Начальник тюрьмы вернулся к документу.
- Морис Коуэн. Хищение имущества в крупных размерах путем подлога документов. Черт, парень, лучше бы ты ограбил банк. Во-первых, ты получил бы шанс подержать в руках настоящие денежки, а во-вторых, тебе и здесь было бы лучше. Грабителей банков у нас уважают. А так я тебе не завидую, Морис Коуэн.
Морис дрожал всем телом. Едва сдерживал слезы. Он боялся, что ноги откажутся служить ему и он рухнет на пол.
- Значит, все ясно. - Начальник тюрьмы положил бумагу на стол. - Майк, выведи его. Сначала дай ему десять плетей, а потом он может и пообедать.
- Десять плетей! - вскричал Мори. - За что? Что я такого сделал? Сэр! Сэр! За что? - Он зарыдал, всхлипывания глушили слова. - О, пожалуйста…
- Для профилактики, - пояснил начальник тюрьмы. - Так уж повелось, что человек, получивший в первый же день десять плетей, ведет себя, как положено, и не задумывается о побеге. Почему-то они помнят, как плеть впивается в кожу, и не жаждут второго урока.
Майком звали огромного негра. Тоже заключенный, он пользовался особым расположением начальника тюрьмы. Негр отвел Мори к столбу, вкопанному посреди тюремного двора.
- Можешь не волноваться, парень, - прошептал он. - Я в своем деле мастер. Боли ты не почувствуешь.
Здоровяк негр приказал ему раздеться. Снять штаны Мори, разумеется, не мог. Лишь спустил их ниже колен, на кандалы. Затем Майк привязал голого Мори к столбу. И Мори простоял так час, пока рабочие команды не собрались во дворе, дабы присутствовать при бичевании.
Заключенным давно не приходилось видеть такого чудика. Маленького росточка, хрупкого телосложения, с белоснежной кожей. Многие впервые столкнулись с обрезанным мужчиной и толпились вокруг, тыча пальцами в известный орган.
- Господи! Кто-то укоротил ему конец!
- Боже ты мой, это же, наверное, очень больно!
- Евреи всегда так делают. Об этом написано в Библии.
- Если б ты читал Библию, то знал, что евреи делают это своим младенцам.
- У меня просто мурашки бегут по коже!
Привязанный к столбу Мори увидел собрата по несчастью. Голый, как и он, этот мужчина был заперт в маленькой клетке, что стояла недалеко от столба. Размеры клетки не позволяли мужчине ни встать, ни вытянуться в длину. Он лежал в углу, свернувшись клубочком, в компании собственных экскрементов, не замечая жужжащих и ползающих по его потному телу мух.
Наконец все рабочие команды собрались во дворе. Шестьдесят или семьдесят мужчин встали в круг, чтобы засвидетельствовать бичевание Мори Коуэна. Колени его подогнулись, и он обвис на веревках, которыми Майк привязал его за запястья к столбу. Тело его блестело от пота, а каждый порыв ветра вызывал дрожь. Мори знал, что у людей, в обществе которых ему предстояло провести год, он не вызывает ничего, кроме презрения. Его это страшило, но он ничего не мог с собой поделать. Когда же Мори увидел вышедшего на крыльцо начальника тюрьмы, он обдулся. Заключенные смеялись, глядя на струйки мочи, текущие по ногам Мори.
Наконец Майк, здоровяк-негр, встал у него за спиной. Мори вывернул голову чуть ли не на сто восемьдесят градусов. В руке Майк держал длинную, страшного вида плеть.
Мори посмотрел на начальника тюрьмы. Тот кивнул, и в то же мгновение резкая боль пронзила тело Мори, словно к его плечам приложили раскаленную кочергу. Он открыл рот, чтобы закричать…
Ему в лицо плеснули холодной водой. Рядом с ним с ведром в руках стоял черноволосый, худощавый, мускулистый мужчина. О, подумал Мори, слава тебе Господи, я потерял сознание, и они решили ограничиться лишь одним ударом плетью. Мужчина с ведром загадочно улыбался. Мори оглянулся. Начальник тюрьмы ушел к себе. Колонна заключенных втягивалась в столовую, где их ждал обед. Все в полосатых куртках и штанах. Все в ножных кандалах. Кроме мужчины с ведром никто не обращал на Мори внимания. Веревки еще никто не развязал. Его спина… Что с ней? Казалось, ее поджаривали на медленном огне, и боль проникала все глубже и глубже в воспаленную плоть.
- Первый удар почувствовал, так? - спросил мужчина. - А остальные - нет. Майк не зря говорил тебе, что знает свое дело. Первый удар ложится на плечи. А вот при втором он делает так, что кончик бьет по затылку и ты теряешь сознание. Ты даже не чувствуешь, как жжется мазь, которую Майк втирает в рубцы, чтобы не допустить нагноения. Тебе повезло. Если тебя вновь накажут плетьми, никаких послаблений не будет. Помни об этом.
Мори застонал.
- В этом нет ничего особенного. Твое еврейство тут ни при чем. По прибытии сюда я тоже получил десять плетей. Меня зовут Макс Сэнд. Хозяин приказал мне первое время заботиться о тебе.
Макс отвязал его, и Мори рухнул на колени.
- Вставай, приятель. Надевай штаны и пошли.
