- Почему же как в плохой? - хмуро ответил он. - Как в хорошей.
Я постарался сделать серьезное лицо.
- Серый, я, конечно, понимаю…
- Где ты с ней познакомился? - перебил он.
- В кафе "Жанна".
- Рассказывай.
Я все подробно рассказал, начиная с нашей встречи в кафе и заканчивая моим предложением в отеле полежать "просто так".
Серега слушал с непроницаемым лицо.
- А что было потом? - спросил он.
- Ну…
- Понятно.
Мы помолчали. По стеклу бежали капли дождя. Молчание затягивалось. Надо было срочно что-то сказать.
И я сказал:
- Ну и погодка сегодня.
- Угу, - неопределенно откликнулся Дерябин и, подняв с пола шпильку, стал вычищать грязь из-под ногтей.
Теперь настала моя очередь нервничать.
- Дай сюда! - почти крикнул я, вырвав у него шпильку.
- Ты чего? - удивленно посмотрел он.
- Ничего.
Потом я еще сказал:
- Серый, я тебя прошу, разведись с Ксенией. Я хочу на ней жениться.
Серега явно не ожидал от меня подобного заявления. Да я и сам, признаться, не ожидал.
- Ты хочешь жениться на моей жене? - недоверчиво переспросил он.
- Да. Я ее люблю.
- А ты уверен, что она согласится выйти за тебя?
Такой уверенности у меня, конечно, не было.
- Я еще не спрашивал.
- Так ты сначала спроси. Чтобы мне зря не разводиться.
- Но вы же постоянно ссоритесь, - гнул я свое. - Разве не так?!
- Так-то оно так. - Дерябин помолчал, глядя на залитое дождем окно. - Видишь ли, в чем тут дело, Руднев. Она хочет ребенка. А что такое ребенок для человека, привыкшего к созерцательному образу жизни? Это его духовная смерть. Нет ничего более тоскливого, чем детская коляска в прихожей. - Серега скривился, будто глотнул какую-то гадость. - А ее прямо заклинило. "Хочу ребенка!" Отсюда наши скандалы, разбитая машина, измена с тобой…
- Ты хочешь сказать, что она тебе никогда не изменяла?
- Думаю, не изменяла. - Он снова помолчал и, вздохнув, добавил: - Кто бы мог подумать, что у нее окажется такой сильный инстинкт к размножению.
Меня неприятно задели его последние слова.
- Инстинкт размножения, - гневно повторил я. - Да это нормальная женская потребность - иметь ребенка. Нормальная! А ты… ты просто не знаешь Ксении!
- Ну да, зато ты ее за неделю узнал.
Мне захотелось его как-то уязвить. Вывести из себя.
- Ты вообще женщин не знаешь, - с нажимом произнес я. - У тебя, наверное, кроме Ксении, никого и не было.
Дерябин отнесся к моим словам совершенно спокойно.
- Для того, чтобы их узнать, необязательно заводить целый гарем. Кто узнал одну женщину - тот узнал их всех. У меня женщин было более чем достаточно. Целых две! - Для пущей наглядности Серега показал мне два пальца. - И это, не считая Ксении. Первая по профессии была судебно-медицинский эксперт. И у нее была милая привычка: по ночам рассказывать всякие занимательные истории из своей практики. После этих рассказов я чуть импотентом не стал. Вторая тоже была штучка еще та! Помню, как-то…
- Да подожди ты! - раздраженно перебил я. - Что ты ерунду всякую мелишь! Ответь прямо: ты разведешься с Ксенией?!
- Если она этого захочет, - разведусь.
Мне все стало ясно.
- Ты ее любишь, - сказал я обвинительным тоном.
- Люблю, - ответил он просто.
Из приоткрытой форточки до меня долетали брызги дождя.
- И я ее люблю… Как же нам теперь быть?
- А никак, - пожал плечами Серега. - Пошли к Пал Палычу за деньгами. А там видно будет.
И мы пошли к Пал Палычу.
21
Пал Палыч, несмотря на свое постоянное кладбищенское настроение, был заядлый сладкоежка. Поэтому по дороге мы купили шоколадный торт.
- Что поделываете, Пал Палыч? - весело спросил Дерябин.
- Что я могу поделывать, - привычно заворчал старик. - Готовлю себя к уходу из этого мира.
- Вам же всего-навсего девяносто. Еще, как говорится, жить да жить.
Я достал из сумки шоколадный торт.
- Смотрите, что мы вам принесли.
Старик сразу же оживился. Вытащил из серванта чашки, блюдца, постелил на стол чистую скатерть. И важно уселся в кресло, забыв, что еще следует поставить чайник и вскипятить воду.
- Сейчас я вам расскажу одну смешную историю, - сказал он и тут же стал рассказывать: - Когда я был маленький, то больше всего на свете любил гулять по кладбищам…
- Пойду чайник поставлю. - Я быстренько слинял на кухню.
