- Думаешь, они придут ко мне в гости?
- Я так надеюсь, что нет… О Боже!
- Но ведь мы так готовились.
- Какое это имеет значение! Десять тысяч людей сегодня здесь…
- Не десять тысяч, а только пять-шесть. Думаешь, гости не придут?
- Думаю, нет, не дураки же они в конце концов, чтобы переться сюда в такую погоду.
- Ты должен помогать мне… - Она надула губы.
- Ну, я и помогаю… А ты настроилась на то, чтобы сегодня у тебя дома было полно гостей?
- Ты же знаешь, как мы мечтали об этом дне, о моем празднике. В любом случае… я знаю, Том Смит придет… и почти уверена, что Эмили Сакстон тоже.
Он сердито покусывал ус и наконец сказал:
- Тогда, я полагаю, мне следует послать за ними.
- Если тебя это не затруднит.
- Отнюдь.
- Знаешь, - сказала она, вертя кольцо на пальце, - у меня такое ощущение, будто я намотала что-то на палец, чтобы не забыть. В моем сознании постоянно возникает эта ассоциация.
- В любом случае, - сказал он, - ты моя.
После обеда, когда мы остались одни, Летти сидела за столом, нервно теребя колечко.
- Оно очень хорошенькое, правда, мама? - спросила она восторженно.
- Да, очень славное. Мне всегда нравился Лесли, - ответила мама.
- Но оно такое тяжелое. Мне хочется снять его.
- Ты как я. Никогда не могла носить колец. Мне ненавистно было мое обручальное кольцо.
- Правда, мама?
- Первые несколько месяцев я снимала его и откладывала в сторону, потом привыкла.
- Я рада, что это не обручальное кольцо.
- Лесли сказал, что это то же самое, - заметил я.
- Ах, ну да! Все равно есть разница…
Она повернула колечко камешками внутрь и принялась разглядывать золото… потом быстро повернула обратно, сказав:
- Я рада, что оно не обручальное, пока еще не обручальное. Я начинаю чувствовать себя взрослой, совершеннолетней, маленькой матерью… женщиной, я чувствую себя наконец взрослой с сегодняшнего дня.
Мама вдруг встала, подошла и горячо поцеловала Летти.
- Позволь запечатлеть на челе моей девочки прощальный поцелуй, - сказала она, в голосе ее прозвучали слезы. Летти наклонилась к матери и, всхлипывая, прижалась лицом к ее груди. Потом она подняла мокрое от слез лицо, поцеловала маму, промурлыкав:
- Нет, мама… нет!
Около трех часов дня приехал экипаж, привезший Лесли и Мэри. Мы с Летти были наверху и слышали, как Мэри кричала моей сестре из прихожей:
- О, Летти, он так взбудоражен, он в таком восторге, ты просто не представляешь. Он брал меня с собой, когда покупал это… дай же мне посмотреть. Думаю, оно ужасно симпатичное. Дай я помогу тебе сделать прическу… навертим таких колечек… очень очаровательно. У тебя действительно красивые волосы… в них столько жизни… жаль, что ты так укладываешь их. Я бы хотела, чтобы мои волосы были чуть подлиннее… Ах, как это шикарно, правда?.. Локоны девушкам очень к лицу. А я тебе нравлюсь? Мои глаза, брови, ресницы - это лучшее, что у меня есть, как ты думаешь?
Мэри, очаровательное маленькое создание, вертелась у зеркала. Я спустился вниз.
Лесли встрепенулся, когда я вошел в комнату, но, увидев меня одного, снова уткнулся в колени, глядя на огонь.
- Что она там делает? - поинтересовался он.
- Одевается.
- Тогда подождем. А люди все не идут.
- Ну, что ж. У нас еще есть время.
- О… ну да, конечно… мы же с тобой не в одной лодке, тебе меня трудно понять.
- Конечно, - сказал я, смеясь.
- Господи, Сирил, ты просто не представляешь, как тяжело быть влюбленным. Я просто ни о чем другом не могу думать. Только о ней… о ней.
Он смотрел на огонь в камине.
- Это давит, гнетет. Не оставляет ни на минуту в покое. - Он снова задумался. - Потом ты вдруг вспоминаешь, как она поцеловала тебя, и кровь снова бросается тебе в голову.
Он задумался… или, может быть, старался подавить вспыхнувшие чувства.
- Знаешь, - сказал он. - Я не думаю, что она испытывает ко мне такие же чувства, как я к ней.
- А ты бы хотел этого? - спросил я.
- Не знаю, - сказал он. - Может быть, нет… хотя… и все-таки не думаю, что она чувствует… так же сильно…
Он закурил сигарету, чтобы подавить возбуждение, и замолчал. Тут вниз спустились девушки. Мы могли слышать их легкомысленную болтовню. Летти вошла в комнату. Он вскочил и подбежал к ней. На ней было надето легкое, кремового цвета шелковое платье. Шея оголена. Волосы, как и предвещала Мэри, смотрелись просто восхитительно. От нее исходило какое-то солнечное тепло. И она невольно рождала обожание к себе. Он подошел и поцеловал ее.
- Ты великолепна! - произнес он.
Она только рассмеялась в ответ. Он проводил ее до большого кресла и заставил сесть рядом с ним. Она была спокойна, он же весь светился счастьем. То и дело брал ее за руку и смотрел на кольцо.
- До чего хорошо! - ворковал он.
- Да, - соглашалась она.
- Что означают… сапфиры и бриллианты? Я даже не знаю. А ты?
- Я тоже. Голубой - цвет надежды, Сперанца в Прекрасной королеве была в голубом… а бриллианты означают… кристальную чистоту. И вообще они вполне соответствуют моей натуре.
- Точно, ты вся так и сверкаешь, так и блистаешь, и при этом такая твердая… Суровая маленькая моя учительница. Но при чем тут Надежда?
- Да так. Сложно обнаружить смысл у большинства вещей. Впрочем, нет, неправда. Надежда - это нечто особенное! Музыка без струн, с надеждой идут по жизни вслепую. Вот я думаю, почему Сперанца не бросила свой трудный план, как перчатку, а поднесла платочек к глазам и огляделась вокруг! Ну, конечно, она была женщиной, женщиной, принадлежавшей мужчине! Ты знаешь, я просто убеждена, что большинство женщин подносят платок к глазам и смотрят на кончик носа, в то время как все думают, будто они плачут.
- Не думаю, что ты сама понимаешь, о чем ведешь речь. Я-то уж точно. А сапфиры напоминают мне твои глаза… и… разве не ими навеяна строка "Голубое веру бережет"? Насколько я помню.
- На, - сказала она, сняв колечко, - носи сам. А меня оставь в здравом уме и рассудке.
- Надень, надень. Оно привяжет тебя ко мне быстрей, чем верующую деву к дереву на картине Милле… погоди, по-моему, это все-таки - Милле.
Она сидела, трясясь от смеха.
- Ну и сравнение! И какой же храбрый рыцарь освободит меня?
- Ах, - ответил он. - Не имеет значения. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя освобождали?
- Пока нет, - ответила она, поддразнивая его.
Они продолжали нести всякую чепуху, сопровождая разговор красноречивыми жестами и быстрыми взглядами, в их отношениях чувствовалась теплота.
Мэри увела меня в столовую, чтобы оставить их наедине.