Мори последовал за ним. Он не представлял себе, как наденет куртку. Макс привел его в комнатенку с койкой и парашей. От железного кольца, торчащего из бетонного блока, тянулась цепь. Макс замкнул ее на кольцо на ножных кандалах Мори и ушел, оставив его одного.
Мори сел на койку. Лечь он боялся. А потому сидел и плакал.
Вскоре Макс вернулся. Принес жестяную кружку с кофе и тарелку с едой. Молча поставил кружку и тарелку на койку и ушел, снаружи закрыв дверь на задвижку.
Фасоль. Фасоль, тушенная в каком-то осклизлом жире, скорее всего свином. И несколько кусочков мяса, что виднелись среди фасоли, похоже, свинина. Еда, к которой ему запрещено прикасаться. Но в тюрьме, где он сидел в ожидании приговора, просьбы не кормить его свининой вызывали разве что смех, а иногда и беззлобную оплеуху. Он взял ложку, ни ножа, ни вилки ему, естественно, не подали, и принялся за еду. "Я помру с голоду, если не буду есть то, что дают, - думал Мори. - Прости меня, Господи". Он поднял глаза к потолку, отправляя в рот очередную ложку. А потом снова заплакал.
3
Ужас годичного заключения только начинался. В комнатушке его продержали пять дней, пока не начала подживать спина. Выпускали его лишь для того, чтобы он донес парашу до сортира и вылил ее содержимое. Выводил его Макс. Макс приносил еду. Макс занимал в тюремной иерархии более низкое положение, чем Майк. Он носил полосатый наряд и кандалы. Только, как заметил Мори, не волочил ноги. Макс научился ходить в кандалах, словно их и не было.
Сев у двери, Макс как-то заговорил с ним. Спросил, что за глупость он сотворил, если получил год тюрьмы.
- Они говорят, что ты крепко сглупил. Так что ты такого сделал?
Мори тяжело вздохнул:
- Я продавал страховые полисы.
Макс широко улыбнулся:
- Понятно. А никакой страховой компании не было, так? Полагаю, ты нашел типографию, где тебе отпечатали фальшивые страховые полисы, и…
- Совершенно верно, - подтвердил Мори.
- Тогда это глупость. По-другому и не скажешь. Пойти на риск попасть в такое место… Это глупо.
- А ты здесь за что, Макс?
- Незаконное использование оружия. Два года.
- Как понять, незаконное?
- Я убил человека.
- А почему ты не в рабочей команде?
- Начну работать со следующей недели. Меня укусил за ногу водяной щитомордник. Так что пока я числюсь в выздоравливающих.
Через пять дней Мори перевели в общий барак, определили ему койку. По ночам в проходе натягивали длинную цепь, пропуская ее через кольцо на ножных кандалах каждого заключенного. Таким образом они уже никуда не могли деться. Охранники даже не запирали окна и двери, оставляя их открытыми как для свежего воздуха, так и для москитов.
Начальник тюрьмы действительно был человеком не злобным. Понимая, что работу в поле Мори Коуэн не выдержит, он определил новенького на кухню.
С койки его поднимали до зари, освобождали от общей цепи, и он тащился на кухню помогать повару выпекать хлеб и варить кофе. На завтрак заключенным давали по ломтю хлеба, залитого патокой, густой и сладкой, которая хорошо насыщала, но портила зубы. Мори удавалось откладывать себе ломоть хлеба без патоки. Повар это видел, но молчал. Не рассказывал и Мори о секрете повара: патоку тот использовал для приготовления браги, из которой днем гнал крепкий ром.
Спина у Мори зажила, он научился спать в длинном бараке, воздух которого был пропитан запахом немытых тел и грязной одежды, среди пердящих от фасоли, храпящих, ругающихся во сне людей. Он научился обходиться без ванны и чистого белья. Научился подавлять тошноту, облегчаясь в туалете, где над каждым очком вился рой мух, а внизу копошились черви. Научился ходить в кандалах. И уже начал верить, что сможет пережить этот год.
А потом к нему подошел Большой Джон Лебо. Впервые это случилось вечером. Заключенным разрешалось посидеть во дворе, покурить, поговорить. На это выделялся час, после чего их загоняли в бараки и пропускали общую цепь через ножные кандалы каждого. Мори еще не закончил работу: домывал на кухне жестяные тарелки.
Большой Джон, как и Майк, пользовался особым доверием начальника тюрьмы и ходил без кандалов. Громадных габаритов, он, конечно, заплыл жиром, но силой Бог его не обидел. Хотя заключенным дозволялось бриться два раза в неделю под строгим контролем, Большой Джон брался за бритву лишь раз в месяц. Руки его посинели от вытатуированных змей и драконов. Заключенные называли его Босс.
Он вошел в кухню, схватил Мори за воротник и отволок в кладовую, заставленную мешками с зерном и пятигаллоновыми бочками со свиным жиром. Закрыв дверь, расстегнул ширинку и вытащил длинный толстый конец.
- Так вот, парень, я слышал, что евреи сосут, как никто. Даже лучше, чем еврейки. Да и нет тут евреек. Так что принимайся за дело. Посмотрим, на что ты способен.
Он положил руки на плечи Мори и надавил, заставив упасть на колени.