– Благодарю тебя, прекрасная повелительница, за это поручение, – голос Шахразады помимо ее воли задрожал. – Задача моя огромна, она велика так же, как велика и сама блистательная Кордова. Быть может, тебе угодно будет указать мне темы, о которых я не должна говорить со своей ученицей?
– Нет, – Джамиля улыбнулась. – Мы не хотим стеснять тебя никакими рамками. Любая недоговоренность всегда порождает сомнения во всем сказанном. А потому отвечай на все вопросы принцессы так, как считаешь нужным. Ибо она жена не только младшего сына халифа, но и будущего первого советника халифа. Кому, как не нам знать, что лишь женщине под силу давать мудрые советы, пусть даже устами своего мужа.
Шахразада от удивления широко раскрыла глаза. Она и представить себе не могла, что когда-либо услышит такое из уст царицы, хотя слухи давно уже твердили, что халиф не делает ни одного решительного шага, не посоветовавшись со своей прекрасной женой прежде, чем с диваном или советом мудрецов.
– Не удивляйся, дочь моя, этим моим словам. Женщине, и ей одной, дано быть душой любой семьи, хранительницей и защитницей ее традиций и уклада. Так почему бы ей, чьи плечи отягощены такой гигантской задачей, не давать советов мужу и не решать, как дальше жить этой самой семье?
"И этой стране", – мысленно продолжила слова повелительницы Шахразада.
Словно угадав мысли девушки, Джамиля сказала:
– Скажу тебе по секрету, дочь моя: я не вижу ничего дурного в том, что женщина может дать совет правителю. Более того, думаю, если бы первыми советниками их были женщины, а не мужчины, мир был бы устроен куда мудрее: войны сотрясали бы его гораздо реже, а страны становились бы лишь богаче и гостеприимнее. Жаль только, что мужчинам, чья роль – действие, не дано понять этой простой истины.
Шахразада подумала, что в этих словах Джамили много правды, но ни слова не произнесла – она видела, что повелительница сейчас скорее ведет беседу сама с собой, высказывая свои мысли, которые уже не в силах таить.
– Однако мы отвлеклись, – Джамиля словно очнулась.
– Я повинуюсь тебе, моя царица. – Шахразада низко поклонилась. – Я передам этой девушке все, что знаю, дабы мои знания пошли на пользу не только ей или Шахземану, но и всей нашей стране.
Джамиля вновь улыбнулась. В этот миг она подумала, что беседа с Шахразадой согревает ей душу так же, как согрело появление Герсими; сегодня она, повелительница прекрасной Кордовы, что бы там ни говорили льстецы или лжецы, улыбается куда чаще, чем раньше, и улыбки эти искренни и идут от самого сердца.
"Надеюсь, девушки подружатся. Они чем-то схожи… Быть может, умным своим взором, быть может, внутренним самоуважением, которое столь хорошо видно всякому, кто волен рассмотреть в лице женщины душу, а не бездумно рассматривать лишь черты лица".
О да, и сама Джамиля была вовсе не так проста, как думали многие. Душа ее была глубока и сильна. А за многие годы счастливого замужества она для себя уяснила немало истин, которые могли бы ужаснуть любого закостенелого ревнителя умерших традиций. Иногда, пусть и очень редко, она могла позволить себе высказать вслух мысли, которые смело можно было назвать крамольными, хотя то были лишь взгляды женщины, которая действительно властна над собственной судьбой.
Да и девушка, сидящая перед царицей на шелковых подушках и почтительно внимающая каждому ее слову, была не столь проста. Царица, знавшая ее с малолетства, видела, что Шахразада выросла человеком с сильной волей, что знания ее широки, однако столь же широки ее душа и чувства, которые она испытывает.
"Должно быть, нескоро найдется мужчина, который сможет по достоинству оценить этот удивительный цветок, – думала Джамиля. – Да и сам этот человек должен быть человеком совсем непростым, ибо не перед каждым раскроются глубины ее души".
Шахразада же, только проговорив последние слова, по-настоящему ощутила, сколь велика задача, стоящая перед ней. Она даже с некоторым страхом подумала, что мало знает сама, что ей придется прибегнуть не к одной сотне свитков, дабы не поверхностно, а по-настоящему глубоко осветить предмет разговора. Девушка столь глубоко ушла в свои мысли, что в комнате повисла глубокая тишина.
Царица первой ощутила эту тишину. Она словно бы впервые увидела свои покои: затянутые светло-кремовым полосатым атласом стены, вышитые шелком яркие подушки, лаковый столик и большую вазу с фруктами на нем. Драгоценное зеркало – подарок ганзейских купцов – отражает пеструю гамму летних клумб под окном, залитых солнцем.
