- Зачем она тратит время на этот дурацкий сад? - спрашивает Пол. - Она что, не верит в Последний Закат? - его голос звучит сердито, как и всегда, когда он думает об атеизме, и я вспоминаю игру, в которую мы когда-то играли, когда были помладше. Мы представляли, что наши велосипеды - это драконы, а его дом - это замок, который мы должны захватить.
- Разрушьте стены Иерихона! - радостно кричал он, когда мы подъезжали к маленькому домику. - Господь предопределил их уничтожение!
Мой велосипед поскользнулся на гравии, и я упал.
- Не велик, а кусок дерьма, - сказал я, пиная колесо. Пол смотрел так, будто его предали.
- Это не велик, это дракон! Твоего дракона убили Ханаанеи!
- Я разбил коленку. Я иду внутрь.
- Нет! Ты не можешь! - в его голосе звучал и гнев, и паника. - Ты всё портишь!
Сейчас он смотрит на розы моей мамы с такой ненавистью, будто она портит более крупную игру. Меня тоже беспокоят эти розы, потому что моя мама верующая. Она верит сильнее всех. А ещё выращивает цветы. Кормит беженцев. Сквозь почву её веры пробивается глубокий, инстинктивный родник, и она занимается этими бессмысленными вещами.
- Она - женщина, - говорю я другу. - Она любит цветы. Она не думает о том, что это значит.
Пол хмурится.
- Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.
- Я знаю Писание, Пол.
- А она знает? - он тычет рукой в хрупкую женщину в грязном комбинезоне, ухаживающую за своими яркими питомцами. - Среди наших родителей есть кто- нибудь сильный, способный жить с жестокой правдой? Или они все стараются её смягчить?
Она срезает листья с самого яркого цветка, и сложно не увидеть любовь в улыбке, появившейся на её лице.
- Ты слушал проповедь прошлой ночью, - говорит Пол. - Мир создан не для того, чтобы его любили. Он создан для того, чтобы нас проверить. "Не дом, но поле боя".
Я выпускаю последнее колечко дыма и выбрасываю сигарету. Сухая трава начинает тлеть.
* * *
Я просыпаюсь от назойливых красных пятен солнца на веках. Открываю глаза и виновато озираюсь вокруг, охваченный внезапным страхом, но никто на меня не смотрит. Никто не видит, как в моей голове растёт молодой парень. Меня разбудило солнце, со мной рядом друзья - я не сделал ничего плохого.
Я выпрямляюсь, возвращаясь к реальности. Горячий воздух. Тихий город.
Эйбрам копошится в носу старого самолёта. М что-то пилит.
- Маркус, - зовёт Нора. Она сидит на дороге, скрестив ноги и оперевшись спиной на колесо самолёта, и наблюдает, как Спраут играет с отвёрткой.
М останавливает работу. Со дна самолёта свисает квадрат алюминия. М стоит на шасси и смотрит на Нору.
- Да?
- Сколько ты вспомнил?
- Сколько?
- Ты вспомнил всю жизнь или пока ещё только картинки?
Вдалеке слышно карканье ворона. Интересно, что он ест в этой бесплодной городской пустыне.
- Картинки, - говорит М. - Но их много. Как для фильма.
- Как раскадровки?
- Как раскадровки.
Он возвращается к работе. Ветерок свистит в дырах стен терминала, подыгрывая его пиле.
- Я сто лет не смотрела фильмов, - меланхолично улыбается Нора. - С тех пор, как была подростком.
- Какой был последний?
Она на секунду задумывается.
- "Возвращение живых мертвецов".
М хихикает.
- Я знаю. Но это не я выбирала. Мне разонравилось кино про зомби, когда они стали реальными, но я сидела в тюремной яме, а его смотрели охранники, так что…
Солнце начинает опускаться, окрашивая аэропорт в сюрреалистичный оранжево-красный цвет. Джули сидит за невидимой границей нашей компании, отгородившись от разговора и глядя на рябь города. Она больше ничего не говорила с последнего спора с Эйбрамом. Интересно, о чём она думает. Интересно, сны, которые её беспокоят, такие же, как мои?
- Расскажи мне о своих картинках, - просит Нора, наблюдая, как М делает распил в её сторону. - Мне любопытно.
Он заканчивает пилить и квадрат падает вниз. Когда М передаёт его Норе, тот трясётся и издаёт жуткий гул.
- Пианино, - говорит М, разглядывая обнажённые внутренности самолёта. - Любил играть на пианино.
- Правда? - спрашивает Нора.
Он начинает вырезать следующий квадрат.
- Семья тоже удивилась. Сказали, что я для этого слишком огромен. Сказали, что я похож на цирковую обезьяну.
Нора молчит.
- Я никогда особо не любил спорт, - он перекрикивает пилу, добавляя к голосу грубую жёсткость. - Но в моей семье все большие ребята были борцами. И я боролся.
Маленькие капли металлического дождя капают с пилы и падают на землю рядом с Норой. Он смотрит вниз. - Тебе надо пересесть. Не хочу, чтобы они попали тебе на волосы.
