"Не знаю. Никто не работал над этим, зачем?"
"Ну а всё-таки?"
"Думаю, можно. Не так это трудно. Слушай, ты что, ещё и собираешься рожать человеческих детей?!"
"А каких же? Пойми, мама, я же не год-два с ним прожить собираюсь - десятки лет. Что мне, всё это время жить без детей? Я же зачахну. И ему плохо будет"
Снова рыдающий плач.
"Мои… внуки… за что, за что?!!"
"Ну успокойся, мама. У тебя уже есть внуки, наши. Теперь будут человеческие"
"Почему, ну почему ты такая дура?!! Нет, ты не дура, я знаю. Но почему?"
"Мама, они же не животные, они разумные, как и мы. Ты сама это говорила тысячи раз. И ты была права"
Пауза. Буквально рвущаяся на куски, так силён накал эмоций. И всё же где-то на краю сознания возникает ощущение - ураган стихает, выдыхается.
"Доченька… а нельзя избежать?"
"Зачем, мама? Для полного счастья всегда необходимы дети, ты же знаешь. Успокойся, они вырастут свободными и счастливыми членами общества. Да, именно так. Мы будем их учить и воспитывать"
Мама всхлипывает, затихая - сил больше нет. И я странным образом ощущаю это в своём странном полусне-полубреду.
"И вы вместе отправитесь в первый полёт. Без крыльев. С балкона, с десятого этажа"
"Нет, мама, он будет катать их на спине"
Пауза, переслоённая массой сложных, быстро сменяющихся эмоций.
"Ещё вопрос, дочка. Как тебе известно, люди живут недолго. Ну пусть даже я вмешаюсь - сто лет, от силы сто десять. Из них сорок-пятьдесят он будет старым человеком, как дед Иваныч. И ты будешь стареть, пусть и не так быстро, так как нарушишь генно-физиологическую защиту. Сморщенная кожа, нарушение репродукции и куча других проблем. А потом он умрёт, и ты останешься одна. Об этом ты думала?"
"Думала, мама, хоть это и неприятно. Ну что же, всему на свете приходит конец"
"Но ты могла бы прожить ещё сотни лет! Триста, четыреста! Как можно уходить в самом расцвете, толком не пожив?"
"А кто собирается уходить? Я проживу с ним довольно долгую человеческую жизнь, исчерпав любовь до донышка. А когда он умрёт, старый, усталый и счастливый - что же, может, я и начну другую жизнь. Ведь можно вернуться назад из состояния биоморфа?"
"Вот как…Да, можно. Сейчас уже можно"
"Ну вот видишь! Да, когда-нибудь и наша любовь умрёт - вместе в ним. Но это же совсем другое, нежели убить нашу любовь сейчас"
Отчаяние сменяется спокойствием обречённости.
"Я не прошу тебя ещё раз подумать - думать ты, похоже, уже не в состоянии. Но подождать ты можешь? Не торопись опуститься на землю навсегда"
"Я мыслю ясно, как никогда, мама. И я не собираюсь опускаться. Я собираюсь его поднять. Да, придётся подождать, хоть мне и трудно. Только знай, мама - если это дело сорвётся, я сама призову свою смерть. Ну, может, не сразу, чуть потрепыхаюсь"
Пауза. Долгая, долгая пауза.
"Чего ты в нём нашла?"
Долгий, счастливый смех. Я узнал бы его не то что в гипнотическом полусне - в могиле. Так может смеяться только моя Ирочка.
"Не знаю, мама. Не могу объяснить. Я просто жертва обстоятельств, только я такая жертва, что обстоятельствам придётся туго"
* * *
"Просыпайся уже!"
Я открываю глаза. Передо мной лицо доктора Маши - маленькие губы плотно сжаты, глаза смотрят в упор. Я сразу замечаю ряд изменений - глаза светятся как-то не так. А, вот оно что - я вижу теперь и тепловое излучение. Да, и сквозь тонкую кожу смутно проглядывают светящиеся жилки. Я перевожу взгляд ниже - на груди у неё пульсирует смутное пятно. Сердце. Да, к этому надо привыкнуть.
Но главное не это. В голове у меня полный сумбур, шелестят, кружатся обрывки мыслей. Чужих мыслей. Я вижу лёгкое нетерпение доктора Маши - а, к чертям, моей тёщи! - и умиротворённый сон деда Иваныча.
"Значит, тёщи?" - глаза, как прицелы. Я утвердительно киваю.
- Ну ты и наглец! - она откинулась назад, рассмеялась своим изумительным бархатным контральто. - Как вам обоим везёт, что Уэфа здесь нет. Всё, свободен! Процедура закончена.
Я торопливо сползаю с кресла и, пошатываясь, бреду к двери. Насыщенный день сегодня.
- Штиблеты не забудь, и спасибо!
- Спасибо, мама Маша!
