Я завожу машину, включаю передачу и после нескольких рывков, чихов и незначительных столкновений выезжаю из тупика, игнорируя смех солдатов. Когда я принял решение стать живым, я выбрал кучу неприятностей, и смущение - одно из них. Жить больно. Жить трудно. Разве я ждал чего-то другого?
В какой-нибудь милой коротенькой сказке я бы мог. Тогда я был ребенком, новорожденным, превращающимся в человека. Но я вырос быстро, и как оказалось, я не "держу мир на ниточке", и Джули не моя "забавная Валентина" как пел Фрэнк Синатра. Она - сирота-астматичка, а я - оживающий труп, мы едем на ржавом автомобиле в бешеный мир, и Эван Кёнерли был прав: мы ничего не знаем.
Глава 2
МЫ
МЫ ЧУВСТВУЕМ ПОТОКИ внутри земли. Мы видим движение в недвижимом. Мы наблюдаем за людьми, в одиночестве сидящими в своих домах, и слышим расплавленные реки в их головах.
Невысокий мужчина сидит в кресле. Он не двигается уже шестнадцать дней.
Будь он обычным трупом, в этом бы не было ничего особенного, но он - зомби, а это состояние интересует нас гораздо больше. Мёртвые превратились в пар и мы вдохнули его, но зомби всё еще остаются очень значимыми. Быть мёртвым означает покинуть этот мир. Быть зомби значит быть отмеченным печатью смерти и быть частью мёртвой армии, но находиться здесь. Для зомби тело становится благословением и проклятьем, поскольку в этом случае у мёртвого появляется выбор.
Когда у мужчины спрашивают его имя, он сжимает губы и выдает заикающийся звук. Его соседка, маленькая Живая, зовет его Б. У неё есть бледный друг - он как электрическая сладость жизни с отметиной удушающей смерти. Но в нём есть… что-то еще. Что-то очень далекое, но огромное. Когда Б улавливает этот запах, он ощущает какое-то движение под ногами. Ему кажется, что земля разверзается. Он чувствует благоговение и страх, поэтому перестает дышать, пока его соседи не уйдут и запах не выветрится.
Что это за существа? Чего они хотят? Почему они не боятся? Знают ли они, в каком смятении он находится, как в его голове душат друг друга тысячи противоположных стремлений? Они навещают его регулярно. На цыпочках проходят в гостиную и пытаются его разговорить. А он сидит в темноте, смотрит на их отражения на экране телевизора и пытается понять, почему он их не ест.
Он помнит день, когда что-то поменялось. Он почувствовал перемену в ветре и в земном притяжении. Холодный чистый поток хлынул в его покрытую пылью душу в виде простого вопроса: "Почему ты здесь?". В тот день он поднялся с теплого трупа, который жевал, и вышел из аэропорта. Нашёл этот дом. Сел в кресло. Он продолжает сидеть в кресле, размышляет, но совсем ничего не делает. Чего-то хочет, ждёт и смотрит телевизор. Он смотрит сквозь бесконечные зацикленные и бессвязные изображения - напряженный футбольный матч сменяется выходящей из бассейна женщиной в бикини, потом закатом и успокаивающим голосом, зачитывающим вдохновляющие фразы, затем сандвичем с рваной свининой. Он смотрит через открытую переднюю дверь, как соседи проезжают мимо на дымящей колымаге, и не отводит взгляд даже тогда, когда машина скрывается из виду. Он лениво рассматривает пожелтевшую от летнего солнца газонную траву, уже успевшую дать семена.
Но за Мерседесом, катящим по окрестностям в сторону шоссе, наблюдают другие глаза. У Б много соседей. Каждый день появляются новые. Некоторые приходят из аэропорта, некоторые откуда-то еще. Они приходят в город и украдкой разглядывают улицы и дома - слабое напоминание о чем-то потерянном.
Армия мертвых огромна и сильна, она жестоко обходится с дезертирами, но здесь слышен только ропот. Растерянные трупы сидят в домах и стоят на улицах раздумывая, созерцая и выжидая. Где-то вдалеке они слышат шум - низкий вибрирующий гул.
На востоке, в коричнево-голубой дымке неба появляются три приближающихся черных пятна.
Глава 3
Я
Я ПОЛНОСТЬЮ сосредоточен на контурах и состоянии дороги, скорости и инерции машины и сложной работе газа и сцепления, поэтому Джули первая слышит их.
- Что это? - спрашивает она, оглядываясь вокруг.
- Что?
- Шум.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы услышать его. Отдаленный гул - три черные точки исполняли диссонансный аккорд. Сначала мне кажется, что я узнаю этот звук, и меня сковывает страх.
Потом Джули поворачивается и спрашивает:
- Вертолеты?
Я смотрю в зеркало заднего вида. Три черные фигуры движутся с востока.
- Кто это? - громко спрашиваю я.
