько там уже было народу, но во многих местах подрагивали красные угольки сигарет, и комната была полна дыма. Группа Джованни, по-видимому, прибыла последней. Кто-то с синим фонариком указал им места. Аллейн ухитрился сесть возле двери. Голос прошептал: "С травой, синьор?" - и при свете фонарика в коробке обнаружилась единственная сигарета. Аллейн взял ее. По временам люди в зальчике что-то бормотали и часто хихикали.
Поднесши к лицу фонарик, сам Тони объявил начало представления. Тони был гладкий мужчина в атласной рубашке в цветочек. Он проговорил по-итальянски и потом, спотыкаясь, по-английски. Название объявленного им действа было "Запретные радости".
Розовато-лиловый свет затопил середину зальчика, и представление началось.
Когда дело касалось полицейского расследования, Аллейн не был склонен к личным оценкам, но в рапорте, который он впоследствии подал, он назвал "Запретные радости" гнусностью, и, поскольку более подробного описания не потребовалось, он его и не стал делать.
Исполнители еще наяривали, когда он за бархатной портьерой нащупал дверную ручку и выскользнул из зальчика.
Швейцар, который впускал их, сидел в вестибюле на стуле, спиной к двери, крупный, грузный, угрюмый тип. Он нимало не удивился появлению Аллейна. Нетрудно было предположить, что у посетителей Тони не раз бунтовал желудок.
- Вы хотите уйти, синьор? - спросил он по-итальянски и указал на дверь. - Уходить? - добавил он на ломаном английском.
- Нет, - ответил Аллейн по-итальянски. - Благодарю, нет. Мне нужен синьор Мейлер. - Он посмотрел на свои дрожащие руки и засунул их в карманы.
Швейцар внимательно рассмотрел Аллейна и встал.
- Его нет, - сказал он.
Аллейн вынул руку из кармана брюк и рассеянно поглядел на банкноту в пятьдесят тысяч лир. Швейцар негромко прокашлялся.
- Сегодня вечером синьора Мейлера нет, к сожалению, - сказал он.
- Очень жаль, - продолжил Аллейн. - Я крайне удивлен. Мы договорились встретиться. У меня с ним был уговор: особая услуга. Вы меня поняли? - Он широко зевнул и достал носовой платок.
Швейцар, не сводя с него глаз, несколько мгновений помолчал.
- Вероятно, он задержался, - заговорил он. - Я могу сообщить о вашем деле синьору Тони, синьор. Я могу оказать вам эту особую услугу.
- Может, синьор Мейлер еще придет. Может, лучше его подождать. - Аллейн снова зевнул.
- Нет необходимости. Я могу устроить вам что угодно.
- Вы даже не знаете…
- Только скажите, синьор. Что угодно!
Швейцар попытался уточнить, но Аллейн изобразил беспокойство и неудовольствие.
- Все это очень хорошо, - сказал он. - Но я хочу видеть патрона. Это уговор.
Аллейн ожидал, что швейцар не согласится со словом "патрон", однако этого не произошло. Наоборот, он попытался подольститься к Аллейну, что-то сладко ему бормотал, уговаривал. Он видит, что у гостя неприятности, говорил он. Что ему нужно? Может быть, героин, кокаин? И все, что к ним полагается? Он может немедленно раздобыть что угодно, равно как уютный диванчик в отдельной комнате. Или, может быть, он предпочитает получить удовольствие у себя дома?