– До свидания… – Алан повернулся и зашагал к остановке. Ник, размахивая хвостом, потрусил за ним.
Через сорок пять минут Алан стоял возле "Галилея", где миссис Хорн помечала себе время прибытия подчиненных на работу и выдавала всем внутриушные приборы-переводчики. Подошедший следом за ним Саид, вероятно, заметив тоскливый прощальный взгляд, брошенный Аланом назад, на остававшуюся под трапом землю, дружески похлопал его по плечу.
– Уже грустишь? Не беспокойся, работы так много, что скучать не придется!
– Вот это верно, – усмехнулась миссис Хорн. – На сантименты времени точно не будет. Так что живо – животное в грузовой отсек, вещи – в каюту и через две минуты на кухне!
И действительно: уже через четверть часа, когда Алан, оставив Ника в просторной клетке в отделении для животных (ларк, не долго думая, растянулся на матраце и захрапел) и бросив сумку в каюте, накрывал к завтраку несколько закрепленных за ним столов, он уже и думать забыл обо всех своих волнениях – настолько сосредоточился на работе, требующей внимания и ответственности.
Когда сервировка была готова наполовину, в зал вошли двое мужчин в темно-синей, с серебристыми нашивками форме сотрудников службы безопасности космофлота. Плотно закрыв двери, отделявшие ресторан от коридоров "Галилея", они встали у выхода с внутренней стороны.
– Посадка VIP – персон. Продолжайте работать. Завтрак в 9 часов 30 минут по земному времени.
Алан продолжал работать, борясь с соблазном посмотреть в окно на вершителей человеческих судеб. Заметив, как он вытягивает шею, проходивший мимо Бен улыбнулся.
– Отсюда ничего не увидишь. Да и зачем? Все равно скоро они сами все сюда явятся.
И они явились: после состоявшегося в 9-00 старта (настолько плавного и мягкого, что никто не почувствовал даже толчка, лишь глухо зашумели антигравитационные двигатели, да иллюминаторы заволокло на несколько минут дымной пеленой, а когда она рассеялась, "Галилей" окружала уже космическая чернота) Алан стоял в "тамбуре" – небольшом проходном помещении между кухней и залом – и наблюдал через одностороннюю зеркальную поверхность за собиравшимися к завтраку пассажирами. Было немного страшновато, но невероятно любопытно и интересно…
Первым появился Гильермо Санчес, небольшого роста, плотный, лысоватый человечек лет 50. Вид у него был несколько озабоченный; рассеянно кивнул он миссис Хорн, встречавшей важных гостей, и скорее не сел, а плюхнулся на стул, продолжая размышлять о чем-то своем. Сопровождающие отыскивали таблички со своими именами и также рассаживались за столы.
Следом за землянами вошел Президент Верги Дильмун, сухощавый блондин с простоватыми, неяркими чертами, но очень надменным выражением лица; он еще и раньше, в телевизионных новостях, своей заносчивостью и какой-то нервозной суетливостью напоминал Алану петуха, и сейчас молодой работник космофлота убедился, что не ошибался – по подскочившей к нему миссис Хорн тот лишь искоса мазнул высокомерным невидящим взглядом, и, поприветствовав Санчеса, прошествовал к своему месту.
Последними прибыли атонцы. Король Гаренда и принц Рилонда были поразительно похожи друг на друга – оба высокие, стройные, с великолепной царственной осанкой; оба смуглые, черноглазые и черноволосые, только у короля – аккуратная короткая стрижка, а у принца – прямые гладкие пряди до плеч. Однако на внешности сходство отца и сына, кажется, заканчивалось: было заметно, что по характеру это – совершенно разные люди. Глаза короля смотрели жестко, пронзительно, а взгляд принца был проницательным, но лишенным суровости; здороваясь с метрдотелем, землянами и вергийцами, король кивал вежливо, но холодно, принц же приветливо улыбался.
– Его невеста погибла четыре года назад, – тихо сказал стоявший рядом Саид. Алан повернулся: араб во все глаза глядел на Рилонду. – Да про это во всех новостях сообщали. Девушка была совсем простой, не богачкой и не дворянкой, но он очень любил ее… После ее смерти долго болел, но все-таки выздоровел. А еще говорят, что через три года он будет королем. Сейчас ему двадцать два, значит, в двадцать пять, представляешь? Это как мне сейчас…
Алан не ответил; он смутно припоминал, что, кажется, да, четыре года назад телевидение и газеты на первых полосах сообщали что-то о невесте атонского принца, но он тогда был еще слишком мал и не обратил на это внимания. Так значит, принц тоже потерял близкого человека… Вот ведь как, выходит, что судьба не щадит никого, даже самых, казалось бы, могущественных представителей человечества? Выходит, Рилонда испытал такое же огромное горе, как и сам Алан? Вот уж не думал простой официант, что у него будет причина искренне сочувствовать наследнику престола…
Размышления Алана прервала миссис Хорн, вернувшаяся из зала в "тамбур" – пора было начинать обслуживание. Официанты, мгновенно изобразив на лицах любезность и предупредительность, направились каждый к своим столам.