- Никто не знает.
- Из Купола Голдмэн?
- Сейчас авиация практически уже миф. Если бы в Голдмэне были вертолеты, то они бы нам сказали.
Вертушки ревут над нашими головами и движутся в город. Я все еще новичок в мире Джули и недостаточно информирован о политической обстановке, но я знаю, что мертвые - не единственная угроза, так что неожиданным гостям редко бывают рады.
Джули вытаскивает свою рацию и набирает канал Норы.
- Нора, это Джули. Прием?
Вместо обычных радиопомех рация выдает искаженный визг. Мне не нужно спрашивать Джули, я и сам помню: это сигнал BABL. Отчаянная попытка старого правительства сохранить национальное единство путем заглушения всех аргументов. Я почти не слышу Нору через шумовые помехи - призрак ушедшей эпохи отказывается ослабить хватку.
- …вы меня слышите?
- Кое-как, - говорит Джули, и я вздрагиваю, когда она прибавляет громкость. - Видела вертушки?
- Я на работе, но я…ышала их.
- Что происходит?
- Без понятия. Россо…вонил, чтобы встретиться. Ты. риедешь?
- Мы едем.
- Я на…аботе, зайди… мне перед…тречей, хочу показать…то-то…
В шумовую смесь врывается звук царапающих по классной доске ногтей.
Джули съеживается и отводит трубку от уха.
- Нора, помехи просто ужасные, я думаю, какие-то волны.
- … чтоб их…гр…аные…олны…
- Скоро увидимся. Конец связи.
Она бросает рацию и смотрит, как вертолеты садятся на улицах около Купола.
- Может быть, разведчики Голдмэна спасли их и перевезли со старой базы? - неуверенно предполагает она.
Мы врываемся в город - труп забытого мегаполиса, который большинство людей называют Убежищем, а несколько тысяч - домом. Вертушки исчезают за разрушенными небоскребами.
* * *
Команда чистильщиков проделала большую работу - убрала тот бардак, который оставили в городе мои старые друзья. Все кости и тела были вывезены, ямы засыпаны, а стены Коридора № 1 почти достроены, так что от Стадиона до шоссе ведет относительно безопасный путь. Но в Коридоре № 2 идут более значительные строительные работы, которые возобновились после долгих лет простоя. Два самых больших поселения Каскадии тянутся друг к другу через разделяющие их мили. По факту это слияние нужно для безопасного обмена ресурсами, но я представляю, что они, как нейроны в мозге человека, пытаются установить химические связи.
Одна связь за другой. Так мы и учимся.
Я заезжаю на стоянку и нахожу место между двумя Хаммерами. Обошлось всего парой царапин. Когда мы направляемся к воротам, я оглядываюсь на наш ярко- красный родстер и проникаюсь к нему симпатией. Кажется, ему неловко между двумя оливковыми громадинами. Но, несмотря на то, что Джули гуманизирует неживое, дает ему имя и даже личность (сильный и спокойный), Мерсик - просто автомобиль, а его "дискомфорт" - просто проекция моих мыслей. Как блестящая красная машина в окружении бронированных грузовиков, я пытаюсь найти свое место в обществе. Кто я? Что я? Во мне повсюду несоответствия, и начинаются они с одежды.
Мода была для меня проблемой.
Поначалу Джули пыталась убедить меня одеваться так же стильно, как раньше.
Само собой, мою первоначальную одежду нужно было выбросить - сколько не стирай, её грязную историю отстирать невозможно - но Джули умоляла оставить на удивление хорошо сохранившийся красный галстук.
- Это заявление, - сказала она. - Этот галстук означает, что для тебя есть нечто большее, чем работа и война.
- Я не готов делать заявление, - сказал я, съеживаясь под скептическими взглядами солдатов. В конце концов она смягчилась и повела меня по магазинам. Мы пролезли через обломки разрушенного Таргет-молла, и я вышел из примерочной в коричневых холщовых брюках, серой рубашке без воротника и в тех же черных ботинках, в которых умер - к моему старому деловому костюму они не подходили, но здесь пришлись в самый раз.
- Неплохо, - вздохнула Джули. - Ты хорошо выглядишь.
Она уступила мне, но несмотря на это, чем ближе мы подходили к воротам стадиона, тем мне было комфортнее в новой одежде. Чтобы одеваться броско нужна отвага, которой у меня пока нет. После стольких лет на окраине человечества всё, чего я сейчас хочу, это вписаться.
- Привет, Тэд, - говорит Джули, кивая сотруднику иммиграционной службы.
- Привет, Тэд, - я стараюсь вложить в интонации всё, что необходимо, чтобы меня впустили. Раскаяние. Безобидность. Дружелюбность.
Тэд ничего не отвечает и это лучшее, на что я могу надеяться. Он открывает ворота, и мы входим на стадион.
* * *