Сюзетта (Renée Adorée) и сэр Николай Тормонд (Lew Cody). Сцена из фильма Man and Maid" , 1925, Metro-Goldwyn-Mayer
Сюзетта была занимательна. Я сразу сказал ей, что не нуждаюсь в выражении ее чувств.
- На этот вечер можешь отдохнуть от нежностей, Сюзетта.
- Мерси, - а затем она вытянулась, вскинула маленькие ножки в тупоносых маленьких туфельках на четырехдюймовых каблуках и закурила сигаретку.
- Жизнь тяжела, мой друг, - сказала она мне. - А теперь, когда здесь англичане, так трудно не влюбиться.
На минуту я подумал, что она вздумала уверять меня в том, что я возбудил ее любовь. Я вспыхнул - но нет - она приняла всерьез мои слова, когда я сказал ей, что не нуждаюсь сегодня в нежности.
Меня снова охватило неприятное чувство.
- Нравится тебе англичане?
- Да.
- Почему?
- Они славные парни, чисты, они, также, храбрые мужчины и способны на переживания. Да, трудно остаться нечувствительной. - Она вздохнула.
- Что ты делаешь, когда влюбляешься, Сюзетта?
- Мой друг, я немедленно отправляюсь на две недели к морю, в нашей профессии влюбиться - значит погибнуть. Там я брожу… брожу и освобождаюсь от влюбленности… Никогда нельзя поддаваться чувству, ценой чего бы то ни было.
- Но у тебя доброе сердце, Сюзетта - ты сочувствуешь мне.
- Ого, - и она показала свои маленькие белые острые зубки. - Тебе? Ты очень богат, голубчик. Женщины всегда будут сочувствовать тебе!
Это ранило, как нож, настолько это было верно.
- Когда-то я был очень красивым англичанином, - сказал я.
- Может быть, - ты все еще хорош, когда сидишь и виден твой правый профиль, ты очень шикарен, а затем богат… богат.
- Ты не можешь забыть, что я богат, Сюзетта?
- Если бы я забыла, я могла бы полюбить тебя. Никогда!
- А помогает ли море предупредить приступ?
- Отсутствие… и я уезжаю в бедное местечко, которое было мне знакомо в дни юности. Я стираю и стряпаю, и заставляю себя вспомнить, чем была "тяжелая жизнь", чем она станет снова, если полюбишь. Ба! Это достигает цели. Я возвращаюсь выздоровевшая и готовая нравиться только такому, как ты, богатому-богатому!
Она снова рассмеялась своим веселым журчащим смехом.
Мы провели приятный вечер. Она рассказала мне историю своей жизни, или часть ее. Они все одинаковы с незапамятных времен.
Когда все во мне болит, найду ли я тоже разрешение вопроса, поехав к морю?
Кто знает?
II.
На этой неделе я перенес пытку. Новый массажист каждые дни выламывает мне плечо - оно постепенно станет прямым, говорит он. Они также примеряли искусственную ногу, так что эти две вещи подвигаются, но моя глазная впадина недостаточно еще здорова, чтобы можно было сделать что-нибудь для левого глаза. В этом отношении их ожидания не оправдались. Пройдут еще месяцы, пока последуют какие-либо действительные улучшения.
Существуют сотни людей, искалеченных сильнее, чем я, испытывающих большие страдания, более отвратительных с виду. Находят ли они утешение в возможности быть откровенным с дневником? Или они достаточно сильны, чтобы держать правду запертой в своем сердце? Когда-то я любил читать, но теперь все книги наводят на меня скуку. Я не могу ничем заинтересоваться и больше всего презираю себя самого. Моя душа полна гнева.
Нина снова пришла, на этот раз, к завтраку. Был сквернейший день и дождь лил, как из ведра. Она рассказала мне о своих сердечных делах, как сестра. - Нина - сестра!
Она не может решить, взять ли ей Джима Брюс или Рочестера Морланд. Они служат в одном полку. Джим на год моложе нее.
- Право, Николай. Рочестер больше подходит ко мне, - говорила она, - но есть моменты, когда я не уверена - не будет ли он постоянно наводить на меня скуку, а потом, у него слишком много характера, чтобы я могла подавить его. Джим очаровывает меня, но я держу его только потому, что он не уверен во мне. Если я выйду за него, он получит эту уверенность, - и тогда мне придется следить за своей внешностью и помнить, что я должна все время вести игру, а это не принесет отдыха - прежде всего, я ходу иметь отдых и безопасность.
- Ты не любишь ни одного из них по настоящему, Нина?