Почему-то именно нежащиеся под весенним солнцем цветы вернули мысли царицы в привычное русло.
– Однако ты так и не притронулась к фруктам, дочь моя.
Теперь в Джамиле говорила радушная хозяйка.
– Благодарю тебя, великая царица, – ответила Шахразада. – Моя непочтительность вызвана твоим поручением. Я столь углубилась в размышления о том, как выполнить его наилучшим образом, что забыла обо всем, что окружает меня.
– Моя девочка, никакого непочтительного поступка ты не совершила. Я просто хотела, чтобы ты чувствовала себя спокойно в этих стенах. Хотя, должно быть, вряд ли это возможно – царский дворец не самое уютное место в мире.
Шахразада кивнула, слабо улыбнувшись этим словам: воистину это было чистой правдой.
– Быть может, тебя утешит, что твоя ученица не живет во дворце – Шахземану и его жене отведены покои в Белой башне.
И вновь Шахразада удивилась. Белая башня славилась тем, что хранила обширнейшую библиотеку халифа и всегда предназначалась не столько для семейной жизни, сколько для ученых занятий.
– Да, великая царица, для занятий нет лучшего места.
– Поверь мне, девочка, это чудесное место не только для занятий. Говорят, что это самое уютное гнездышко во всей Кордове… Во всяком случае, таким оно было в те дни, когда я только переступила порог царского дворца.
И вновь царица углубилась в воспоминания. Теперь она унеслась мысленно на десятки лет назад, в дни своей юности.
Почувствовав, что аудиенция окончена, Шахразада легкой тенью покинула покои повелительницы, не боясь вызвать гнев прекрасной Джамили.
Да, сейчас ей было о чем подумать. И страху не было места в душе девушки – она опасалась лишь, хватит ли у нее сил. И пыталась представить себе, какой окажется иноземная принцесса – ее ученица.
Свиток четвертый
Сложенная из мрамора, Белая башня стояла среди обширнейшего сада. Ее полированные стены отражали все великолепие цветов, словно каменная красавица вместе с садом переживала смену времен года. Высокие стрельчатые окна, распахнутые в сад, вовсе не походили на обычные узкие прорези в толстой каменной кладке. Да и сама Башня лишь слегка оправдывала свое название – действительно возвышалась над всем окружающим.
– Должно быть, из верхних окон видно все на многие лиги кругом, – пробормотала Шахразада, с некой опаской переступая порог. Так опасаются каждого нового шага в жизни и встреч с неведомым, на какие иногда бывает богата человеческая жизнь.
Комната, которая предстала перед Шахразадой, была более чем удивительной. Словно некий маг-шутник привнес в строгую библиотеку веселую девичью комнату, а затем, не удовлетворившись результатом, добавил немного музыкального салона.
Не успела Шахразада сделать и нескольких шагов по каменному полу, лишенному привычной мягкости ворсистого ковра, как увидела свою ученицу. Эта стройная девушка могла быть только иноземкой: пусть платье выглядело на ней более чем привычно, однако ярко-синие глаза, светлые длинные волосы и белая, словно мраморная, кожа яснее ясного указывали, что родилась она весьма и весьма далеко отсюда.
– Да благословит тебя Аллах, о хозяйка этого дома! – кланяясь, проговорила Шахразада.
– Здравствуй, добрая гостья! – звонко ответила Герсими, ибо это действительно была она. – Я рада твоему появлению.
Шахразада во все глаза рассматривала свою ученицу. Ей вдруг почудилось, что она смотрится в зеркало, хотя что могло быть общего между ней, смуглолицей и темноглазой, и этой светлой, как лунный лучик, девушкой…
Должно быть, нечто похожее испытала и Герсими: она на миг прикрыла рукой глаза, затем вновь пристально посмотрела на Шахразаду.
– Как зовут тебя, сестричка?
– Я Шахразада, о принцесса…
– Ну какая же я принцесса? – Герсими звонко рассмеялась. – Быть может, тебе удастся сделать меня такой, а пока что я лишь невежественная иноземная девчонка, которой повезло стать любимой женой принца.
Шахразада улыбнулась своей ученице; по правде сказать, слово "сестричка" порадовало ее несказанно. Девушка почувствовала, что поручение великой царицы, которое ее так угнетало еще сегодня утром, перестало быть тяжкой обязанностью, превратившись в удовольствие от общения.
– Джамиля, великая повелительница, велела мне стать твоей наставницей…
– Ох, сестричка, какими длинными словами ты говоришь! Тут никого нет. Мой супруг оставил нас вдвоем, чтобы мы смогли спокойно и без помех поболтать.
Шахразада с трудом верила собственным ушам: девушка, которой выпала такая завидная доля, не раздувается от гордости, не пытается вести себя как владычица и госпожа…