Еще во время учебы Алан выучил наизусть имена и должности всех пассажиров, теперь же, когда члены свит руководителей расселись по своим местам, принялся запоминать лица. Например, он понял, что седой старик, расположившийся напротив принца – придворный врач Касинда, а грузный пожилой мужчина с квадратной челюстью и красными щеками, что развалился напротив короля – начальник королевской службы безопасности господин Жигонда. Разумеется, обслуживание самых важных особ из-за неопытности Алану не доверили – столик Гильермо Санчеса был закреплен за Мохаммедом, Дильмуна – за Грейс, Атонского короля – за Беном. Ему же достались пока пятнадцать журналистов – по пять от Земли, Атона и Верги (пятеро эйринских должны были появиться позднее). Робея, но стараясь держать себя в руках, Алан подошел к ним и раздал каждому меню в красном бархатном переплете.
– Пожалуйста, выбирайте, господа…
Так началась его работа в космическом флоте.
ГЛАВА 7. ФАТТАХ
Алан снова был маленьким.
Он бежал вдоль берега озера, и высокая мягкая трава гладила его локти и поцарапанные коленки. Папа и мама шли позади, он слышал их голоса и смех. Внезапно возникла мысль – а что, если спрятаться от них? Пусть поищут!
Припустив вперед, что было духу, возле деревьев, склонявших ветви к воде, он упал в густые травяные заросли, совершенно скрывшие его от посторонних глаз. Перевернулся на спину и посмотрел вверх, туда, где сквозь листву неровными, рваными всполохами прорывался солнечный свет. Длинная широкая травинка нависала над ним, сгибаясь под тяжестью ползшего по ней жука – гладкого, блестящего, с ярко-оранжевыми полосками. На соседнюю травинку, трепеща крыльями, уселась бабочка – белая, нарядная, словно девчонка, собравшаяся на праздник. Знойное дыхание земли, травы, солнца наполняло тело блаженной истомой.
Внезапно яркая спинка жука с треском надломилась, высвобождая прозрачные крылья; густо загудев, жук взлетел, а Алан проснулся.
Он лежал на узкой кровати – полке в своей каюте (пространство на "Галилее" экономили, в основном засчет служебных помещений), и никакой травы, конечно, вокруг не было – только холодная, равнодушная чернота в иллюминаторе. На полке у противоположной стены похрапывал Саид.
Странно, днем он совсем не вспоминал о Земле, но каждую ночь ему снились цветы и деревья, облака и солнце. Интересно, у отца в космосе были такие же сны? Чувствовал ли он, просыпаясь, так же, как и Алан, одновременно – и тепло, и тоску? Как жаль, что уже никогда не спросить его об этом…
Часы показывали полседьмого по земному времени – подъем через пятнадцать минут. Закрывать глаза уже не имело смысла, хотя Алан не отказался бы вздремнуть еще пару часов – он действительно очень уставал, ведь на ногах приходилось проводить по 16–17 часов в сутки. Рабочий день официанта космического флота оказался, как и предупреждала миссис Хорн, насыщенным до предела…
Накрывать к завтраку начинали в 7-30 утра. Людей кормили в три смены: сначала пассажиров, затем – работников космофлота (пилотов, инженеров, техников, агентов службы безопасности, обслуживающий персонал), и только потом уже ели сами. После этого Алан едва успевал сбегать к Нику, чтобы отдать ему половину своей порции, да еще 10–15 минут побыть с ларком – рассказать что-нибудь, почесать за ухом – и вновь ему пора было возвращаться на кухню, сервировать столы к обеду. После обеда повторялось то же самое.
После ужина часть столов убирали, и начиналось так называемое "вечернее" обслуживание. Открывался бар, Мохаммед с Ахмедом становились за стойку и принимались "колдовать" с напитками, сотворяя из земных и инопланетных продуктов множество разнообразных коктейлей; Саид был ответственным за музыку. Остальные официанты обслуживали посетителей. Таким образом, спать получалось ложиться не раньше часа ночи. Поварам, конечно, было еще труднее, но они работали посменно, официантам же полагался лишь один выходной в восемь дней. Очередь Алана наступала через два дня.
Усталость накапливалась также из-за постоянного нервного напряжения. Приходилось держать в голове тысячи нюансов – от особенностей установки приборов (даже салфетки для представителей разных планет скручивались по-разному) до огромного количества обычаев и ритуалов, нуждавшихся в неукоснительном соблюдении (например, к атонцам, согласно их древней примете, нельзя было подходить с левой стороны; вергийцы начинали разговаривать с официантом только после его услужливого полупоклона и так далее, и так далее…).