- На здоровье, сынок! Я же заинтересованное лицо. Кому нужен глухой зять?
- До свидания!
- Теперь уже да. Куда деваться?
Я ныряю в люк, привычно стукаюсь макушкой. Шиплю от боли.
"Ты всё понял, что я тебе показала?"
"Всё. Правда всё. Только не обижайтесь - ничего нового для себя я не узнал. Она моя. Я её. Остальное мелкие детали"
"Ну-ну"
* * *
- А, Рома! Гляди-ка, живой! Неужто сумел отбиться?
Дед Иваныч сладко потягивается. Выходит из машины, пересаживается на кресло справа.
- Уступаю, значит, место законному владельцу. Поехали.
Понимание приходит в виде сложного образа - я должен сам научиться управлять ловушкой и шлагбаумом.
- Точно, Рома. Теперь, похоже, ты сюда зачастишь, так что давай без провожатых обходись отныне.
Я долго вожусь с разломанным замком, никак не могу завести мотор. Ну, дед…
Наконец мотор завёлся, и мы тронулись со двора. Ворота бесшумно и плавно распахнулись перед нами, пропустили и тут же сошлись снова.
Дорога-газон сменяется обычной лесной дорогой, и вот уже впереди блестит вода.
"Так, Рома, напрягись" - улавливаю я бесплотную мысль деда. Интересно, как это я понимаю, чья мысль?
"Не отвлекайся. Представляй мокрый асфальт"
Я представил, что мы едем по мокрому, после летнего ливня, асфальту. Машина въехала на асфальт, разбрызгивая воду. Здорово! А где же густая, липкая грязь?
Машина тут же рывком осела, будто проломив тонкую корку льда, заюлила и снова выскочила на твёрдый асфальт.
- Олух и есть. Не думай ни о чём, только об мокром асфальте!
Лужа наконец кончилась, машина выскочила на лесную дорогу.
- Стоп, парень! Давай задний ход. Учись, покуда со мной, а то в другой раз завязнешь насмерть. Будем, значит, кататься, покуда не освоишь.
* * *
"Шестёрка" резво бежит по асфальту, подпрыгивая на колдобинах, и мне кажется, она разделяет мою радость. Мотор пел, ветер пел, и сердце моё пело.
Солнце неудержимо заваливалось на запад, длинные тени пересекали дорогу. Надо же, уже вечер. Нет, наконец-то вечер. Какой день! Как год. И я с утра не видел Ирочки.
Мне вдруг страшно захотелось увидеть мою Ирочку. Или хотя бы услышать.
Да, я же теперь полноценный телепат? Проверим!
"Ира, Ир…"
"Ау! Что случилось, любимый? Второй башмак потерял?"
"Проверка связи. Ты далеко?"
Бесплотный смешок.
"Служебная тайна"
"Представь чего-нибудь"
В мозгу немедленно всплывает образ кота, жмурящегося от удовольствия.
"Не отвлекай по пустякам, я работаю. Кстати, проверяют не так. Работай с посторонними"
С какими посторонними? Кто посторонний? Дед Иваныч посторонний? Или, может, доктор - нет, нет, мама Маша посторонняя? Ау, мама Маша, где вы?
"Здесь мама Маша, если так угодно" - всплывает в голове бесплотный, безликий голос. - "Что-нибудь умное скажешь?"
Я слегка опешил.
"Простите… вырвалось… Всё в порядке, проверка связи"
Шелестящий смешок.
"В следующий раз, когда будешь баловаться, называй меня на "ты", обращение во множественном числе дезориентирует. И представляйся сам. Ладно, пусть для тебя я буду мама Маша. Отбой связи"
Та-ак. Это что же, телепатия навроде сотового телефона работает? А ну-ка!
"Дед, а дед…"
"Здесь Дымов. Ты, что ли, Рома? Представляться надо"
"Я же неучёный. Просвети, Пётр Иваныч"
"То-то. Ладно, делаешь так - когда вызываешь, представь лицо, значит, и позови, тогда будет вызов. А поодинке эти вещи не действуют, и слава богу, а то такой олух, как ты, и спать бы не дал никому. И Ирке в первую голову. Да, и представляйся всегда, значит, голос-то бесплотный трудно понять, чей. Ещё вопросы есть?"
"Есть, Иваныч. Как мыслеобразы эти передавать?"
Передо мной немедленно возник мыслеобраз: чья-то голая задница с прилипшим банным листом. Понятней некуда.
"Вот так, представляешь явственно во время разговора, и всё. Рома, навыки надо набирать на посторонних, тех, значит, кто телепатией не владеет. Приедешь домой, и айда, в Москве народу много, читай мысли направо-налево. Всё у тебя?"
"Спасибо тебе, Иваныч, выручил"
"Бывай здоров. Ночами только без дела не буди, я засыпаю трудно"
Вот оно что. Вот, значит, каких посторонних имела в виду Ирочка. Понятно.