- Люблю. - Она пригладила оборку своего шелкового вязаного платья рукой, огрубевшей, благодаря войне, рукой, каждую голубую жилку которой я любил целовать когда-то. - Я часто думаю о том, что такое, на самом деле, любовь. До войны я думала, что люблю тебя, но, конечно, этого не могло быть потому, что теперь я ничего не чувствую, а если бы я действительно любила тебя, я думаю, что это не составило бы никакой разницы.
Сообразив, что она сказала, она встала и подошла поближе ко мне.
- Это было жестоко с моей стороны… я не хотела… я очень люблю тебя, как сестра… всегда буду любить.
- Как сестра, Нина! Ладно, вернемся обратно к любви, быть может, война убила ее, а быть может, она, наоборот, развила все. Быть может, она позволила такой тонко чувствующей очаровательной женщине, как ты, любить двух мужчин сразу.
- Видишь ли, мы стали такими сложными, - она пустила в мою сторону несколько колечек дыма. - Один мужчина не отвечает всякому настроению. Рочестер не может понять некоторые вещи, которые понимает Джим, и так далее. Я не пылаю страстью ни к одному, ни к другому, но… это спокойствие и уверенность, как я уже сказала. Николай, я так устала работать и возвращаться домой на Куин Стрит в одиночестве.
- Не бросишь ли ты жребий?
- Нет. Рочестер завтра приезжает на один день с фронта, и буду обедать с ним вдвоем у Ларю и буду все время присматриваться к нему. Я присматривалась к Джиму, когда он был последний раз в Лондоне, недели две тому назад.
- Ты скажешь мне, когда решишься, Нина. Видишь ли, я стал братом и интересуюсь психологическим аспектом вещей.
- Конечно, скажу, - и, понизив свой, несколько печальный, голос, она продолжала:
- Я думаю, что наши настоящие чувства выдохлись. Наши души - если они у нас есть - притупились, благодаря страданиям войны. Остались восприимчивыми только наши чувства. Когда Джим глядит на меня своими притягательными голубыми глазами, когда я вижу его ордена, его чудесные белые зубы и то, как хорошо причесаны его волосы и безукоризненно сидит на нем его форма, у меня по всему телу пробегает восхитительная дрожь. Я не слишком то прислушиваюсь в тому, что он говорит - он говорит очень много о любви - и мне кажется, что он будет нравиться мне все время… Затем, когда он уходит, я думаю о других вещах и чувствую, что он не поймет ни слова о них и, так как его уже нет здесь, не чувствую больше восхитительной дрожи, а поэтому почти решаюсь выйти за Рочестера. В этом не так много риска, так как, выйдя зажух за человека, можно привязаться к нему гораздо сильнее. Джим на год моложе меня. Возможно, что это, через несколько лет, будет причиной напряжения, в особенности, если я полюблю.
- Пожалуй, тебе лучше взять более богатого, - посоветовал я ей. - Деньги поддерживают человека, это привлекательное качество, которого не изменяет и не умаляет даже действия войны, - я слышал, что в моем голосе звучала горечь.
- Ты совершенно прав, - сказала Нина, не замечая ее, - но я не хочу денег, у меня достаточно для всех возможных нужд, а у моего мальчика есть собственные. Я хочу иметь доброго и нежного спутника жизни.
- Ты хочешь иметь повелителя и раба.
- Да.
- Нина, когда ты любила меня, чего ты хотела?
- Только тебя, Николай… только тебя.
- Ну вот я и здесь, но отсутствующие глаз и нога и кривое плечо меняют меня, таким образом, оказывается, правда, что даже душевные эмоции зависят от материальных вещей.
Нина задумалась на минуту.
- Может быть, зависят и не душевные эмоции - если только у нас есть души, - но, во всяком случае, то, что мы знаем теперь о любви. Думаю, что есть люди, способные любить духовно, но я не принадлежу к ним.
- Ты честна, Нина.
Она выпила кофе с ликером и была грациозна, спокойна и изыскана. У Джима или Рочестера будет очень милая жена…
Когда она ушла, Бутон кашлянул.
- Выкладывайте, Буртон!
- Миссис Эрдилоун очень симпатичная дама, сэр Николай.
- Очаровательная.
- Хорошо было бы, если бы какая-нибудь дама присматривала бы за вами, сэр.
- Пошли к черту! Телефонируйте мсье Морису, я не хочу женщин, - мы можем играть в пикет!
Вот как закончился мой день.
Морис и пикет, затем вдова и разводка за обедом, а теперь снова один. Тошнотворная бесцельность всего этого.