Она поспешно пересаживается и смотрит на Джули.
- Джулез, ты в порядке? - кричит она издалека. Джули, не оборачиваясь, кивает. Не убедительно. Нора смотрит на меня и поднимает брови. Я осознаю, что на меня возложены обязанности бойфренда. Я приближаюсь к своей девушке, не зная, с чем мне предстоит иметь дело, и сажусь рядом с ней.
- Джули?
- Я в норме, - говорит она. - Просто думаю.
Она сидит ко мне боком, и я не могу заглянуть ей в глаза.
- О чём? - спрашиваю я и съеживаюсь от банальности сказанного. "Эй, Джули, ну чё, о чём думаешь?"
Она качает головой, словно предостерегая меня от этой неразумной разведывательной миссии. Я затыкаюсь.
- Какой была твоя семья? - спрашивает у М Нора. У них довольно безобидный разговор, и я переключаюсь на него, краем глаза приглядывая за Джули.
- Мама рано ушла от нас. Я вырос с отцом и двумя братьями. Пока не помню, как их зовут.
- Они все умерли, полагаю?
Она рассеянно вертит в пальцах болт. М перестаёт пилить и смотрит на неё, чуть улыбнувшись пухлыми губами.
- Ну… да. Наверное.
Нора кивает. Типичная современная семья: все умерли.
М заканчивает квадрат и спускается с шасси, бросая второй квадрат поверх первого - это новые окна для нашего потрёпанного самолёта.
- А что насчёт твоей? - спрашивает он, присаживаясь возле колеса рядом с Норой.
- Моей семьи?
- Ага.
Её взгляд обращается к городу, присоединившись к Джули. Разбитые здания.
Засыпанные улицы. Руины подёргиваются рябью в тошнотворной оранжевой дымке, как лихорадочный сон.
- У меня никогда её не было, - отвечает она. - Я выросла из земли.
Джули встаёт. Она стоит ко мне спиной, я не вижу её лица. Только волосы, развеваемые ветром.
Она шагает.
- Джули? - зову я.
Она продолжает идти.
- Джулез! - кричит Нора. - Ты куда?
- Нужно пописать, - отвечает Джули, но её безэмоциональный голос меня настораживает.
Я догоняю её, когда она поворачивает на узкую улочку, скрытую от солнца и засыпанную песчаными наносами как пирамида-усыпальница.
- Джули.
Она продолжает идти.
- Джули, поговори со мной.
Я касаюсь её спины, и она вздрагивает, обхватывает себя руками и идёт дальше.
- Р, я вижу, - жалобно хнычет она, и я понимаю, что она плачет. Я пытаюсь положить руку ей на плечо, но она отталкивает меня и продолжает идти.
- Что ты видишь?
Она качает головой и сжимает локти. Выглядит больной, и это меня тревожит.
- С этим местом что-то не так, - её голос дрожит. - Я могу видеть сквозь него. Будто это прозрачный суп. И в моих… это место в моих снах.
Она поднимает голову, глядя на далёкие здания - или сквозь них.
- Монстры, люди. И моя…
Она останавливается. Наконец, смотрит на меня.
- Я не сплю?
- Нет, Джули, ты не спишь. Пожалуйста, просто…
Я предпринимаю ещё одну попытку коснуться её. Она разворачивается и бежит прочь.
* * *
У неё юные живые мышцы, но мои ноги в два раза длиннее. Я следую за ней лёгким бегом, пока она пробирается сквозь запутанные улицы, бросая взгляд налево и направо, как потерявшийся турист в поисках тропы. Я не мешаю ей бежать, пока её дыхание не становится свистящим, потом кладу руку ей на плечо и крепко сжимаю.
Она сбавляет скорость до быстрой ходьбы, делает глубокие вдохи, пока лёгкие не приходят в норму. Слёзы высохли. Кажется, её страх перерос в цель. Я осматриваю город в поисках признаков того, к чему она так стремится, но для меня все кварталы похожи один на другой: веками создававшиеся искусство и архитектура стали бесформенными кусками и дюнами монохромной пыли. Красное вечернее солнце ползёт по скрученным грудам металла. Краем глаза я вижу танцующие тени, но они исчезают, когда я поворачиваю к ним голову. Я вспоминаю, что видел в самолёте: как улицы расплывались и скручивались, как город терял свои очертания. Когда Джули говорит, что с этим местом что-то не так, я нисколько в этом не сомневаюсь.
У меня получается заставить её притормозить, чтобы успеть набрать сумку игрушечных солдатиков из магазина на углу и оставлять их на каждой развилке. Представляю, как страшно потеряться в этом огромном городском лабиринте.
Джули не в состоянии думать о мерах предосторожности. Она в трансе, у неё бледное каменное лицо, влажные, но полные ярости глаза. Если бы я не пошёл следом…
Если бы я недостаточно хорошо знал мелодию её голоса и не поймал эту диссонансную ноту…