- Да прямо здесь. - Фермер ухмыльнулся. - Нет такого дела, ради которого мы бы встали из-за стола.
Он взял чистую обеденную тарелку, нацарапал на ней цену и подтолкнул тарелку к Джону. Сосед Джона по столу ткнул его локтем в ребра и прошептал:
- Многовато. Сбей по крайней мере на дюжину гульденов.
Исправив цену, Традескант отправил тарелку обратно; продавец стер свою прежнюю цифру и написал новую. Джон согласился, и тарелку повесили на крюк на стене. Фермер протянул мозолистую руку.
- И это все? - осведомился Джон, пожимая ее.
- Все, - подтвердил продавец. - Бизнес у нас делается открыто, там, где каждый может видеть цену. Честно и справедливо, без ущерба для покупателя и продавца.
Джон кивнул.
- С вами приятно иметь дело, господин Традескант, - добавил фермер.
На следующий день тюльпаны были доставлены на постоялый двор. Джон отправил груз с курьером, дав строжайшие указания следить за ним, пока в лондонских доках его не погрузят в фургон из Хэтфилда. Также Джон послал письмо в Меофем, в котором передал привет и поцелуи малышу Джею и сообщил, что едет в Париж.
Как только Традескант запечатал письмо и передал его курьеру, он вдруг осознал, что стал настоящим путешественником. Его не пугали особенности Европы; он испытывал глубокое пьянящее чувство от того, что может нанять лошадь, сменить ее на другую, потом еще на одну и еще, пересечь верхом всю Европу, побывать в самом сердце католической Испании и даже забраться в Африку. Джон больше не был островитянином - он превратился в путешественника.
Он стоял у канала и смотрел, как баржа увозит прочь его драгоценные тюльпаны, затем повернулся и пошел назад на постоялый двор. Его уже ждала оседланная лошадь, походный мешок тоже был готов. Традескант полностью рассчитался, набросил на плечи толстый плащ, сел в седло и направил лошадь к западным воротам.
- Куда собрались? - окликнул его один из продавцов тюльпанов, увидев, что хороший клиент уезжает.
- В Париж, - крикнул Джон и засмеялся собственному волнению. - Хочу посетить сады французского короля и приобрести кое-какие растения. Мне нужно много. Наверное, придется скупить пол-Европы.
Продавец заулыбался, помахал ему рукой, и лошадь, позвякивая металлическими подковами о булыжную мостовую, неспешно вывезла Джона на большую дорогу.
Дороги были хорошими до самой границы, потом они ухудшились и превратились в грязные тропы, изобилующие выбоинами. Джон внимательно всматривался в леса с замками, скрывающимися среди деревьев. Как только он замечал свежепосаженную аллею, ведущую к замку, он сворачивал с пути, находил садовника и выяснял у него, где тот брал деревья. Если Традесканту попадался хороший поставщик редких деревьев, Джон оставлял заказ на сто штук и договаривался, что, когда похолодает и деревья можно будет благополучно транспортировать, их отправят в Хэтфилд. Для самого великого графа Сесила.
По мере того как Джон приближался к Парижу, леса редели, за исключением тех, которые берегли для охоты. Вдоль дороги выстроились небольшие сельские домики с огородами, удовлетворявшими ненасытные аппетиты города. Со своей выигрышной позиции на спине лошади Джон заглядывал поверх оград и изучал французские грядки. Как уроженец Кента он мог пренебрежительно отнестись к качеству местных яблок, но завидовал размеру и спелости слив; раз шесть он останавливался и покупал деревья, относящиеся к новым сортам.
Когда Традескант добрался до Парижа, его обоз напоминал путешествующий сад - два фургона, из которых выглядывали кроны с колыхающимися листьями. Он с трудом нашел гостиницу, принимавшую с большими обозами, там распаковал свежие приобретения и отослал их в Англию.
Как только покупки благополучно отбыли, Традескант отправился к прачке; та выстирала и накрахмалила его одежду и вычистила пыль с плаща-накидки. Теперь Джон мог воспользоваться рекомендательным письмом к садовнику короля Франции, знаменитому Жану Робену.
Робен, который был наслышан о Традесканте, расспрашивал гостя о новом великолепном дворце и садах Хэтфилда. Конечно, там все будет во французском стиле, ведь планировкой занимался француз, но какими будут парки и аллеи? А что думает Традескант о ценах на тюльпаны: они поднимутся или останутся на прежнем уровне еще на год? До какой степени может вырасти цена на луковицу? Должен же быть предел, выше которого никто платить не станет!