Здесь я поставил на плиту чайник и, сидя у окна, задумался о превратностях судьбы… "Интересно получается, - думал я. - Если бы я на вокзале не отдал свой сценарий Баварину, то, скорее всего, не пошел бы с Журавлевым в отель, а Баварин не подсел бы к нам в ресторане и не стал бы заигрывать с Ксенией. Да-а, вот так счастливый случай…" Понравится ему мой сценарий или не понравится - это еще вопрос. Но то, что Ксения осталась с ним в ресторане, мне уже точно не нравилось.
Чайник закипел. Заварив чай, я вернулся в комнату.
Дерябин, подперев щеку ладонью, с кислым видом слушал "смешную" историю Пал Палыча.
- …Поэтому, Сереженька, кого на кладбище отнесли, того уже назад не принесут.
- Чай готов! - объявил я.
- Отлично! - сразу же ожил Серега и с ходу начал распоряжаться: - Ты, Руднев, режь торт, а вы, Пал Палыч, тащите денежки.
- Сейчас, сейчас… - засуетился старик и, шаркая тапочками, скрылся за дверью соседней комнаты.
Я принялся резать торт, Дерябин разливал чай.
Пал Палыча все не было.
- Пал Палыч, - крикнул Серега, - давайте в темпе вальса!
Ответа не последовало.
- Концы он там, что ли, отдал? - Серега ушел в маленькую комнату. - Руднев! - тотчас раздался его тревожный голос, - иди скорей сюда!
- Зачем? - откликнулся я, не двигаясь с места. (Мне совсем не хотелось туда идти.)
В дверях появился озабоченный Дерябин.
- Вызывай "Скорую"! - приказал он.
…Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать в дверь позвонили. Серега пошел открывать. А еще через минуту в комнату вошла молодая женщина в белом халате и с чемоданчиком в руке.
Это была Ирина.
- Ира?! - Я растерянно встал со стула.
А она как будто даже не удивилась.
- Саша? - спросила она ровным голосом. - Вот так встреча.
В глаза сразу бросился ее усталый вид… небрежно уложенные волосы… ранние морщинки…
(И это Ирина? Моя Ирина?)
- Кто больной?! - по-деловому спросила она. - Ты, что ли?!
- В другой комнате… больной, - ответил Серега. - Пойдемте.
Они ушли. А у меня вдруг возникло странное ощущение, что все это уже когда-то было… И встреча с Ксенией в кафе, и пьяный Баварин в купе поезда, и разбитый "кадиллак", и "президентский" номер в отеле, и совсем чужая Ирина в белом халате, и даже певица в ночном клубе… Я подумал, нет, почувствовал, что прошлое, настоящее и будущее существуют во мне как бы одновременно. И сейчас Дерябин предложит Ирине выпить чаю с тортом, а затем начнет рисовать мрачные картины гибели Земли, а потом…
Дверь отворилась. В комнату снова вошла Ирина. Наши взгляды встретились.
- За ним приедет спецмашина. Я сообщу дежурному. - Она быстро отвела глаза и, присев к столу, стала что-то писать в своем блокноте.
- Не хотите ли чаю? - предложил Серега.
- С удовольствием. - Ирина убрала блокнот в чемоданчик.
И мы сели пить чай. Как и хотели. С той лишь разницей, что вместо Пал Палыча была Ирина.
- Ну как, Саша, поживаешь? - подчеркнуто вежливым тоном спросила она. - Муж говорил, ты стал писателем. Самому Баварину сценарии пишешь.
- Это шутка, - признался я. - На самом деле, я работаю в газете "Московский метрополитен". А в свободное время сочиняю рассказы. Но их никто не печатает.
"Зачем я все это говорю?" - подумал я.
- А жена, дети? - продолжала интересоваться Ирина.
- Нет ни жены, ни детей. - Я перевел разговор на нее. - А ты как живешь?
- Нормально.
- Врачом стала.
- Каким там врачом. Фельдшером.
- Как фельдшером? Ты же хотела поступать в медицинский институт.
- Я и поступила, но не закончила. Меня отчислили со второго курса.
- За что?!
Ирина поморщилась от неприятных воспоминаний.
- Спорила слишком много. Мне говорят: Земля плоская. А я: нет, круглая.
Допив чай, она поставила чашку на стол.
Я сделал движение, чтобы налить еще.
- Нет, нет, спасибо. - Ирина прикрыла чашку ладонью. - Мне пора ехать. Она взъерошила мои волосы. - До свидания… серенький волчонок.
22
Здравствуй, Ксения!
Я решила написать тебе. Мне очень хочется, чтобы ты как можно дольше оставалась наедине с моим посланием. Читала его медленно-медленно. И чтобы на душе у тебя в этот момент было светло и радостно. По-японски такое душевное состояние называется "коун-рюсуи" (за точность не ручаюсь). А переводится примерно так: плывущие облака, текущая вода.
Между прочим, любовь моя, я пишу это письмо кровью. Да-да! А ты думала - красной пастой? Я следую примеру Генриха IV, который тоже писал кровью письма своей возлюбленной, герцогине Конде. У него для этих целей даже была специальная подушечка, утыканная иголками. Он бил в подушечку пальцем и смачивал перо капельками крови.