Традескант и Жан Робен пару часов гуляли по дорожкам королевского сада, после чего отдали должное потрясающему обеду, украшением которого стали несколько бутылок кларета из королевских погребов. Сын Жана Робена присоединился к ним, смыв с рук грязь после работы в саду. Он сел за стол и склонил голову в католической молитве. Пока звучали ритуальные слова по латыни, Традескант беспокойно ерзал на месте, но когда молодой человек поднял голову, Джон заулыбался и сказал:
- Надеюсь, мой сын последует моему примеру. Он совсем еще дитя, но я обучу его своей профессии, и - кто знает?
- Мужчина, владеющий ремеслом, обязан передать свои навыки, - заявил Жан Робен, говоря медленно ради гостя. - Саду требуется очень много времени, прежде чем он начнет плодоносить, значит, ты сажаешь сад для сына и следующих поколений. Это прекрасно, когда можешь произнести: "Посмотри на дерево внимательно, сынок. Когда оно достигнет определенной высоты, ты должен обрезать его так-то и так-то". Хорошо быть уверенным, что сад продолжит расти, что твоя работа и планы будут жить уже после тебя.
- Это бессмертие для простого человека, - задумчиво промолвил Традескант.
- Ничего так не желаю, как оставить после себя чудесный сад. - Жан Робен улыбнулся сыну. - А какое наследство для юноши!
Неделю спустя на прощальном ужине Жан и Традескант поклялись в вечной дружбе и верности братству садоводов. Джон был нагружен коробами с посадочным материалом, кошелями с семенами и дюжинами корешков и саженцев.
- И куда ты направишься теперь? - полюбопытствовал Робен.
Джон очень хотел в Испанию - медленно ехать по сельским дорогам и собирать растения с каждой обочины.
- Домой, - ответил он на своем плохом французском. - Домой, к жене.
Робен шлепнул гостя по спине.
- И к новому саду в Хэтфилде! - воскликнул он, будто не сомневаясь в том, что это самое важное.
В декабре Традескант вернулся в Меофем. Он поцеловал Элизабет, затем помирился с малышом Джеем, который рассердился из-за того, что на него не обращают внимания. Джон привез сыну вырезанного из дерева маленького французского солдатика, одетого в форму личной стражи короля. Джей уже бегло разговаривал и был чрезвычайно тверд в суждениях. Утром после приезда Традесканта он закапризничал: ему не понравилось, что отец лег в постель к матери.
- Это мое место, - возмущенно заявил мальчик, сердито глядя на отца.
Джон, собиравшийся заняться с женой любовью сразу после пробуждения, был обескуражен очевидной враждебностью на личике сына.
- Это моя постель, - резонно возразил Джон. - И моя жена.
- Она моя мама! - завопил малыш и бросился на отца.
Традескант перехватил крохотные кулачки и зажал извивающееся сердитое тельце под мышкой.
- Вот тебе на! Это еще что такое? Я дома, и это мое место.
Элизабет улыбнулась обоим.
- Он был здесь мужчиной три месяца; тебя не было слишком долго.
Наклонившись к брыкающемуся маленькому сыну, Джон смачно поцеловал его в голенький животик со словами:
- Он снова полюбит меня. Я останусь до Двенадцатой ночи.
Элизабет не протестовала: она уже поняла, что господский сад важнее всего. Однако она выбралась из кровати, держась сдержанно и отчужденно. Джон отпустил ее, не отрывая глаз от смышленого личика сына.
- Когда-нибудь я возьму тебя с собой, - пообещал он малышу. - Дело не в том, что я занимаю твое место, - ты должен разделить мое место со мной.
Он кивнул на окно, на деревенскую улицу, имея в виду тот мир, что простирался за пределами дороги на Лондон, за пределами самого Лондона. Он имел в виду Европу, Африку и Восток.
ВЕСНА 1611 ГОДА
Джон пробыл в Меофеме немногим более трех недель, достаточно долго для того, чтобы постоянно мешаться под ногами у Элизабет в их маленьком домике, и для того, чтобы наладить отношения с сыном. Затем Традескант нанял повозку с возницей и собрался в Дорсет по грязным, почти непроходимым дорогам. Ему нужны были яблони для фруктового сада, а также вишни, груши, айва и сливы. Плюс деревья для парка: дуб, рябина, береза, бук.
- Где же ты возьмешь их? - беспокоилась Элизабет, подавая мужу тщательно заштопанный дорожный плащ и ставя под сиденье фургона корзину с едой.
- Куплю в садах, - пояснил Джон. - Яблоки же продают дюжинами, почему бы не продать и деревья?
- А дикие деревья для графского парка?
- Просто присвою их, - решительно произнес Джон, - в тех лесах, которые встретятся на пути. Я ведь буду проезжать через Нью-Форест; как увижу саженец - остановлюсь и выкопаю.
- Тебя точно повесят! - воскликнула Элизабет. - Потащат в суд, который занимается королевскими лесами, и повесят за нанесение урона королевской охоте.
- А как еще найти деревья для моего господина? - спросил Джон. - Как иначе это сделать?